Николай Оганесов - Непохожий двойник
Нет, человек, ставший мужем его дочери, никогда не был ему близок. Не был и не мог стать. Впервые он подумал об этом еще тогда, восемь лет назад, ранним февральским утром, стоя в полутемном коридоре, куда его впустили, предварительно изучив в дверной глазок...
Он стоял и смотрел в большое овальное зеркало, висевшее на стене. Наверное, надо было отвернуться, но он как завороженный продолжал смотреть на полноватого, круглолицего парня, который неуклюже подпрыгивал на одной ноге в соседней комнате. Волнистые волосы падали ему на глаза; от волнения Игорь – Тихойванов догадался, что это был он, – никак не мог попасть в брючную штанину и, только опершись о спинку стула, наконец надел брюки. И хотя, наблюдая эту сцену, глядя на нелепо приплясывающую фигуру, Федор Константинович каким-то образом, косвенно, что ли, надеялся унизить обидчика дочери, получилось наоборот: униженным почувствовал себя. Может быть, в ту минуту родилась неприязнь к будущему зятю? Или чуть позже, когда Игорь пригласил войти в комнату, освещенную малиновым абажуром, предложил сесть на диван, а сам остался стоять, прислонившись к оклеенной темно-красными обоями стене, как посторонний, как зритель, ожидающий начала представления. Светлана Сергеевна, мать Игоря, тоже была в комнате. Тоже стояла. Сбоку, почти за спиной гостя. Скрестив руки на груди. Тихойванову недвусмысленно давали понять, что чем короче будет визит, тем лучше. Даже настенные часы с длинным раскачивающимся маятником, казалось, говорили о том же: «Чужой в доме, чужой в доме». Игорь успел что-то шепнуть матери, и теперь его принимали за просителя. «Даже позицию выбрали, – подумал Федор Константинович. – Сынок в лоб, мамаша с фланга». Ему захотелось, не медля ни секунды, встать и уйти, но дома ждала Тамара. Кто-кто, а он знал, как она будет смотреть на него, когда он вернется.
– Я пришел, – излишне громко начал он, но спазма, сдавившая горло, мешала говорить, и он глухо закончил: – Вы... вы и так знаете...
Последовала короткая пауза, заполненная размеренным ходом тяжелого маятника.
– Простите, я не совсем понимаю, – хорошо поставленным голосом сказала Светлана Сергеевна. – Собственно, чего вы от нас хотите?
От того, как неудачно он скомкал первую фразу, как холодно и спокойно задала свой вопрос Светлана Сергеевна, как подвернула «от нас», объединяя себя с сыном, Тихойванову с прежней силой захотелось уйти, ничего не объясняя, не произнося больше ни слова.
– Моя дочь ждет ребенка, – все так же глухо сказал он.
– И какое отношение к вашей дочери имеем мы?
– Она ждет ребенка от него. – Он показал глазами на стоявшего в стороне Игоря.
– Вы уверены? – надменно подняв ниточки бровей, спросила Светлана Сергеевна. – У вас, что же, есть доказательства?
Последняя фраза обожгла Тихойванова.
– Вы мне не верите? – Голос его дрогнул.
– А почему мы должны вам верить? – парировала Светлана Сергеевна.
– Спросите у своего сына, – сказал Тихойванов, и они оба посмотрели на Игоря. Он стоял с отсутствующим выражением, но, очевидно, матери его вид о чем-то все же говорил.
– Если даже так, – неуловимо изменив тон, сказала она. – Допустим, что так... Предположим, что вы говорите правду и ребенок на самом деле от него. Что меняется? Не пойму, вы, что же, насильно хотите женить моего сына на вашей дочери? Это же, простите, бред! Вы уверены, что она поблагодарит вас за такое сватовство? – Она тонко рассчитала силу своих аргументов. Федор Константинович растерялся. Он видел, как неслышно подошла к нему Светлана Сергеевна, как опустилась рядом и, подавшись к нему, заглянула в глаза.
– Я понимаю ваше состояние, сочувствую вам... Я ни в коем случае не оправдываю сына... Раз уж так получилось, давайте лучше вместе подумаем, что можно сделать практически. – Издали, словно она говорила в подушку, Федор Константинович услышал: – Я медицинский работник... У меня есть знакомые среди врачей, и, наверное, они не откажутся помочь вашей дочери... ничего страшного, обезболивающий укол...
– Замолчите, – пересилив себя, громко сказал он и заметил, как отшатнулась от него Светлана Сергеевна. – Я пришел не клянчить... Я не собираюсь заставлять вашего сына жениться... Если бы Тамара не любила... Она плачет... – Он встал с дивана и тут же испытал облегчение, словно сбросил с себя тяжелый груз. – А вы что молчите, молодой человек? Вам нечего сказать? Или вы тоже надеетесь на обезболивающий укол?.. Ты, кажется, в университете учишься?
Игорь кинул быстрый взгляд в сторону матери.
– Давайте обсудим спокойно... – Федор Константинович остановился у двери. – Я действительно учусь в университете, на втором курсе и только потому... понимаете... – Он снова коротко посмотрел на мать.
– Размазня! – зло бросила она. – Я снимаю с себя всю ответственность. – Круто повернувшись, Светлана Сергеевна вышла.
– Что ты собираешься делать? – спросил Федор Константинович. – Ты ее любишь?
– Конечно, конечно... – Игорь, оглядываясь на дверь, за которой скрылась мать, взял гостя под локоть. – Как бы вам поточнее сказать... все не так просто... – И когда Тихойванов решительно отвел руку, он неожиданно твердо пообещал: – Даю вам слово, все будет хорошо. Я поговорю с Тамарой, мы все решим, и сегодня же, нет... завтра я приду к вам...
На улице, подставляя холодному ветру свое разгоряченное лицо, Федор Константинович думал о том, что теперь сможет успокоить дочь. «Парень не так уж плох, – решил он. – Сказал, что любит. Это главное. А если что и показалось, что ж – люди, они разные». Не чувствуя подстерегавшей его опасности, он восстанавливал в памяти слова Игоря и вдруг ощутил внутренний холодок от мысли, что перелом в разговоре произошел как раз после вопроса об университете. Не раньше. Вспомнил и уже по-другому оценил и обещание Игоря, и молчание Светланы Сергеевны, и их быстрые, как ему теперь показалось, многозначительные взгляды. Вся сцена у Красильниковых предстала в ином свете, свете беспощадном, не оставлявшем места иллюзиям. «Неужто струсил? Побоялся, что пойду в университет жаловаться?» Не хотел верить в эту дикую мысль, запретил себе даже думать об этом, но неприятное ощущение, как будто прикоснулся к чему-то мокрому и скользкому, уже не покидало его... Неделю спустя на свадьбе, глядя на счастливое Тамарино лицо, на возбужденное, улыбающееся лицо Игоря, Тихойванов ненадолго забыл о своих сомнениях, вместе со всеми кричал «горько» и даже целовался со свахой. В середине вечера слово взял сокурсник Игоря, серьезный очкастый паренек в строгом сером костюме. Заметно волнуясь, он говорил о дружбе, о том, что такого товарища, как Игорь, поискать, что все ребята на курсе уважают его, а преподаватели ставят в пример. Он говорил длинно, гости слушали вполуха, зато Федор Константинович не пропустил ни слова, угадывая за банальностью слов искреннюю, неподдельную доброжелательность – то самое, в чем так нуждался сам...
А через полгода Игорь заявил, что бросает университет. Отговаривать было бесполезно. Он сказал, что скоро станет отцом и должен содержать семью. Внутренним чутьем Федор Константинович угадал, что дело не в ребенке, которого ждет Тамара, однако истинную причину понять не мог. Это была вторая загадка, правда, ответ на нее вскоре нашелся. Как-то, вернувшись из очередного рейса, он зашел к Светлане Сергеевне и застал у нее Игоря.
– Знаете, что надумал ваш сынок? – поздоровавшись, спросил он. – Хочет уйти из университета.
Игорь утопал в диване, закинув ноги на стул. Светлана Сергеевна кроила себе платье.
– Игорь – взрослый человек, – сказала она, возясь с выкройкой.
– Позвольте, но зачем в таком случае было поступать? Ведь второй курс заканчивает, и успеваемость хорошая...
Светлана Сергеевна втянула носом воздух.
– Вы не обижайтесь, Федор Константинович, – сказала она, – но почему от вас вечно пахнет керосином?
К его щекам прилила кровь.
– Я, между прочим, на железной дороге работаю...
– Ах, да! – Она взяла в руки большие портняжные ножницы.
– И это не керосин...
– Ну, все равно... – Светлана Сергеевна начала резать по отмеченной линии. – Так чем вы недовольны? Игорь не собирается тунеядствовать. Я через знакомых подберу ему работу.
– Так это ваша затея?
– Во-первых, не моя, – возразила Светлана Сергеевна. – Игорь сам принимает решения, и вам об этом хорошо известно. – Это был скрытый намек на брак с Тамарой. – Во-вторых, не вижу причин для беспокойства. – Переменив тон, она резко обратилась к сыну: – А ты чего молчишь? Язык отнялся? Почему я должна из-за тебя нервы трепать? – Она не уточнила, но было ясно, с кем ей не хочется их трепать. Игорь опустил ноги со стула.
– Да поймите вы, университет мне ничего не дает.
– Как не дает? – растерялся Тихойванов.
– А так. Кем я оттуда выйду? Рядовым биологом! И буду куковать в какой-нибудь задрипанной лаборатории на сто двадцать рублей. Эти деньги я и сейчас заработаю, хоть завтра. И вообще, как говорили классики: лучшим каждому кажется то, к чему он имеет охоту.
