Андрей Кивинов - Подземка
Михай возмутился:
— Чего?! 3 глузду зъихал?! Да такой в магазине три тыщи стоит!
— Слушай, зачем ты тогда ко мне пришел, а?.. Иди в свой магазин!
Сашок незаметно дернул приятеля за рукав, мол, охолони маленько, и сказал:
— Ладно, бери за восемьсот.
— Ты что, грабить меня пришел?! ~ Цыган характерным жестом призвал небо в свидетели.— Тогда доставай «пушку». Шесть сотен дам — ни рубля больше.
— Гриш, возьми хоть за семьсот.— Михай попытался давить на жалость.— Мы место потеряли, жрать нечего...
Парень отлично знал: проще выжать слезу у бронзового памятника, чем у этого скупого барыги, а потому рассчитывал на чистое везение. Жалоба действительно не возымела никакого эффекта, но Гриша находился в хорошем настроении. Кроме того, он решил простимулировать пацанов — мало ли, может, еще чего ценного принесут. Он полез в кошелек, отсчитал шесть сотен, добавил еще полтинник и вручил деньги Михаю: — На, сегодня я добрый.
Если бы Гриша умел читать мысли, то не видать пацанам ни денег, ни «дипломата». Но, к счастью, барыга телепатом не был, в противном случае он узнал бы о себе и о своих родственниках много нового, прежде всего — в области сексуальных отношений.
Толкнув «дипломат», приятели отправились к метро уплетать свои любимые хот-доги. На бетонном приступке примостилась стайка беспризорных детей. Среди них выделялась девочка лет пятнадцати по имени Юля. Худые ножки в потертых джинсах выплясывали замысловатый танец под аккомпанемент Татьяны Булановой — популярная песня раздавалась из музыкального киоска напротив. Бледно-оранжевая куртка явно не спасала от холода. Девушка зябко ежилась, светлые волосы трепал холодный ветер. Юное лицо немного портили синяки под глазами — результат клеево-«Момент»аль-ных путешествий в Зазеркалье. Юля не захотела жить с матерью и пьющим отчимом. Летом она сбежала из дома, получив свободу, но при этом потеряла все, к чему привыкла за пятнадцать лет жизни. Сейчас, когда на улице стояла зима, ей приходилось несладко, но все равно лучше, чем дома.
Михай заметил ее голодный взгляд и кивнул в сторону девчонки:
— Че, может, покувыркаемся?
Сашок смерил объект оценивающим взглядом. Ему нравились блондинки. Вдобавок эта, судя по виду, была не детдомовская — из домашних.
— Пошли.
Михай и Сашок мигом познакомились с блондинкой. Здесь, на улице, все друг друга так или иначе знают — если не лично, то через общих знакомых. Пока один из подростков развлекал девицу, другой купил большую порцию шавермы, четыре бутылки пива и пачку презервативов.
Юля, которая не ела со вчерашнего дня, с жадностью поглощала острый кавказский сандвич. Подбородок измазался в соусе. Тыльной стороной ладони Михай вытер остатки кетчупа, и это поглаживание сказало девушке гораздо больше, чем приглашение выпить пива.
Дожевав шаверму, Юля отправилась вместе с парнями в их «хоромы» — нет, совсем не за пивом (она его не любила): на двоих они обещали дать ей триста рублей.
В подвале она согрелась. Пока Сашок и Михай давились своим пивом, Юля листала журналы мод, а сердце то и дело сжималось от воспоминаний детства. Потом она отрабатывала свои деньги. Все происходило буднично и совершенно не напоминало занятия любовью. Затушив сигарету, Юля сняла с себя одежду, оставив только носки и свитер, чтобы не замерзнуть. Пацаны по-честному, на спичках, разыграли, кто будет любить ее первым.
Пока его приятель сопел на девушке, удовлетворившийся Михай сидел на ящике и курил, наблюдая за возней на старом топчане. Он потянулся за стаканом и в этот момент заметил белый бумажный треугольник, торчавший из-под трубы отопления. Подросток подошел ближе, нагнулся и выудил листок, который оказался документом из «дипломата» — каким-то чудом он залетел под трубу и поэтому остался незамеченным.
Он подождал, пока друган закончит свои дела, и протянул листок девушке:
— Читать умеешь?..
Юля обиженно взглянула на Михая:
— Конечно!..
— Что здесь написано?
Юля пробежала листок глазами. Какие-то цифры, таблицы, имена, адреса, возможные контакты... Она прочла: «Дела оперативного учета, заведенные в декабре...» — и возвратила листок Михаю:
— Фигня какая-то... Парни переглянулись.
...Утром, когда ее случайные партнеры еще спали, Юля тихонько ушла. Пацаны не обманули: честно отдали триста рублей. Теперь она считала себя богачкой. Первым делом домашняя беглянка собиралась купить два двойных хот-дога и три больших тюбика клея — чтобы надолго хватило.
«Инвалидный офис» располагался в обычной трехкомнатной квартире. Две комнаты служили складом инвентаря. Здесь сгрудились многочисленные инвалидные коляски, теснились костыли, высились стопки камуфляжной формы — вся эта амуниция выдавалась под роспись, как бойцам на вещевом складе. В третьей комнате за большим полированным столом восседал сам босс — дважды судимый Сергей Романович Селиверстов по кличке Сильвер. Тридцатипятилетнему бывшему борцу нравилось считать себя криминальным хозяином подземки. На самом деле он являлся таковым лишь в той мере, насколько ему это позволяли,— истинные хозяева этого бизнеса сидели в других кабинетах.
В тот вечер Сильвер выслушивал доклад своих подручных Костыля и Шайбы. На столе стояла запотевшая бутылка экспортной водки в окружении многочисленных закусок — от маринованных грибков до семги холодного копчения. На полу примостился ящик немецкого пива.
Костыль возбужденно объяснял боссу последний расклад:
— Менты целый день шерстят! Совсем озверели: всех подряд метут. Из-за них вся работа встала.
Сильвер поморщился: ментовская активность всегда вызывала у него аллергию.
— Чего им, сукам, неймется? — чертыхнулся он.— Какая-то операция, что ли?..
— Кейс с документами ищут! — Чтобы чем-то занять руки, Костыль разлил водку по стопарям.
Выпили, закусили, слово взял Шайба:
— У какого-то их начальника пацаны «дипломат» дернули.
— Наши?..— Сильвер отправил в рот кусок семги. Его подручный пожал плечами:
— Хрен его знает!
Обоим браткам, как исполнителям, не хотелось попадать под ментовскую раздачу. Призывая командира к осторожности, они, прежде всего, беспокоились о собственных задницах.
— Пока не найдут, не угомонятся.— Костыль глотнул пивка,— Чё делать-то?
— Может, переждем пока? — поддержал коллегу Шайба.— От греха...
Сильвер вдруг вспылил. Он вообще отличался резкими переходами от спокойствия музейного мамонта к вспышкам свирепости цепного пса — за эту непредсказуемость его и боялись. Слишком для многих она плохо кончилась...
— Переждем?! — рявкнул Сильвер.— А кто нам убытки возместит?.. Эм-вэ-дэ?!
Шайба, который давно привык к таким вспышкам, примирительно заметил:
— Если нас им сдадут, запрессуют. Начальник-то, говорят, главковский...
— Может, пока на улицу всех выгоним,— выдвинул предложение Костыль.— Пусть там вкалывают. Чего бабки терять?
Сильвер, который вновь перешел в состояние музейного мамонта, отрицательно мотнул головой:
— Это цыган территория. Нам еще с ними войны не хватало,— немного подумав, добавил: — Легче ментам кейс вернуть. Только быстро.
— Точняк!..— подхватил Шайба,— Пусть подавятся!
— Пацанов ищите.— Авторитет красноречиво взглянул на золотые часы, давая понять, что дело не терпит отлагательства.
— С молдаванами как решим?., —уточнил Костыль.
— Пусть пока на больняке посидят. Без оплаты. А ты пока «инвалидов» обнови. Эти уже примелькались. Есть у тебя на примете?..
Костыль почувствовал себя в своей тарелке: недостатка в работниках бандитский «кадровик» никогда не испытывал.
— Есть! — откликнулся он.— Пара безногих и один воин-интернационалист. Левый.
— Ротация кадров!..— Шайба взорвался хохотом. Костыль недоуменно уставился на напарника:
— Слов-то умных понахватался, как сучка блох. Тот, смущаясь своей учености, объяснил:
— Да это от бати... Он у меня на политике двинулся.
Кстати...
Он поднялся со стула, вышел в соседнюю комнату и вернулся с парой костылей. Примеряя по росту, спросил у Сильвера:
— Я возьму на месяц?..
Авторитет взглянул на широкоплечего здоровяка:
— Что, подхалтурить решил? Шайба отложил в сторону костыли:
— Да не-е... Батя ногу сломал.
— Во время дебатов в Госдуме! — усмехнулся Сильвер.
— Да нет, на льду поскользнулся. Костыль по-дружески хлопнул его по плечу:
— Так давай его к нам... Как говорится: тело — в дело!..
* * *
Беготня за украденным кейсом вконец измотала начальника штаба. За это время он успел возненавидеть метро, нищих и сбросить три килограмма из ста десяти. Увы, последний факт оказался единственным позитивным итогом. Везде он встречал одно и то же: равнодушную вежливость коллег, отнюдь не горевших желанием искать пропавшие документы, и придурковатые лица нищих, которых приводили постовые. Все задержанные твердили заученные фразы: «Не знаю, не видел, я вообще здесь в первый раз...» Егоров чувствовал: они прекрасно все знают, но молчат. Иногда после беседы с очередными «обездоленными» он испытывал острое желание собрать весь этот сброд — всех этих липовых «молдаван», «ветеранов военных кампаний», «многодетных матерей», распихать их по камерам и хорошенько попрессовать. Но кто же такое позволит? Получался какой-то замкнутый круг.
