Фридрих Незнанский - Похищение казачка
Водитель не ответил. Алина медленно курила и ждала. Наверно, не ответит вообще… И она снова не угадала.
— Пули-то остались в теле, — напомнил водитель. — И гильзы рядом валяются. Вы же их не трогали?
— Я все сделала по контракту.
— Очень хорошо. Значит, пистолет мне еще пригодится.
Алина сдвинула брови. Что-то не складывалось. Обычно оружие уничтожают. Или оставляют на месте преступления. В данном случае пистолет ей выдал заказчик. Пистолет Макарова. И этот «Макаров» был табельным оружием, она видела номер — спилен он не был, как случается в подобных случаях… Теперь бородач забрал его назад. Почему?… Вдруг она поняла.
— Что вы станете с ним делать?
— С кем?
— С пистолетом.
— Да ничего. Пусть себе валяется. До поры до времени.
По тону, которым он это сказал, Алина поняла, что больше уже ничего не услышит. Но и того, что было произнесено, оказалось достаточно. Табельный «Макаров» ведь кому-то принадлежит. И убийство человека из поезда (кем бы он на самом деле ни был) при необходимости можно будет повесить на владельца «Макарова». Что ж, это больше ее не касается. Ее «пальчиков» на «пушке» нет. В поезде ее тоже никто не видел — когда проводница проверяла билеты, она успела выйти в туалет, оставив свой билет попутчику. Больше к ним в купе никто не входил. В вагоне-ресторане она села таким образом, что официантка видела ее только со спины. Правда, потом вместе с попутчиком Алина прогуливалась несколько минут по перрону, но была уже в черных очках, которые, как известно, украшают лицо женщины, но обезличивают его совершенно. Никто не сможет изобразить ее портрет. Никто не сможет связать ее с убитым фээсбэшником. Никто не сможет ее найти. Еще никому не удавалось. И довольно об этом думать. Нужно вообще перевести разговор на иную тему, чтобы и заказчик больше не напрягался — относительно ее вопросов об оружии. И она спросила:
— Куда вы теперь едете?
— Угадайте, — хмыкнул водитель джипа.
— Возвращаетесь в Волжск? Кивок головой.
— Тогда отвезите меня в аэропорт. Я ненавижу поезда.
Он засмеялся, хотя шутка была так себе, она сказала это, просто чтобы что-то сказать. «Вот этот тип явно Бунина любить не может, — подумала Алина. — Если вообще читал когда-нибудь».
— Вообще-то сейчас мы почти в Московской области, — заметил водитель. — Не проще ли вам добраться до Москвы?
— Разве я сказала, что собираюсь лететь в Москву? — отрезала Алина, и на этом все разговоры были закончены.
Поздно вечером они подъезжали к Волжску. Она опустила стекло и высунула голову наружу. Впереди была темнота и огни. Из темноты бил в лицо сильный мягкий ветер, ей казалось, она чувствует запах Волги. Настроение стало лирическим. На секунду перед ней всплыло лицо человека, с которым она ехала в поезде. Алина помотала головой и отогнала это видение. Пожалуй, сейчас она бы съела какой-нибудь фрукт. Например, грушу.
На окраине Волжска, в полусотне метров от аэропорта, водитель джипа высадил ее.
— Сотрудничество будет продолжено? — спросил он.
— У нас с вами не сотрудничество, а аккордная работа. Как меня найти, вы знаете. Но на то, что я отзовусь в следующий раз, гарантии быть не может.
Лицо под бородой немного шевельнулось. Что это было, улыбка или гримаса?
— Не работаете дважды с одним и тем же заказчиком?
— Оставляю это на свое усмотрение.
Часть первая ЛЫСЫЙ МИЛЛИОНЕР
Почему мы покупаем книги, которые потом не читаем?
Этим вопросом задался Александр Борисович Турецкий, прохаживаясь вдоль книжных полок магазина «Москва» на Тверской. Немного подумал и сформулировал для себя несколько ответов.
Во-первых, возможно, потому, что покупаем их не для себя, а, скажем, в подарок. Лучший подарок — это книга.
Во-вторых, потому, что они заваливаются за диван.
В третьих, нам некогда.
А на кой черт тогда покупаем?!
А потому что — в отпуск. В от-пуск!
Тут раздался голос, усиленный динамиками по всему магазину:
— Уважаемые покупатели! Сегодня в нашем магазине гость — знаменитый волжский писатель, автор детективов и бестселлеров «Не люби меня, мама», «Мой любимый враг», «Киллер-двоечник» — Антон Пятибратов. Вы можете получить его автографы прямо сейчас, в отделе художественной литературы…
Турецкий решил взглянуть на знаменитость. Кто это вообще такой?
Пятибратов сидел в специально отведенном за-гончике и откровенно скучал. Это был загорелый мужчина лет сорока с круглой физиономией, вид у него был бесшабашный и одновременно лукавый. Не то музыкант из ночного клуба, не то террорист, вместо четок перебирающий игрушечные бомбы. Впрочем, творческие личности часто выглядят довольно неожиданно. Перед ним высилась стопка книг, которые предположительно должны были разлетаться как горячие пирожки — в присутствии автора и с его дарственными надписями… Впрочем, нет, кажется, публика начинала подтягиваться.
Турецкий вытащил телефон и позвонил домой:
— Ирка, только представь! Мы лежим на горячем песке. Солнце высоко, час отлива, пляж совершенно пуст, море удаляется от берега, и только одинокие волны возвращаются с шумом, обливают нас снова и снова, а нам все нипочем, лежим на сухом берегу.
— Как же на сухом, если — волны? — сказала жена после паузы. И таким голосом, что у Турецкого во рту пересохло. Как восемнадцатилетняя девочка сказала.
— Так ведь солнце высоко, — напомнил он. — Ладно, ты мне вот что скажи. Знаешь такого великого писателя земли русской Антона Пятибратова?
— А что?
— Я про книжки. Прихватить нам в дорогу?
— С ума сошел?! — Восемнадцатилетняя девочка испарилась.
— Почему? Вот он тут передо мной, во плоти, куплю книжку, а он тебе ее подпишет… Будешь потом на работе хвастать. Ага?
— Турецкий, не смей!
— Да почему?
— Потому что это дрянь редкостная, так что лучше не нарывайся, не трогай ящик Пандоры. То есть — мой, — уточнила Ирина Генриховна.
— Напугала… Кстати, вот интересно. Все знают про ящик Пандоры, но никто не помнит, кто его открыл. То есть… почему считается, что его нельзя открывать? Его вообще кто-нибудь открывал?
— Открывал.
— И кто же?
— Эпиметей.
— Это еще кто?
— Муж вышеупомянутой Пандоры.
— Хм, чаще бывает наоборот, жена лезет куда ни попадя… Подожди, Ирка, у меня тут сообщение с работы пришло…
— Ты в отпуске, — напомнила супруга. — Покупаешь нам чтиво в дорогу. Но только не Пятибратова!
— Да я помню, не волнуйся. Но Костя просит в офис заскочить, подписать какие-то бумаги. Я скоро буду. А книжек все равно еще не купил, так что подумай пока сама…
Недолго поколебавшись, Турецкий все-таки купил книжку Пятибратова и даже сунул писателю для автографа. А пусть будет.
И почти сразу же к Пятибратову устремилась приличная толпа. Турецкий удовлетворенно кивнул сам себе. Может, и в самом деле стоящий писатель, а Ирка ничего не понимает со своим выверенным академическим вкусом!
От книжного до Большой Дмитровки было рукой подать, но Турецкий всю дорогу напоминал себе, что согласно его нынешнему статусу человека, свободно проводящего время, двигаться нужно расслабленно, и дверь кабинета своего шефа он открыл только полчаса спустя.
— Давно пора, — кивнул ему Меркулов. — Я вас ждал, Александр Борисович.
— Серьезно? — Прежде чем сказать это, Турецкий невольно посмотрел по углам кабинета, они были вдвоем, и причем говорили на «ты» с незапамятных времен. Так в чем же дело?
— Ну не чтобы уж совсем, — признался Меркулов. — Но я установил, что такое начало беседы достаточно эффективно и создает атмосферу доверия.
— Зачем же ты губишь эту атмосферу, открывая ее секрет?
— Все мы далеки от совершенства, — пожал плечами Меркулов.
Жара в кабинете стояла удушающая, несмотря на вращающийся влево-вправо вентилятор.
— Кондиционер накрылся, — пожаловался Меркулов, и это была не бессмысленная реплика — у Меркулова уже давно пошаливало сердце. Как бы в подтверждение этих слов он сказал: — У нас проблема, Александр.
— У нас проблема?
— Да. И как сказал один спортивный комментатор, проблему мало видеть, мало замечать, что что-то не так, и даже недостаточно об этом громогласно заявить. Проблему нужно правильно поставить, и только это приблизит тех, кто ее решает, — к решению, а тех, кого она интересует, — к пониманию.
— Костя, — осторожно поинтересовался Турецкий. — О чем ты сейчас говоришь? Ты сам это знаешь? И ты перед собой уже поставил эту самую проблему?
— Еще бы, — спокойно кивнул Меркулов. — Я говорю о коррупции.
— Эка невидаль. Все говорят о коррупции. Моя жена говорит о коррупции. Моя дочь говорит о коррупции. У них в гимназии черт-те что творится. Моя кошка говорит о коррупции!
