Николай Леонов - Беспредел
— Мне мучительно больно за бесцельно прожитые годы, — произнес сквозь кашу во рту Рощин. — Премного благодарны.
Ирония не понравилась, но поезд тронулся, отступать было поздно.
— Дело стоит тридцать тысяч баксов, — сказал Костылев ровным голосом. — Задержишь на срок указанных лиц, а еще лучше, отправишь на луну — получишь все сполна. От меня лично. С благодарностью. Попытка выкрутиться безжалостно пресекается. Никаких вбок-назад. Любой инициативе — стоп. Все понял?
— Вы так говорите... — протянул Рощин. — Здесь? — огляделся. — За этим столом?
Костылев поймал изучающий глаз. “А он не прост, совсем не прост, этот агент ментовский... Надо держать ухо востро”.
— Не держи за лоха. О чем базар? То и исполняй. А об вечном покое мы позаботимся без тебя. Здесь все жуки, но жучков не ставят. Если не ведено. Все понял?
— Ладно. Мне — тридцать. А общий гонорар — он каков?
“Вот сволочь... — Костылев обмер. — Подставил суку чертов мент... Да ведь это — явный прокол!”
— Я бы тебе ответил на языке... Но скажу, как в детстве мама говорила: любопытной Варваре нос оторвали. Усек?
— Я пошутил, — Рощин тщательно вытер рот крахмальной салфеткой и громко рыгнул. — Давайте о деле.
Еще полчаса Костылев объяснял — где получить милицейское обмундирование и оружие, документы и транспорт. Назвал несчастного Рафика. Напоследок сурово сдвинул брови:
— Все должно выглядеть, как чрезвычайное задержание. Что бы он там ни орал на публику — никто не поверит. Азеров в Москве не любят, чем они шикарнее одеты — тем больше ненависти в русском человеке. Так что вы работаете безопасно и наверняка. Деньги выдам тебе, а вот станешь ли ты делиться с братвой... Твое дело. Из личного опыта скажу так: чем денег лично у меня больше — тем лично мне лучше. Все понял? Тогда пошли.
У парадного Костылева ждал ничем не примечательный “жигуль” шестой модели. Перехватив удивленный взгляд “подельника”, Костылев выдавил улыбку:
— Главное — не светиться. Тебя подвезти?
— До метро. А если не жалко — до Марьиной, там обретаюсь.
Что заставило многоопытного Костылева принять предложение? Это навсегда останется загадкой. Рощин сел рядом, на переднее сиденье, машина рванулась с места и понеслась по счастливым демократическим улицам в некогда обетованное воровское место — Марьину Рощу.
По дороге не разговаривали, Костылев вдруг ощутил несварение от обильной острой пищи и тоску в сердце. Рощин косил волчьим глазом и тоже молчал. В тихом переулке велел остановиться и, посматривая загадочно, произнес со значением:
— Человек — располагает, а Бог — предполагает.
— Наоборот, — отозвался Костылев, нетерпеливо уже ожидая, когда же наконец скользкий пассажир опростает автомобиль. В этот момент Рощин и нанес удар ножом в шею, под правое ухо. Генерал всхлипнул и потек под сиденье.
Машину Рощин отогнал на безлюдный угол кладбища, у стены. Здесь не хватятся до утра, если не дольше. Путь к единоличному успеху был открыт. Совесть не мучила по причине ее полного отсутствия, оковы сотрудничества с Зотовым наконец-то пали навсегда. Пусть теперь Зотов объявляет всероссийский и всеэсенговский розыск, обращается с Интерпол — все это говна-пирога. Ничего боле не может милиция, нарыв на теле народа, куча бездельников и лоботрясов...
Собирая нехитрые пожитки на “хазе”, Рощин думал о том, что затея возникла дурацкая, исполнить ее будет крайне сложно. Во-первых, все “пункты”, указанные покойником-заказчиком, отпали сами собой. Там ни машин, ни оружия, ни форменной одежды более не получишь. Да и зачем? Этот ныне мертвый придурок из госбезопасности (а откуда же еще? Рощин сразу все понял, как только собеседник стал рассказывать об арсеналах и каптерках. У мафии этого ничего нет и быть не может за ненадобностью. Прокололся фээсбэшник чертов, скиксовал, гаденыш неживой...), может быть, всерьез уверовал, что кроме государства никто в стране ничем не владеет и сделать ничего не может. А зря... Есть друзья. Сколько их служит в той же московской милиции? До гроба преданные не присяге несуществующему “народу” и еще менее существующему “руководству”, а фронтовой, боевой, кровавой дружбе, выстраданной не речами о том, “как надо”, а выжженными кишлаками, спаленными женщинами, детьми, выколотыми глазами душманов, выжженной землей, и без того, впрочем, мертвой...
Соберем друзей, сделаем дело, а выйти на “заказчика мероприятия” — это раз плюнуть. Это не долго и затрат не потребует.
Первое дело — хата, думал Рощин. Где держать такую ораву? Известно, лист следует прятать в лесу, человека — среди людей. Из Москвы не вывозить ни в коем случае. В другом месте они будут светиться, как фонарь над дорогой. Второе — разделить. Отца держать с сыном, мать — с дочерью. Искать будут в Подмосковье, решат, заготовлена дача. Вообще они будут считать, что имеют дело с умными, расчетливыми людьми. Потому умных ходов не делать.
Как увезти четырех людей, Рощин знал, а не получится, значит, судьба. Жить в Москве без денег нет смысла. Как получить деньги, он тоже знал, а не выйдет, значит, не судьба. Она занимала в его планах процентов пятьдесят, если не больше: Такой шанс он считал очень высоким, часто в бою у него не набиралось и десяти.
Теперь люди. Он позвонил Леше, спокойному, флегматичному сержанту, который оставил два пальца в Чечне, воевал и в Афганистане, где получил Красную Звезду, но дошла до него лишь медаль “За боевые заслуги”, и Лёха за ней в военкомат не пошел.
Рощин знал, Лёха годился, он жил бедно, вкалывал чернорабочим, любил Родину умеренно, чтобы не сказать жестче, называл ее мачехой.
Был еще Юрка, блондинистый, горбатый, сильный, словно плоскогубцы. Сирота. Нищий. Умеренно пьющий. Он боялся только ранения в живот, так как имел язву, порой повторял: если в живот влепят, могут язву убить, как я без нее жить буду? Юрка тоже годился, был смел, два раза умирал, единственный недостаток — безумно любил детей. Чеченский пацаненок ему пулю в бедро засадил, так он его на одной ноге поймал и в госпиталь с собой уложил, сказал, мол, брат. А пареньку грозил, мол, будешь шуметь, я тебе пулю, что ты мне в ногу засадил, не подарю. Позже Юрка достал серебряную цепочку, продел сквозь пулю и соорудил парню амулет. Они были действительно словно братья, только один черненький, другой беленький.
Не откладывая надолго, Николай собрал друзей, рассказал о деле. Ребята выслушали, затем Лёха басом сказал:
— На месте смотреть надо.
— К месту ты явился, командир, — сказал Юрий Заров. — Нищета обрыдла. А рисковать для нас — дело привычное.
— Что делает перво-наперво боец, прежде чем начать бой? — спросил Рощин. — Ищет укрытие. Использует ландшафт либо копает. Допустим, мы такие ловкие и семью захватили. Куда мы денемся?
— Я квартиру получил в Бибиреве, — Юрий несколько смущенно улыбнулся. — Двухкомнатную. Жена ушла с каким-то бизнесменом. Я в •“апартаментах” один маюсь.
— Тебе всегда везло, — обронил Лёха. — Помнишь, в “волчьей пасти” нас “духи” накрыли? Ты один и выполз.
— А ты. Большой, там остался? — ощерился Заров.
— Не говорю, ты вытащил. Но то другая история.
— Как вам обоим мозги не отшибло? — усмехнулся Рощин.
— Мы все помним, командир, потому и подписываемся, идем с тобой. Нам с этой власти причитается. Она нам не мама.
— Бибирево, говоришь? Поехали, смотреть будем.
Дом, где располагалась квартира Зарова, был заселен лишь наполовину. На верхних этажах не было раковин и унитазов. Рощин посчитал, все складывается к лучшему, новоселы не знают друг Друга.
В квартире афганцев встретил Шамиль, тот самый мальчишка-чечен, который стрелял в Зарова, валялся с ним в госпитале, теперь жил у него, втихую воровал на ближайшем рынке.
— Ну, как? — Заров развел руками. — Еще не все, — он достал связку ключей, отпер соседнюю квартиру. — Жилище Ивана. Наш человек, ногу оставил там, тут заимел было жену, получил хоромы, а девка сбегла. Одноногий, без денег, кому нужен? — Афганец прошелся по квартире, остановился у кадки с диковинным растением. — Это Федя, его Ваня вместо ноги из Афгана приволок, мне ведено его поливать. Ванька подался к матери в деревню, когда вернется, не говорил, не раньше уборочной, это точно.
— Квартиру запри, будет как резерв главкома, — Рощин вернулся в квартиру Зарова, глянул на Шамиля, спросил: — Парень не болтун?
Шамиль зыркнул черными глазами, отвернулся, а Заров ответил:
— Честно скажу, огнем не жег, а иначе слова не вытянешь. Иной раз такая злоба берет, вроде и брат имеется, а поговорить не с кем.
— Годится, — Рощин почесал затылок. — Паренек сгодится, — он достал пачку долларов, которые забрал из кармана покойного Костылева. — Валюту надо поменять, купить раскладушки, одеяла, подушки, жратвы на неделю...
