Аркадий Вайнер - Город принял
И как бы они ни были сподобны дару перевоплощения — а они всегда стремятся влезть в чужую шкуру: одни бездарно, другие старательно, третьи просто талантливо, — все они стараются исключительно истово, поскольку твердо верят, что, обманув меня своим перевоплощением, они вернут себе свободу.
Тысячи спектаклей я посмотрел. И думаю, что оценить актерское дарование могу.
Полгода назад видный режиссер пригласил Катю «показаться». Она при мне договаривалась с ним по телефону. Почему-то встречу назначили в ЦДРИ. Как я не хотел, чтобы она шла на эту муку! А она хотела. Она ведь готовилась к радости.
Я бросил все дела и приехал к трем часам в ЦДРИ, чтобы дождаться ее после экзамена. В старом здании было пусто и тихо. На втором этаже из-за двери я услышал приглушенный Катин голос, бархатный, покойный, срезанный по амплитуде страстей. Дверь была чуть приоткрыта, я заглянул в щелку. Катя читала что-то, по-моему, из «Марии Стюарт», резко, как-то неровно двигалась, а интонации в монологе звучали, будто подложенные фонограммой «Вести с полей».
А режиссер сидел в кресле, маленький, усталый, желто-серый, точно упавший в пыль мандарин. У него был рассеяный вид, и он все время быстро, сипло покашливал и потирал желтыми пальцами запавшие виски, словно старался вспомнить что-то очень важное, и никак эта потерянная мыслишка не давала ему покоя.
Эта потерянная им мысль явно не давала покоя и Кате, потому что она двигалась все хуже и хуже, и режиссер становился все озабоченней, и что-то он ей потом долго-долго говорил, заботливо, снисходительно и успокаивающе. И когда я вел Катю по лестнице, почти ослепшую от слез, всю такую крепкую, румяную от досады и бешеного тока крови, повторяющую все время горько: «О-очень, о-очень плохой!» — я не мог ей объяснить, что режиссер никакой не «очень плохой», а скорее даже он ужасно хороший и, уж во всяком случае, очень несчастный, талантливый человек, который все помнил, а во время Катиного показа одно позабыл — как называется его желто-серая болезнь, и Катя не могла этого сообразить, а я видел, я знал — рак, и Катино горе, которое он ей причинил своим отказом, было такой пушинкой и ерундой по сравнению с тем, что обрушилось на этого человека, что я не смог выразить ей как следует своего сочувствия, а она решила, что я злорадствую…
Я вылез из постели, нехотя сделал несколько гимнастических движений, потом махнул рукой на физкультуру: за сегодняшнее дежурство мне предоставлена будет возможность подвигаться до седьмого пота.
Выпил холодного молока и поехал на Петровку.
ТИХОНОВ СТАНИСЛАВ ПАВЛОВИЧ
возраст — 30 лет
место работы — Управление Московского уголовного розыска Главного Управления внутренних дел Москвы
должность — старший инспектор отдела УМУР ГУВД
звание — капитан милиции
стаж в органах внутренних дел — 7 лет 2 месяца 3 дня
поощрения и награды — почетный знак «Отличник милиции», ценные подарки, благодарности
взыскания — не имеет
…За время работы в отделе проявил себя дисциплинированным и вдумчивым сотрудником, к порученному делу относится добросовестно. Честен, лично храбр, хотя иногда медлителен. Излишне прямолинеен по отношению к обвиняемым, но этот недостаток изживает. Общественные нагрузки исполняет ответственно. За раскрытие ряда преступлений поощрялся руководством Министерства и Главного управления. Звание «капитан милиции» носит 4 года 2 месяца…
…заслуживает представления к очередному специальному званию «майор милиции».
Члены аттестационной комиссии
Из аттестации4. Рита Ушакова
Я нажала ручку высокой стеклянной двери с табличкой «Оперативный зал», дверь мягко подалась. Обширное помещение с окнами во всю стену, точь-в-точь кабинет управления крупной электростанции, который я видела недавно в кинохронике: красивые, ярко окрашенные пульты с мириадами кнопок, лампочек и выключателей, трубки, микрофоны, экраны. За пультами и около них — люди в милицейской форме. Я поискала глазами — около письменного стола стоял высокий милиционер с большими звездами на погонах, видимо главный. Я шагнула к нему:
— Здравствуйте. Я новый судмедэксперт… — и протянула направление.
Полковник приветливо улыбнулся всем своим гладким, свежим красивым лицом, кивнул на центральный пульт:
— Я уже меняюсь. Вот начальник сегодняшней смены. — И громко позвал: — Григорий Иваныч, принимай пополнение…
Григорий Иваныч оторвался от тетрадки, внимательно посмотрел на меня, встал, подошел, представился:
— Подполковник Севергин Григорий Иванович. Прошу любить и жаловать… — Взял у меня направление, прочитал его и добавил протяжно: — Маргарита Борисовна… Вы впервые?…
— Меня попросили заменить на время отпуска Возницыну, — кивнула я.
— Ну что ж, дело хорошее… — Севергин доброжелательно посмотрел на меня сквозь сильные очки в тонкой золотой оправе. — Дело хорошее. Познакомим вас… работа обыкновенная. Раньше в милиции не приходилось?
— Не-ет, не приходилось. — Я почему-то смущенно помотала головой и подумала, что единственный раз имела дело с милицией в качестве автолюбителя-нарушителя.
На нашем стареньком «Запорожце» я ухитрилась въехать на улицу с односторонним движением, прозевав знак, и меня тут же остановил орудовец. «Слушайте, да вы ездить совсем не умеете!» — сказал орудовец. «У меня права!» — возразила я, передавая ему новенькие корочки. Не раскрывая их, лейтенант бросил взгляд на елку, лежащую на заднем сиденье, ухмыльнулся: «Вам небось их Дед Мороз принес! Разворачивайтесь быстренько, да на знаки впредь смотрите!» А теперь мне предстояло целый месяц самой работать в милиции, и попадись тот орудовец, могла бы предъявить ему удостоверение эксперта при дежурной части Главного управления внутренних дел, да «Запорожца» больше не было: уходя из дому, мой бывший супруг сказал, что на имущество не претендует, но ездить ему на работу далеко и сложно, и он хотел бы… Ездить в подмосковный санаторий, куда он устроился врачом-терапевтом, было действительно сложно, тем наш раздел имущества и завершился.
— Вы оглядитесь пока минуточку-другую, — сказал Григорий Иванович. — Я тут разберусь с хозяйством и покажу вам где у нас что…
Он вернулся за пульт к своей тетрадке, а я стала «оглядываться». Посмотреть тут, прямо скажем, было на что. Против окон почти всю стену занимала огромная светящаяся карта Москвы. То тут, то там вспыхивали на ней красные лампочки с цифрами: «37», «8», «119». Я сообразила, что это номера отделений милиции. На другой стене рядами висели телевизионные экраны, на одном из них был виден движущийся людской поток, автомобили. И хотя дома я включаю телевизор очень редко, здесь заинтересовалась: что там такое показывают спозаранку. Подошла поближе и, вглядевшись, узнала площадь Маяковского. Объектив медленно поворачивался от Концертного зала Чайковского, показывал стремительную лавину автомобилей, уносящихся с Садовой в туннель, потом появились очертания гостиницы «Пекин», кинотеатра… Меня в первый момент озадачило, что вся эта кинохроника идет без комментария диктора, но тут к пульту подошел коренастый капитан, нажал какую-то рукоятку, и на соседнем экране возник Белорусский вокзал, и снова — машины, машины, люди… Капитан деловито черкнул что-то в записной книжке и выключил телевизор: только тогда до меня дошло, что кинохроника здесь ни при чем, это прямой показ с улицы, нужный, наверное, зачем-то дежурной части. Посмотрев еще немного телевизор, я подошла к стрекотавшему телетайпу, который неторопливо пережевывал бесконечную ленту. «…С места происшествия скрылся» — прочитала я очередную строчку, и, словно рассердившись на меня, аппарат глухо бормотнул что-то и, не останавливаясь, начал печатать с абзаца: «Сегодня, 13 сентября, в Центральном клубе милиции совещание организаторов художественной самодеятельности. Начало в 17 часов…»
Мне захотелось курить. Я достала из сумочки сигареты, но спички, как всегда, забыла, и теперь неудобно было отрывать занятых людей от дела, тем более что никто из них и не курил. Только Григорий Иваныч сосредоточенно посасывал сигаретку за своим пультом. Ну ладно, потерплю, тем более что зал понемногу заполнялся новыми людьми — видимо, это моя смена. Вот один из них, высокий, тощий, подошел к тому капитану, коренастому, который включал телевизор, что-то негромко сказал ему и хлопнул по плечу. Коренастый оглянулся на световое табло — каждую минуту на нем вспыхивали ярким оранжевым светом цифры: 09.36, 09.37, 09.38 — и засмеялся:
— Начальник, как известно, приходит на работу вовремя как раз в тот день, когда ты опаздываешь!..
Высокий обернулся, посмотрел на часы и сказал сердито:
— Позавидуешь, твой-то всегда приходит вовремя! — и неожиданно захохотал, обнажив такие крепкие длинные зубы и в таком количестве, словно сам Господь Бог в подарок на рожденье взял их щедрой горстью и сыпанул ему в рот.
