Роман Добрый - Сыщик Путилин (сборник)
– Как?! – в сильнейшем недоумении и даже с некоторым страхом воскликнул я. – Как?! Вы хотите, чтобы мы оказались заперты в логове того страшного урода?
– Совершенно верно, мы должны быть заперты, дружище… – невозмутимо ответил мой друг. – Постойте, господа, пропустите меня вперед, я немного освещу вам путь.
Путилин полез в карман за потайным фонарем. В эту секунду я услышал звук запираемого снаружи замка. Много, господа, лет прошло с тех пор, но уверяю вас, что этот звук и сейчас стоит у меня в ушах, точно я его снова слышу.
Ледяной ужас охватил все мое существо. Такое чувство испытывает, наверно, человек, которого хоронят в состоянии летаргического сна, когда он слышит, что над ним заколачивают крышку гроба, или осужденный, брошенный в темницу-подземелье, при звуке навеки захлопываемой за ним двери каземата.
– Ну, вот и свет! – проговорил Путилин.
Он держал перед собой небольшой фонарь. Узкая, но яркая полоса света прорезала тьму. Мы очутились в жилище страшного горбуна. Первое, что поражало, был холодный, пронизывающе сырой воздух, пропитанный отвратительным запахом плесени.
– Брр! Настоящий склеп! – произнес Путилин.
– Да, неважное помещение, – согласился я.
Небольшая комната – если только это логово, грязное и смрадное, можно было назвать комнатой – была почти вся заставлена всевозможными предметами, начиная от разбитых ваз и заканчивая пустыми жестяными банками, пустыми бутылками, колченогими табуретами, кусками материи. В углу стояло подобие стола. На всем этом скоплении «богатств» толстым слоем лежали пыль и грязно-бурая паутина. Видно было, что страшная лапа безобразного чудовища-горбуна не притрагивалась ко всему этому в течение многих лет. У стены было устроено нечто вроде кровати – настил из нескольких досок на толстых поленьях, на этих досках – куча отвратительного тряпья, служившего, очевидно, подстилкой и прикрытием уроду.
– Не теряя ни минуты, я должен вас спрятать, господа! – проговорил Путилин.
Он зорко осмотрелся.
– Нам с тобой, дружище, следует быть поближе к дверям, поэтому ты лезь под кровать с этой стороны, а я в последний момент займу вот эту позицию.
И Путилин указал на выступ в этой убогой конуре, образующий как бы нишу.
– Теперь – и это главное – мне надо вас, барынька, устроить. О, от этого зависит многое, очень многое! – загадочно прошептал гениальный сыщик.
Он еще раз оглядел логовище горбуна:
– Гм… скверно… Но делать нечего! Придется вам поглотать пыли и покушать паутинки, барынька. Потрудитесь спрятаться вот за эту пирамидку из всевозможной дряни, – указал Путилин на груду различных предметов. – Кстати, снимайте скорее ваше пальто. Давайте его мне! Его можно бросить куда угодно, лишь бы оно не попадалось на глаза. Отлично… вот так. Ну-ка, доктор, извольте взглянуть на сие зрелище!
Я, уже залезший под кровать, выглянул и испустил сдавленный крик изумления. Передо мной стояла… нет, я не так выразился: не стояла, а стоял… труп Леночки, убитой девушки. С помощью удивительного трико телесного цвета создавалась – благодаря скудному освещению – полная иллюзия обнаженного тела. Руки и ноги казались кровавыми обрубками, вернее – раздробленной кровавой массой. Длинные волосы, смоченные кровью, падали на плечи беспорядочными прядями.
– Правильно? – спросил Путилин.
– Но… это… – заплетающимся языком пролепетал я. – Это черт знает что такое!
На меня, съежившегося под кроватью, нашел, положительно, столбняк. Мне казалось, что это какой-то страшный, тяжелый кошмар, что все происходящее не действительность, а сон. Но увы! Все это происходило наяву и было одной из гениальных задумок И. Д. Путилина, моего друга.
– Ну, по местам! – тихо скомандовал гениальный сыщик, гася фонарь. – Да, кстати, барынька: зажимайте крепко нос, дышите только ртом. Здесь слишком много пыли, а пыль в делах уголовного сыска иногда преопасная вещь… Тсс! Теперь ни звука.
Наступили тьма и могильная тишина. Я слышал, как бьется мое сердце – тревожными, неровными толчками.
Из могилыВремя тянулось страшно медленно. Секунды казались минутами, минуты – часами. Вдруг до моего слуха донеслись шаги человека, приближающегося к двери. Послышалось хриплое бормотание, точно ворчание дикого зверя вперемешку со злобными выкриками, проклятиями. Загремел замок.
– Проклятая!.. Дьявол!.. – совершенно явственно долетали до нас слова.
Лязгнул засов, скрипнула как-то жалобно дверь, и в конуру ввалился человек. Кто он, я, конечно, не мог видеть, но сразу понял, что это страшный горбун. Чудовище было, очевидно, сильно пьяно. Извергая отвратительную ругань, горбун натолкнулся на край своей лежанки, потом отлетел в противоположную стену и направился пошатывающейся походкой в глубь логова.
– Что? Сладко пришлось, ведьма? Кувырк, кувырк… Ха-ха-ха! – вдруг разразился исступленно-бешеным, безумным хохотом страшный горбун.
Признаюсь, я похолодел от ужаса. Вдруг конура осветилась слабым, трепещущим синеватым светом. Горбун чиркнул спичкой и, должно быть, зажег сальную свечу, потому что комната озарилась тускло-красным пламенем.
– Только ошиблась, проклятая, не то взяла! – продолжал рычать горбун.
Он вдруг быстро наклонился, заглянул под кровать и потащил к себе небольшой черный сундук. При мысли, что он меня увидит, кровь заледенела в моих жилах. Я даже забыл, что у меня есть револьвер, которым я могу размозжить голову этому чудовищу. Горбун, выдвинув сундук, дрожащей лапой поставил около него свечку в оловянном подсвечнике и, все так же изрыгая проклятия и ругательства, отпер его и поднял крышку. Свет слабого пламени свечки падал на его лицо. Великий Боже, что это было за ужасное лицо! Клянусь вам, это было лицо самого дьявола!.. Медленно, весь дрожа, он стал вынимать мешочки, в которых сверкало золото, а потом – целая кипа процентных бумаг и ассигнаций. С тихим, захлебывающимся смехом он прижимал их к своим безобразным губам.
– Голубушки мои… Родненькие мои… Ах-хо-хо-хо! Сколько вас здесь… Все мое, мое!..
Человек-чудовище беззвучно хохотал. Его единственный глаз, казалось, готов был выскочить из орбиты. Страшные цепкие щупальца-руки судорожно сжимали мешочки и пачки. Но почти сейчас же из его груди вырвался озлобленный вопль-рычание:
– А этих нет! Целой пачки нет!.. Погубила, осиротила меня!
– Я верну их тебе! – вдруг раздался резкий голос.
Прежде чем я успел опомниться, я увидел, как горбун в ужасе запрокинулся назад. Его лицо из сине-багрового стало белее полотна. Нижняя челюсть отвисла и стала дрожать непрекращающейся дрожью. К нему медленно приближалась, тихо, плавно, словно привидение, девушка-покойница. Ее руки были простерты вперед.
– Ты убил меня, чудовище, но я… я не хочу брать с собой в могилу твоих постылых денег. Они будут жечь меня, не давая покоя моей душе.
Неистовый дикий крик, крик, полный смертельного ужаса, огласил мрачное логовище.
– Скорее! Ползи к двери. Сейчас же вон отсюда, – услышал я сдавленный шепот Путилина.
Я пополз из-под кровати к двери.
– Не подходи, не подходи, исчадие ада!.. – охваченный ужасом, лепетал горбун.
Девушка-покойница все приближалась к горбуну-чудовищу.
– Слушай же, убийца! – загробным голосом говорила девушка. – Там, на колокольне, под большим колоколом, прикрытые тряпкой, лежат твои деньги. Я пришла к тебе с того света, чтобы сказать: поторопись туда скорее, ты свободно пройдешь на колокольню и заберешь эти проклятые деньги, за которые порешил меня такой страшной смертью.
Обезумевший от ужаса, горбун, сидевший к нам спиной, замер. Путилин быстро и тихо, толкнув меня вперед, открыл ногой дверь.
– Беги немедленно что есть силы! Спускайся по лестнице! К воротам!
Я несся что было духу. Оглянувшись, я увидел, что за мной следом летят Путилин и Х. Вдруг из логова горбуна вырвалась белая фигура и с ловкостью акробатки сбежала с лестницы.
– Поздравляю вас, барынька, с блестяще удачным дебютом! – услышал я голос Путилина.
На колокольнеМы поднимались по узкой винтообразной лестнице Спасской колокольни. Я, еще не успевший прийти в себя после всего пережитого, заметил кое-где фигуры людей. Очевидно, мой гениальный друг заранее отдал известные распоряжения. Фигуры почтительно уступали нам дорогу, затем, после того как Путилин им что-то отрывисто шептал, быстро исчезали. Когда мы вошли на колокольню, было ровно два часа ночи.
– Ради бога, друг, зачем же мы оставили на свободе этого страшного горбуна? – обратился я, пораженный, к Путилину.
Путилин усмехнулся:
– Положим, дружище, он не на свободе. Он кончен, то есть пойман – за ним установлен надзор. А затем… Я хочу довести дело до конца. Знаешь, это моя страсть и моя лучшая награда. Позволь мне насладиться одним маленьким эффектом. Ну, блестящая дебютантка, пожалуйте сюда, за этот выступ! Я – здесь, вы – там!
