Алексей Макеев - Изобретатель смерти (сборник)
Оставив ему номер своего телефона, она ушла, а Лев стоял, смотрел на закрывшуюся за ней дверь и действительно чувствовал себя последним дураком. Но времени, чтобы посыпать голову пеплом, не было! Все потом! Пять дней он потратил впустую, значит, оставшиеся надо было использовать с толком. Первым делом он позвонил Савельеву, который, естественно, уже знал о смерти Всеволода.
– Степа! Еще ничего не кончилось! Кто-то в Воронеже записал мой разговор с Лазаревым, и Зубр уже в курсе. Более того, он Всеволоду жизнью обязан и теперь рвет и мечет. Он настолько ему верил, что посоветовал мне читать документы и за оставшиеся пять дней найти настоящего преступника, а то я вслед за Лазаревым уйду. Ну, уголовников я никогда не боялся, а то цветы бы выращивал, но вот эта убежденность Зубра, а он не дурак, меня напрягает. Я должен быть уверен, что Лазарев действительно был преступником, потому что иначе я довел до самоубийства невиновного человека, и мне остается только застрелиться, потому что жить с этим я не смогу. Степа, мне нужна абсолютно вся документация, которая у вас есть по этому делу. Вся! И, если можно, попроси, чтобы Мария пока оставалась там, где сейчас – как бы ее рикошетом не задело.
– Лев Иванович, как только я освобожусь, приеду к вам домой, и мы все обсудим. А по поводу Марии сделаю все, что смогу.
Потом Гуров позвонил Крячко, тот мигом приехал, и Лев рассказал ему все, что они со Степаном узнали в субботу и воскресенье, и о разговоре с Зубром тоже, а закончив, спросил, где вся документация.
– Поскольку все считают, что преступника ты единолично вычислил и задержал, а тот взял и суициднулся – нам об этом утром сообщили, – дело приказано закрыть за смертью подозреваемого. Рабочая группа распущена. Бумаги все, естественно, еще на месте – их же подшивать надо, правда, их количество за время твоего отсутствия резко увеличилось. Злые теперь на тебя все, как черти, – ты их заставил ерундой заниматься, а сам, чтобы никто у тебя лавровый венок не увел, тихой сапой преступника схватил.
Видя подавленное состояние друга, Крячко пытался, как обычно, хохмить, только плохо у него это получалось.
– Стас, я не понимаю, почему Лазарев отравился, – задумчиво сказал Лев. – Зубра же ему бояться было нечего. Чего он испугался?
– Того, что ты его посадишь, а неволи он уже досыта нахлебался, причем, видимо, совершенно незаслуженно. Он же не в безвоздушном пространстве жил и видел, какой беспредел полиция творит.
– Не стыкуется! – покачал головой Гуров. – Всеволод все это затеял, чтобы сына под психиатрическую экспертизу подвести и опеку над ним оформить, чтобы Раковы и близко к нему не могли подойти. И тут вдруг самоубийство! Он даже не пытался как-то сопротивляться. Чтобы выжить в «психушке» и остаться нормальным человеком, надо быть настоящим мужиком, а тут он вдруг взял и так легко сдался.
– Лева, не в обиду тебе будет сказано, но ты уже много лет считаешь свое мнение единственно верным. Тебя переубедить невозможно. Если уж ты во что-то упрешься, то тебя тягачом не сдвинешь, – грустно заметил Стас. – Ты вспомни свой с ним разговор. Я уверен, что ты там свой характер вовсю проявил. Вот и понял он, что закатаешь ты его по полной, несмотря ни на что, – а это ведь пожизненное, и решил, что лучше уж он сам, пока такая возможность есть – в колонии-то ее уже не будет.
– Стас, ты прав! Характер у меня дерьмовый! Но что выросло, то выросло. Давай лучше думать, что делать. Мне надо работать как проклятому, документы не просто читать, а анализировать! Здесь я это делать не могу – после Тамары надо и замки в двери поменять, и на «жучки» квартиру проверить, а у меня на это нет ни времени, ни сил – все потом.
– Петровка тоже отпадает – во-первых, ты там с голоду помрешь, а во-вторых, пусть после истории с Шатровым шум поутихнет – сам знаешь, как нас там все любят. Остается проситься на постой к Степану. Причем нам обоим, чтобы я тебе и помогал, и готовил – если тебе под нос тарелку не сунуть и не ткнуть в нее носом, как котенка, то ты сам и не вспомнишь о том, что надо есть.
– С Петром надо посоветоваться, – заметил Гуров.
– Обещал в обед приехать, – сказал Стас. – Пойду гляну, что в холодильнике осталось. Все голодные приедут, и их покормить надо, да и самим поесть.
Крячко ушел на кухню, а Гуров остался в гостиной и начал размышлять, где же он мог так страшно ошибиться.
К приезду Петра, а потом Степана некоторое подобие обеда было готово, но они не столько ели, сколько обсуждали дело. Степан сразу согласился пустить к себе Льва и Стаса и даже пообещал, что сам с ними поселится, чтобы дело шло быстрее. Крячко попробовал заикнуться о том, что тогда Лика может им готовить, но Савельев отмахнулся – она слишком занята. Надолго откладывать не стали, и «великое переселение народов» состоялось сразу после обеда, как только посуду помыли.
Не успел Гуров устроиться на новом месте, как Крячко привез ему всю документацию и отправился домой за вещами, следом Степан привез еще одну кипу, и гора получилась впечатляющая. Но Льва это не пугало, ему нужно было занять свою голову работой, чтобы не думать о том, что по его вине мог умереть невиновный человек…
Дни слились в один, время суток никто не различал, спали тогда, когда сил не оставалось уже совсем, а проснувшись, снова принимались за документы. В стопу совершенно бесполезных бумаги откладывали только после того, как их просмотрели все трое и все пришли к выводу, что они не нужны. По несколько раз в день приезжал Орлов, смотрел документы, давал советы и возвращался на службу. Гуров работал без отдыха и продыха, прерываясь только на короткий сон и еду. Крячко, которому Степан тихонько сказал, что если Лев выяснит, что из-за его ошибки погиб человек, то застрелится, потому что жить с этим не сможет, бдил за другом изо всех сил. Кстати, Орлову Стас об этом тоже сказал, и тот забрал из их сейфа и положил в свой кобуры с пистолетами – так спокойнее будет.
Все решилось в один день, в четверг! Степану утром позвонили с работы и велели приехать, а Лев со Стасом работали с документами, когда Гуров взял в руки протокол допроса одной официантки, пострадавшей от осколков в павильоне. Он начал читать его и почувствовал, что ему стало нечем дышать, а сердце забилось где-то в горле. С огромным трудом он взял себя в руки, дочитал и обессиленно откинулся на спинку кресла. Встревоженный Крячко подскочил к нему, взял листок, прочитал сам, и ему стало страшно за друга.
– Стас, я убийца, – тихо проговорил Гуров. – Лазарев погиб из-за меня. Наташа… Ну, жена Зубренка… Она сказала, что за самым крайним столиком во втором ряду справа от них, то есть за шестнадцатым, сначала никого не было, а потом туда села какая-то семья. А когда она в следующий раз туда посмотрела, то там уже была другая семья. Да не другая семья была за шестнадцатым столиком, а та же самая! Это просто другой столик стал крайним! Вот! – Он показал на листок в руках Крячко. – Эта официантка показала, что какой-то мужчина взял и перенес свой столик из последнего ряда поближе к сцене и поставил его во втором ряду, чтобы его детям было лучше видно. И они оказались прямо под светильником. А официанток и администратора заранее предупредили, чтобы они ни в коем случае не спорили с гостями, вот она и не решилась сказать тому мужчине, что по технике безопасности столики под светильниками ставить запрещено. Оказывается, ни один светильник над столиками не висел! Только по периметру! Если бы тот мужчина со своей семьей остался на месте, светильник упал бы на пол и просто разбился, как и два других! Я идиот! Чугунов же мне русским языком сказал, что три светильника упали очень быстро, один за другим и почти одновременно! Никакая паника не успела бы подняться!
Крячко, который обычно косноязычием не отличался, сейчас не знал, что сказать. Он просто сел на подлокотник и обнял друга за плечи. Некоторое время они молчали, а потом Гуров отстранился и спросил:
– Где у нас программа работы Центра на субботу? Есть у меня одна мысль, и если все совпадет, то я такой кретин, какого на свете еще не было.
– Да в бесполезных она, – подсказал Стас.
– А ее на столе надо было держать перед глазами, как основной документ. – Гуров полез ее искать и, найдя, начал что-то с чем-то сверять, а потом сказал: – Когда найду на том свете Лазарева, на колени перед ним встану и буду прощение вымаливать. – Он то ли заплакал, то ли засмеялся. – Смотри! Вот у нас точное время падения первого светильника – один из тех, кто там был, снял на телефон, как он ту семью накрыл и убил, а уцелев в том аду, потом еще и в Интернет фото выложил – сволочь! Ну, ничего святого у людей не осталось! А вот у нас программа. Если бы все шло четко по ней, то в павильоне в это время вообще никого не должно было быть. Видимо, представители власти не стали там задерживаться и ушли раньше. Вот все по времени и сместилось: первая группа экскурсантов раньше на территорию прошла, раньше и в павильон попала. Может, потому и мест свободных было столько, что некоторые к точно назначенному времени приехали, когда поезда уже ушли. А теперь скажи мне, Стас, я смогу с этим жить?
