Николай Леонов - Пуля из прошлого
– А что ж вы такие важные улики не уничтожили, Игорь Васильевич? – спросил Гуров. – Не думали, что вашу квартиру станут обыскивать?
– Я хотел на помойку выбросить, – произнес Мокин, – да побоялся оставлять информацию. Я в этом не очень хорошо разбирался, думал – вдруг ее можно будет восстановить?
– Но вы же уничтожили операционную систему в компьютере Артемова! Значит, какими-то познаниями обладаете?
– Он сказал – сохрани до поры до времени. Наверное, надеялся уничтожить потом сам, чтобы уж наверняка. А может, не до конца доверял…
– Он – это полковник Лемешев? – уточнил Гуров.
Мокин кивнул и прикрыл глаза.
– Артемов позвонил в часть и напал прямо на него. Он вызвал меня и сказал, что такого-то числа нужно будет проникнуть к нему на квартиру и стереть все. А потом передал и камеру. Может, надеялся таким образом всю вину на меня свалить, в случае чего… Хотя это глупо, а он не дурак. Просто растерялся, наверное. Он-то думал, что после смерти Романенко ему ничего не грозит, все быльем поросло…
– А Костырев?
– Костырев ему не мешал, – усмехнулся Мокин. – Он сам Лемешева боялся, как черт ладана, потому и уволился после смерти Романенко. Он тогда и закладывать стал, боялся, что следующим окажется он сам. Но Романенко горячий был и глупый, а Костырев поумнее и сдержанный. Лемешев с ним побеседовал и понял, что тот будет помалкивать в тряпочку, лишь бы его не трогали. И помалкивал… Пока этот журналист не вмешался.
– А почему Романенко вдруг заговорил? Столько лет молчал… Или он случайно что-то узнал?
– Какое там случайно! – скривился Мокин. – Мы все там повязаны были, и Романенко не меньше других.
– Расскажите, – потребовал Гуров, – с самого начала.
– С начала? – снова усмехнулся Мокин. – История долгая… Хотя вроде, с другой стороны, и рассказывать особо нечего.
– Говорите, – повторил Гуров.
Слушая Мокина, он внутренне удивлялся, до чего может дойти человек, офицер, призванный защищать свою страну, под воздействием аргумента, называемого деньги…
По словам Мокина, началось с мелочей. Находясь в Чечне несколько месяцев, офицеры потихоньку стали продавать информацию налево. Информация, естественно, предназначалась для чеченских боевиков. «Мелочь», рядовые и сержанты, продавали патроны. За это их сильно наказывали, но сами продолжали свою деятельность. Потом произошло кое-что посерьезнее…
– Большую группу боевиков заперли со всех сторон, – рассказывал Мокин. – Уйти им было некуда: кругом горы и наши бойцы. Нам, то есть нашей части, оставалось только открыть огонь. Приказ был – стрелять на поражение, потому что банду эту несколько лет взять не могли. Но Лемешев уже имел к тому времени связь с Назимом Умаровым, лидером боевиков. И договорился его отпустить. За большие деньги. Умаров ушел, а остальных мы положили, нанесли артудар. Это был первый серьезный момент, а дальше пошло еще хлеще… У Лемешева уже началось плотное сотрудничество с Умаровым. Свой процент от сделки имели, конечно, все – и я, и Костырев, и Романенко. Но больше всех получал, естественно, Лемешев.
– И все охотно его поддерживали?
– А куда деваться? – развел руками Мокин. – Во-первых, его боялись. Там человека застрелить куда проще, чем тут. И свалить на чеченцев. Война! Лемешев и глазом бы не моргнул, замочил бы любого, кто стал бы вякать. Во-вторых, у нас у самих рыло в пуху было. Что уж тут запираться?
Потом война закончилась, но связь Лемешева с Умаровым не прервалась, только стала другого качества. Теперь Умаров готовил теракт в Москве, о чем и договорился с Лемешевым, спокойно возглавлявшим к этому моменту войсковую часть номер 31254. Уже и дата была назначена, и место.
И вот тут серьезно восстал Романенко. У него когда-то сестра погибла в метро от теракта, и он крайне болезненно переживал такие вещи. А тем более, как выпьет, у него совсем крышу сносило. И вот, узнав про готовящийся теракт, он надрался и устроил пьяную истерику. Орал, что мы все сволочи и уроды, что своих людей убиваем, что этого он уже не потерпит и пойдет в военную прокуратуру. «Мне и так кошмары по ночам снятся!» – кричал он, размазывая сопли.
Но деньги на заграничные счета Лемешева уже были перечислены, а жизнь какого-то Романенко не шла ни в какое сравнение с ними. Теракт не состоялся, его удалось предотвратить, спецслужбы сработали отлично, всех боевиков уничтожили вместе с Умаровым. А Лемешев не пострадал как раз только потому, что всех убили и некому было давать против него показания. Денег у него было достаточно, и он собирался спокойно дослужить пару-тройку лет и уйти на покой.
А Костырев был другом Романенко и все понял. Но так как был поумнее, просто тихо ушел в тень, уволившись от греха подальше. Лемешева он боялся и ни в какую прокуратуру идти не собирался. Лемешев, как человек умный, об этом знал и не собирался его убивать. И так бы все тихо-мирно и закончилось, если бы у журналиста Артемова в заднице не воспылал пионерский костер и он не принялся ворошить осиное гнездо…
Я понял, что это он убил Костырева и этого репортера. Он лично несколько раз ездил в Москву перед этим. Готовился, значит. Потом Маринку подключил, а мне поручил квартиру репортера обшарить. А когда понял, что вы уже на Маринку вышли и ему на хвост сели, решил, что и ее убирать пора.
– И вы пошли на это? – возмущенно произнес Гуров.
– А куда деваться? Коготок увяз – всей птичке пропасть…
– Только что поступили сведения – полковник Лемешев застрелился в своем кабинете, – сообщил генерал-лейтенант Орлов, едва Гуров закончил допрос Мокина.
Собственно, долго возиться с майором ему не дали: после данных о преступлениях в Чечне, вскрывшихся в ходе расследования, в дело вмешалась военная прокуратура. Гурову было приказано быстренько оформить все, что необходимо, и отправить Мокина в другое ведомство…
– Что ж, может быть, это и к лучшему, – заметил Крячко без тени расстройства на лице. – Как ни крути, Лева, а не факт, что нам удалось бы повесить на него убийство семи человек в кафе.
– Шести, – заметил Гуров. – Я звонил в больницу. Кристиана Вайгель пришла в себя, и теперь ее жизни ничто не угрожает.
– Да? Ну, и хорошо. Правда, нам ее показания уже не нужны, но пусть живет, верно?
– Добрый ты, Станислав, – усмехнулся генерал-лейтенант Орлов.
Сейчас он был совсем в другом настроении. От напряжения последних дней не осталось и следа. Будто огромная скала свалилась с генеральских плеч, и теперь он мог позволить себе и самому пошутить, и спокойно воспринимать шутки Крячко.
– Очень, – подтвердил Крячко. – Добрее меня никого в управлении нет! А про Гурова вообще все говорят, что он злющий, как черт! Не любят его!
– Зато уважают, – заметил Лев.
Он сидел возле стола с совершенно обычным видом, словно не благодаря ему было в три дня раскрыто столь громкое преступление.
– С другой стороны, он мог бы подробно рассказать, как все получилось, – сказал Орлов, глядя на Гурова и имея в виду полковника Лемешева.
– Зачем? Я тебе и сам расскажу, – пожал плечами полковник.
– Да? Ну, сделай милость! Очень интересно послушать.
– За точность мелких деталей не ручаюсь, но, сопоставив факты, показания свидетелей и собственные умозаключения, могу предположить, что картина примерно следующая… – начал Лев свой рассказ.
Журналист Гриша Артемов, устав от бесплодных попыток самому найти подходящий материал для грандиозной статьи, в который раз вцепился в главного редактора Николая Ивановича, поймав его в коридоре. Выбрал он, мягко говоря, не совсем удобный момент: Николай Иванович был раздражен и взъерошен, что, вообще-то, ему несвойственно. Он быстро шел по коридору к лифту, явно намереваясь покинуть здание редакции. Гриша подскочил к нему сзади и завел свою пластинку:
– Николай Иванови-ич! Ну, дайте же мне, наконец, что-нибудь дельное! Пожалуйста!
– Господи, Гриша! – Николай Иванович закатил глаза. Потом снял очки и протер стекла. – Вы что, сговорились, что ли, меня в гроб свести? Да напиши уже что-нибудь! Вон, о дедовщине в армии, например… А то меня эти мамки чуть не съели! Как будто от меня зависит, чтобы с их сынками обращались в армии, как в санатории! Вот и напиши; чем черт не шутит, может, будет толк? Глядишь, докажешь, что и мы, журналисты, не зря свой хлеб едим и чего-то стоим…
Подъехал лифт, и Николай Иванович, бросив эту гневную тираду, вошел в него, проговаривая последнюю фразу уже из-за закрывающихся дверей. Фраза Артемову понравилась. Доказать, что журналисты чего-то стоят? Так он именно этого и хочет! А дедовщина… Почему бы, в конце концов, и нет? Только нужно найти что-то поинтереснее и подать со вкусом.
– Спасибо, Николай Иванович! – крикнул Гриша в щель лифта и чуть ли не вприпрыжку отправился на свое рабочее место.
Юрик Ширяев и Маша встретили его удивленно. Ширяев даже оторвался от своего пасьянса.
![Алан Эйкборн - Дверь в смежную комнату [=Тайна двери отеля «Риган»]](/uploads/posts/books/228832/228832.jpg)
