Фридрих Незнанский - Иногда Карлсоны возвращаются
На Леню было жалко смотреть. Обессиленный, он опустился на стул. Глаза его неподвижно уставились в пол. Прочие сотрудники «Гаррисон Райт» замерли, точно фотограф скомандовал им: «Сейчас вылетит птичка!» Вот только выражения их лиц вряд ли подходили для групповой фотографии…
Нанеся последний удар, французы поднялись с места. И вот тут-то, словно желая подсластить пилюлю, Жюль произнес единственное за все время общения с агентством более или менее русское слово:
– Дозвиданья!
Оба француза вышли из переговорной. Повисла недобрая тишина. И в этой тишине, необычно медленно, словно с трудом проталкиваясь сквозь ее плотность, Таня подошла к городскому телефону, сняла трубку, нажала две кнопки.
– Скажи всем, чтоб зашли в переговорную, – скомандовала в трубку креативный директор. – Да, сейчас. Да, все, кто сейчас в офисе.
Ведущие сотрудники агентства ждали. Турецкий в силах был прекратить происходящее, но ждал и он: во что выльется этот спектакль? В дверях появились несколько парней и девушек – человек семь. Не понимая, очевидно, зачем их вызвали, они нерешительно толпились у входа.
– Ребят, проходите, садитесь! – радушно замахала руками Таня. – Сейчас наш строгий и принципиальный исполнительный директор Леонид Савельев расскажет нам, как он разорил наше агентство…
Леня, продолжавший до сих пор так же убито сидеть на стуле, поднял голову. Действительно ли глаза у него были заплаканы, или это померещилось Турецкому вследствие плохой освещенности переговорной?
– Что? – простонал Савельев. – Таня, ты что говоришь?
– То, что знаю. – Таня рубила наотмашь, сплеча. – В чем уверена. Ты, Ленечка, создал себе якобы безупречное алиби… – Произнося это, Таня шагала с гордо поднятой головой взад-вперед перед экраном, на который до сих пор проецировалось лицо актрисы. По гневному лицу Тани пробегали свет и тень. – Ты всем вокруг говорил, что Кирилл подписывал сметы с французами без тебя. И так могло показаться со стороны, потому что общался с людьми всегда он, а тебя было как-то не видно…
– Таня… это что, и есть твои доказательства? – Леня будто бы не мог поверить своим ушам.
– Да! Еще ты говорил, что все финансовые документы по этой теме – в директории Кирилла, и вскрыть ее ты не можешь.
– Я и сейчас так говорю! – взвился исполнительный директор.
– Не смеши меня! Даже я вскрыла ее за пять минут. И увидела, что там нет ни гарантийного письма в банк, ни уведомления о замене актрисы.
– Ты? Но ты же говорила, что не знала пароля…
Но Таня, не слушая его жалкий лепет, гнула свою линию:
– А раз их там нет, значит, их там никогда и не было. И не по вине Кирилла, а по твоей вине.
– Таня! Все знают, что я всегда был против такого риска! Я всегда брал гарантийные письма…
– Тебя поманили хорошей должностью в крупном агентстве, – упрямо перебила его Таня. – И ты решил тут рискнуть напоследок, потому что наша судьба тебя уже мало волновала? А когда не получилось, договорился с кем надо и устроил падение самолета?
– Абсурд! – Когда Леонид это услышал, мужество как будто вернулось к нему, даже глаза мигом высохли. – Зачем бы мне было Кирилла убивать?
– Затем, чтобы сохранить твою безупречную деловую репутацию. – Таня, как видно, заранее все продумала. – Тебя в рекламе знают только по работе в агентстве Кирилла Легейдо «Гаррисон Райт». Аккуратной, точной, без финансовых рисков…
Леня молча посмотрел на Таню. Она с вызовом глядела ему в глаза.
– Будь Кирилл жив, вся Москва бы уже знала, что это ты нас разорил, – продолжала Таня. – Кто бы тебя взял после этого на самую ничтожную финансовую должность? Никто! Вот потому ты и убил Кирилла…
Арт-директор вскочил с места. Борода у него от возмущения растопырилась, точно банный веник:
– Танюх, ты че, охренела?
– А что? А вдруг она права? – поддержал Таню копирайтер.
– Да стопудняк это бред! – никак не мог успокоиться арт-директор. – Лень, девушка заболела, не обращай внимания…
Таня непроизвольно сжала кулаки, так что ногти впились в ладони. Глаза ее светились в полутьме опасным блеском, точно у приготовившейся к нападению рыси.
– А может, ты с ним заодно? – бросила она в лицо арт-директору.
– Я? Ты мала еще рассуждать, с кем я и за что!
Все начали говорить одновременно, причем на повышенных тонах. Деловое совещание перерастало в безобразную ссору. Копирайтер замахнулся на исполнительного директора. Видя, что ситуация выходит из-под контроля, Турецкий набрал в грудь побольше воздуха и рявкнул:
– Тихо! Всем оставаться на местах! Следователь Турецкий, по поручению генпрокуратуры!
Волшебное слово «генпрокуратура» оказало свое обычное действие: вмиг стало тихо.
– Мы занимаемся этим делом, – без крика, спокойно произнес Турецкий. – Прошу вас всех воздержаться от скороспелых обвинений. Дело расследуется. В нем появились новые обстоятельства. Я обещаю: скоро все станет ясно…
Личное дело Александра Турецкого. Муж в отсутствие жены
Если бы Турецкий мог себе это позволить, после посещения агентства «Гаррисон Райт» он вернулся бы в «Глорию», несмотря на окончание рабочего дня. Он вообще временно стал бы, в буквальном смысле, дневать и ночевать на работе. Но в «Глории» его поджидали Плетнев и Меркулов, а ему как-то не хотелось смотреть им в глаза… А дома придется смотреть в глаза Ирине, что еще мучительнее… Черт, может, снять номер в гостинице? Хотя бы на сутки? По деньгам он может себе это позволить. «Лечь бы на дно, как подводная лодка, чтоб не могли запеленговать», – вспомнилась песня Высоцкого. Саша достал мобильник: не отключить ли его, чтобы и вправду не могли запеленговать? Но мобильник и так не подавал никаких сигналов. Похоже, Александр Борисович Турецкий больше никому не нужен…
Да нет, ерунда. Можно скрыться на сутки, на двое, ну а дальше-то? Все равно придется, рано или поздно, встретиться с женой, друзьями, перед которыми так невыносимо стыдно, будто они поймали его за каким-то неприличным делом… да по существу так оно и есть! Нет уж, придется как следует разобраться и все объяснить. «Или эмигрировать в Аргентину», – усмехнулся Турецкий, направляя автомобиль к дому. Антон и Костя, – они и так уже все поняли. А вот отношения с Ириной нельзя бросать на самотек. Кажется, у нее от этой ее психологической науки совсем крышу сносит, – по крайней мере, в последнее время Иркины реакции стали непредсказуемы…
Стоя в пробках, Турецкий составлял речь. Объяснительно-покаянную. По убедительности доводов и силе эмоционального воздействия она способна была растрогать Нюрнбергский трибунал. Входя в подъезд, Александр Борисович отрабатывал ее завершительную часть… Но стоило открыть дверь своими ключами, как превосходно составленные фразы начисто улетучились. Какая-то особая, снулая, лишенная живого присутствия тишина в квартире доказывала, что Ирины дома нет. Для верности Саша прошел по всем комнатам. Возле шкафа с одеждой – разбросанные платья, на подзеркальнике – ворох косметики: точно, знакомая картина маслом, супружница в спешном порядке собиралась в ресторан… Турецкий сморщился и напрягся, пережидая волну обрушившейся на него боли. Она торопилась… она думала, что опаздывает… такая педантичная, как всегда… она пришла на час раньше! Какое дурацкое совпадение… по времени… с Ольгой…
Дурацкое? Нет, это он дурак! Надо было либо сразу признаваться, выложив Ирине свою версию происходящего, либо получше маскироваться. Зачем было назначать встречу в агентстве? Следовало развести Ольгу и Ирину по разным местам, по разным домам, по разным отсекам мироздания, чтобы полностью исключить их встречу. Тем более на месте, так сказать, преступления, когда Ирина не могла не поверить собственным глазам. Хотя эти глаза видели совсем не то, что происходило на самом деле…
«Легко сказать – полностью исключить встречу, – скептически напомнил о себе предыдущий опыт бабника. – Сколько раз пытался, и никогда не получалось. Мои любовницы рано или поздно становились известны Ирине. По крайней мере, самые долговременные мои любовницы… Но там хотя бы действительно что-то было! А сейчас – из-за чего я страдаю?»
Тоскливо глядя с балкона на небо, в котором копились грозовые тучи, Турецкий не мог не прийти к выводу, что страдает он как раз за предыдущих любовниц. В том числе и тех, о которых Ирина ничего не узнала. Как если бы Ольга, с которой у него ничего не было, стала расплатой за то, что было… «Единожды солгавший, кто тебе поверит?» А он лгал жене не один раз. Он приучил ее к тому, что измена в их супружеской жизни – почти норма. Вот и получай! Александр Борисович яростно саданул кулаком по выходящей на балкон шершавой стене. Ребро ладони украсилось точечными царапинами. Не слишком помогло…
