Шарль Эксбрейа - Пожиратель женщин (Сборник)
Далглиш не возражал, когда портье спокойно, без лишних слов удалился.
— Бедный парень! То, что использовали его стамеску, разумеется, потрясло его. Неприятно, что он оказывается как-то причастным к делу. Но вы убедитесь, старший инспектор, что Нагль — один из нескольких сотрудников, которые имеют полное алиби на предполагаемое время смерти.
Далглиш не стал объяснять, что это уже само по себе чрезвычайно подозрительно.
:— Как вы считаете, когда приблизительно наступила смерть? — спросил он.
— Думаю, совсем недавно, — ответил доктор Этеридж, — У. доктора Багли мнение такое же. В клинике сегодня очень тепло, мы уже включили центральное отопление, так что тело остывало медленно. По-моему, оно еще теплое. Я, правда, в таких делах чуть выше дилетанта.
В ожидании вас мы подсчитали, что смерть наступила не более часа назад. Так, по крайней мере, выходит со слов старшей сестры Амброуз — она была последним человеком, который видел мисс Болам живой. Приблизительно в шесть двадцать Калли, старший портье, сообщил мне, что мисс Болам звонила ему по внутреннему телефону около шести пятнадцати, сказав, что спускается в подвал, и попросила направить мистера Лодс, когда он прибудет, в ее кабинет. А еще через несколько минут старшая сестра вышла из кабинета электроконвульсивной терапии нижнего, этажа и пересекла холл — в комнате ожидания она хотела передать, мужу пациентки, что та' может отправиться домой. Старшая сестра увидела мисс Болам, пересекающую холл по направлению к лестнице, ведущей в подвал. После этого никто не видел ее живой.
— За исключением убийцы, — произнес Далглиш.
Доктор Этеридж удивленно посмотрел на него:
— Да, действительно; я имею в виду, что ее не видел живой никто из нас. Мы спрашивали старшую сестру Амброуз о времени, и она вполне уверенно...
— Я хотел бы видеть старшую сестру Амброуз и второго портье.
— Конечно. Разумеется, вы хотите увидеть каждого. Мы предупредили домашних, что сегодня вечером задержимся, конечно, не объясняя причины. А потом обыскали здание и установили, что двери в подвал и на нижний этаж с внутренней стороны закрыты на засов. Никто ни к чему, разумеется, не прикасался. Я собрал всех сотрудников в кабинете для консультаций в передней части нижнего этажа, за исключением старшей сестры и сестры Болам, которые находились с оставшимися пациентами в комнате ожидания. Кроме мистера Лоде и вас, в здание никто не входил.
— Вы, доктор, кажется, позаботились обо всем, — сказал Далглиш.
Он стоял и смотрел на тело.
— Кто ее обнаружил? — спросил он.
— Одна из двух медицинских секретарей — Дженни Придди. Калли, старший портье, почти весь день жаловался на боли в желудке, и мисс Придди пошла разыскивать мисс Болам, чтобы спросить, не может ли он уйти домой раньше. Мисс Придди очень расстроена, но именно она сообщила мне...
— Я думаю, будет лучше, если я услышу это непосредственно от нее. Была та дверь заперта?
Вопрос прозвучал учтиво, но Далглиш почувствовал, что все удивлены. Впрочем, тон главного врача не изменился.
— Обычно закрыта, — ответил он. — Ключ висит вместе с другими ключами в служебной комнате портье, здесь, в подвале. Стамеска находилась там же.
— А эта статуэтка?
— Ее взяли из кабинета трудовой терапии, также в подвале. Статуэтку вырезал из дерева один из наших пациентов.
До сих пор отвечал только главный врач. За все это время доктор Багли не произнес ни слова. Но тут он неожиданно заговорил:
— Мисс Болам сперва оглушили статуэткой, а затем нанесли удар в сердце, кто-то хорошо осведомленный в этом деле или дьявольски везучий. Это очевидно. Неясно другое — почему здесь такой кавардак с медицинскими документами. Она лежит на них, значит, это произошло до убийства.
— Возможно, результат борьбы, — предположил доктор Этеридж.
— Не похоже. Документы вытаскивали с полок и разбрасывали вокруг. Должна быть причина. И пока я не вижу ничего, что могло бы стать поводом для убийства.
Питер Нагль, который, по-видимому, стоял за дверью, вошел в комнату.
— Там звонят в дверь, сэр. Может, это также из полиции?
Далглиш заметил, что регистратура почти звуконепроницаема. Звонок у парадной двери был резким, но он Не услышал его.
— Хорошо, — сказал он. — Мы поднимемся наверх.
Когда они все вместе направились к лестнице, доктор Этеридж сказал:
— Я хотел бы, старший инспектор, чтобы вы встретились с пациентами, и как можно скорее. У нас осталось только двое: мужчина, с которым занимается психотерапией мой коллега доктор Штайнер, и женщина, принимающая лечение ЛСД здесь, внизу, в подвальном процедурном кабинете. Доктор Багли может объяснить вам, в чем состоит лечение, она его пациентка, но вы, увидев ее, сами убедитесь, что она пока не способна покинуть постель и, очевидно, ничего не знает об убийстве. Пациенты во время лечения становятся полностью дезориентированными. Медсестра Болам была с нею весь вечер.
— Медсестра Болам? Она родственница убитой?
— Это ее двоюродная сестра, — коротко ответил доктор Багли.
— А ваша потерявшая ориентировку пациентка, доктор? Она может знать, оставляла ли медсестра Болам во время лечения ее одну?
— Медсестра Болам не оставляла ее, — отрывисто сказал доктор Багли.
Они поднялись по лестнице навстречу приглушенному гулу голосов в холле.
Этот звонок в дверь клиники Стина принес с собой атрибуты и искусство совершенно чуждого мира. Спокойно, без суеты занимались своим делом эксперты по насильственной смерти. Далглиш с сержантом полиции и фотографом скрылись в регистратуре. Специалист по дактилоскопии, маленький и толстощекий, как хомяк, с крошечными изящными руками, внимательно осматривал дверные ручки, замки, ящик с инструментами и статуэтку Типпетта.
Детективы в штатском, ошеломляюще похожие на телевизионных актеров, играющих детективов в штатском, методично проводили обыск в каждой комнате и буфете клиники, проверяя, нет ли действительно в помещениях постороннего лица и надежно ли закрыты изнутри задние двери нижнего этажа и подвала. Сотрудники клиники, изолированные от этой кипучей деятельности в кабинете для консультаций, куда спешно перенесли дополнительные стулья из комнаты ожидания, чувствовали, что их родная земля захвачена чужеземцами, а сами они попали в руки неумолимого аппарата юстиции и впереди их ожидают Бог знает какие трудности и несчастья. Только секретарь Совета оставался невозмутимым. Он устроился в холле, похожий на сторожевого пса, и терпеливо сидел там один, пока его не позвали на допрос.
Далглиш занял кабинет мисс Болам. Это была маленькая комната на нижнем этаже, расположенная между главной канцелярией, кабинетом электроконвульсивной терапии и кабинетом реабилитации. Напротив располагался комплекс из двух кабинетов для консультаций и комнаты ожидания.
Кабинет представлял собой отгороженную дальнюю часть большой комнаты. По сравнению с высотой потолка он был явно тесен и отличался странными пропорциями. Помещение заполняла разностильная мебель, говорящая об отсутствии личного вкуса хозяйки, о его проявлении свидетельствовала только большая ваза с хризантемами, стоявшая на одном из шкафов с картотекой. У стены находился старомодный сейф, у другой вытянулись в ряд зеленые металлические шкафы с картотекой. На почти пустом письменном столе лежали конторский настольный календарь, блокнот для заметок и маленькая стопка манильских папок. Далглиш осмотрелся.
— Располагаемся, — сказал он. — Так, ясно, здесь личные дела персонала, но только женщин. Между прочим, собственного досье мисс Болам нет. Странно, почему она забрала их сюда.
— Сверка с ежегодной книгой учета служащих или что-нибудь подобное, — подсказал сержант Мартин.1
— Возможно. Но почему только досье женщин? Ну ладно, это едва ли надо решать немедленно. Давайте заглянем в записную книжку.
Мисс Болам оказалась одним из тех администраторов, которые предпочитают не полагаться на память. Верхний лист раскрытой записной книжки, начинающийся с даты, был весь заполнен заметками, сделанными наклонным, почти детским почерком.
«Медицинский совет — сказать гл. вр. о предложении Упр. охраны здоровья подростков.
Сказать Наглю — про разорванный шнур у фрамуги в кабинете мисс Каллински.
Миссис Шортхауз?, Предоставить».
Эти записи, по крайней мере, что-то объясняли, но памятка пониже, явно сделанная в спешке, была менее определенной:
«Женщина. Здесь восемь лет. Прибыть перв. в понедельник».
— Похоже на беглую запись телефонного разговора, — сказал Далглиш. — Конечно, это мог быть личный звонок, не имеющий никакого отношения к. клинике. Врач мог вызвать пациента на обследование или пациент сам попросил его принять. Кто-то, очевидно, рассчитывал пробыть сюда в первый понедельник или быть первым в понедельник. Под рукой дюжина возможных толкований, и ни одно не касается убийства. Может, так? Кто-то позвонил по телефону о женщине, и мисс Болам взялась проверить досье каждой сотрудницы, за исключением себя. Зачем? Установить — какая из них уже бывала здесь восемь лет назад? Нет, все притянуто за уши. Лучше оставим на время догадки и займемся людьми. Думаю, первой надо пригласить машинистку, девушку, которая нашла тело. Этеридж сказал, что она была расстроена. Надеюсь, теперь она уже успокоилась, а не то как бы нам не провести здесь половину ночи.
