Алексей Макеев - Убийство на бис
Эдик закончил первое отделение. Он поклонился, неловко собрал цветы, которые со всех сторон тянули к нему девчонки, послал им воздушный поцелуй и скрылся за сценой.
Перерыв был недолгим. В течение его Гуров не покидал своего места.
Второе отделение началось с выхода Дианы Милютиной. Она, по мнению Гурова, держалась куда лучше Эдика. Обладая врожденной грацией, усиленной занятиями танцами, девушка двигалась легко и естественно. Открывая рот, она точно попадала в текст. Голосок ее, правда, не представлял ничего выдающегося и на оперный явно не тянул. Все же Гуров остался доволен. Самарская публика встретила выступление Дианы довольно равнодушно, слушала ее без особого восторга.
Когда же во втором отделении снова вышел Эдик, зал наполнился криками и визгами. Эд-энд-эн поклонился и опять принялся старательно изображать пение под фонограмму.
Концерт закончился чуть позже, чем намечалось. Крики поклонниц заставили Эдика повторить две песни, однако много времени это не заняло.
Прежде чем покинуть дворец культуры, Гуров решил дождаться, когда толпа поклонников рассосется. Это оказалось не так просто. Многие девчонки проявляли настырность и уходить так просто не собирались.
Тут пришлось поработать местной охране. Эдик с Дианой смыли грим, надели обычную одежду. Охранники окружили их плотным кольцом и оперативно, вполне квалифицированно провели через задний ход, после чего машина сразу же отъехала.
Гуров сел в нее в последнюю секунду. Гастролерам оставалось войти в вагон поезда, отправляющегося в Саратов. Остаток сегодняшнего вечера обещал быть безопасным.
Все прошло легко и спокойно. В вагон они вошли как самые обычные пассажиры и сразу заняли свои места. Абсолютно ничего похожего на то, чтобы за Эдиком кто-то наблюдал со стороны, Гуров не заметил. Охрана тоже не видела чего-то подобного.
Лев Иванович с Эдиком, как и было договорено, заняли одно купе на двоих. Носков-младший сидел на полке, и выражение его лица было каким-то непонятным. С одной стороны, оно выглядело усталым. По тому, как подрагивали его руки, было видно, что парень все-таки понервничал, выступая перед публикой. С другой — он был почти счастливым, словно этот концерт стал одним из лучших в его жизни, хотя Гуров полагал, что это отнюдь не так.
— Так что, можно расслабиться? — сказал сыщик и подмигнул своему попутчику.
— Я не пью, — отозвался Эдик, чем несказанно удивил полковника.
— Да я не об этом! — усмехнувшись, заявил Лев Иванович. — Давай-ка спать ложись. Программа у нас короткая, но насыщенная. Так что силы нужно восполнять. И не спорь со мной!
Эдик и правда заснул очень быстро. После этого Гуров встал, вышел из купе, запер его снаружи специальным ключом проводника и пошел по вагону. Он постучал к охранникам и попросил одного из них присмотреть за парнем. Николай Рябинин тут же стал у окна напротив двери, за которой спал Эдик.
Гуров прошел через весь состав, не оставив без внимания и вагон-ресторан. Народу там было немного, люди обедали, выпивали и не вызывали у полковника особых подозрений. Тот человек, который замыслил убийство, не станет пить коньяк и водку большими дозами. Скорее всего, он вообще не примет ни грамма алкоголя.
Навскидку выявить киллера не удалось, да Гуров не слишком и рассчитывал на это. Разумеется, за годы службы ему неоднократно приходилось встречаться с людьми этой профессии. Кое-какие отличительные особенности у них были, но не настолько явные, чтобы прямо-таки отпечататься на лбу. Взгляд цепкий, чаще холодный. Стопроцентное зрение. Все время начеку. Но это все же скорее внутренняя характеристика, чем внешняя.
С этим полковник и вернулся в купе. Наказав Рябинину и Виктору попеременно следить за их купе с внешней стороны, Гуров прилег на свою полку. В размышлениях он и задремал под стук колес. Это оказалось несложно для его организма, последние дни испытывавшего хронический дефицит сна.
Саратов показался Гурову менее ухоженным и цивильным, чем продвинутая Самара. Поезд прибыл на вокзал ранним сентябрьским утром. Пройдя через подземный переход, они оказались на привокзальной площади, где сразу же сели в такси, которое повезло их в гостиницу «Москва».
Этот день до самого вечера был почти копией предыдущего. Учитывая, что Эдику угрожала потенциальная опасность, Гуров не выступал с предложениями разнообразить досуг и прогуляться по развлекательным местам города, хотя сам Эдик и порывался это сделать, ссылаясь на то, что ему скучно.
В итоге парень пригласил в номер Диану, которая, к удивлению Гурова, согласилась. Они с Эдиком сидели в креслах. Общение, кажется, доставляло обоим приятные эмоции. Они вполголоса переговаривались, хихикали. Гуров терпеливо ждал вечера.
Когда они подъехали к зданию саратовского цирка, было еще светло. До начала концерта оставалось около часа, но поклонники, они же будущие зрители, уже начали собираться перед входом. Правда, внутрь их пока еще не пускали. Молодые люди сидели на парапете, окружавшем фонтан перед цирковым фасадом, либо прогуливались по небольшому скверику неподалеку, посматривая на часы и косясь на двери.
Гуров видел это из-за стеклянных дверей. Автомобиль подвез их не к главному входу, а вообще с другой улицы. Так что к дверям цирка они шли через довольно захолустный двор, образованный кирпичными двухэтажными зданиями, возведенными в позапрошлом веке. Артисты цирка вряд ли пользовались этой дорогой. Поэтому городские власти не старались ее облагородить. Они отдали это дело на откуп местным жителям.
Саратовский концерт начался примерно так же, как и вчерашний в Самаре. Эдик держался чуть получше, и настроение его явно поднялось. Он улыбался публике и даже пытался шутить с ней. Но все равно его манеры казались Гурову наигранными. Пожалуй, Носкову-младшему не мешало бы взять хотя бы несколько уроков сценического искусства. Если, конечно, его гипертрофированная лень позволит ему это сделать.
Первое отделение пролетело быстро, а вот во втором сразу же начались неприятности. Гуров еще перед концертом обратил внимание на группу молодых людей, человек пять-шесть, одетых в черные кожаные куртки с заклепками. Практически у всех почти лысые черепа были туго повязаны банданами.
Они подкатили к цирку на мотоциклах. Даже в здании был слышен рев их моторов. Байкеры расселись в пятом ряду, вели себя нагловато и шумно, постоянно переговаривались между собой и сплевывали жвачку прямо на пол. Два раза соседи делали им замечания, но парни и слышать ничего не хотели.
Гуров с сомнением посматривал на них еще тогда, когда шло первое отделение, однако не считал этих парней возможными кандидатами на роль убийц Эдика Носкова. Все-таки тут должны быть задействованы фигуры посерьезнее этих сопливых наглецов. Но все же он старался не выпускать их из поля зрения.
Когда на сцену вышла Диана Милютина, взяла микрофон и начала исполнять первую песню, по залу разлетелась громкая фраза:
— Это что за метелка?
Такие слова произнес один тех самых парней в банданах, сидевший в центре и явно бывший лидером этой компании. Он развалился в кресле, широко расставил ноги в рваных черных джинсах.
Его дружки громко заржали и наперебой начали выкрикивать:
— Эй ты, шалава безголосая, давай вали отсюда!
Диана, надо отдать ей должное, держалась стойко и спокойно продолжала работать. К парням уже пробиралась охрана. Тогда тот из них, который сидел в центре, вдруг поднялся и с силой метнул на сцену пустую бутылку из-под пива.
Раздался визг зрителей. Диана невольно отшатнулась в сторону. Бутылка просвистела мимо ее уха, ударилась в аппаратуру и испортила фонограмму. Музыка сразу стихла. В зале повисла тишина, нарушаемая возмущенными возгласами публики.
В Диану полетела вторая бутылка. Гуров вскочил со своего места и бросился к сцене. Но тут из-за кулис неожиданно выскочил Эдик Носков. Он схватил перепуганную Диану за плечи и потащил ее за собой.
Полковник обернулся и увидел, что охрана, вооруженная дубинками, добралась до разнузданной компании. Их лупили по спинам, скручивали руки. Через несколько секунд охранники уже гнали этих полусогнутых ребят к выходу, отвешивая им хорошие пинки под зад.
В зале творилась неразбериха, зрители громко возмущались на разные лады. Некоторые любители попсы вскочили со своих мест и потянулись к выходу. Сцена была пуста, аппаратура искорежена.
Немного опомнившись, на сцену бросился конферансье. Он приносил публике извинения и заверял ее в том, что аппаратура будет починена в самое ближайшее время. Возле нее уже суетились мастера.
Гуров поспешно прошел за кулисы, но там было пусто, и он направился в комнату, где перед концертом проходила репетиция. Диана Милютина сидела в кресле и ревела. Плечи ее крупно вздрагивали. Эдик стоял рядом, гладил их и говорил девушке что-то успокаивающее.
