Джеффри Линдсей - Дорогой друг Декстер
Я погрузился еще глубже, утвердил колени на крыше машины, уперся плечом в живот Деборы и приподнял ее, освобождая ремень безопасности. Затем ослабил натяжку ремня и после того, как тот стал обвислым, вытащил сестру из его объятий и потянул к дверям. Дебора тоже показалась мне обвислой. Не исключено, что, несмотря на все свои героические усилия, я все-таки опоздал. Я протиснулся через двери и вытянул ее. Моя рубашка зацепилась за что-то и порвалась, но я не сдавался и снова выпрямился, окунувшись с головой в свежий ночной воздух. Дебора лежала в моих руках мертвым грузом, а из уголка ее рта стекала тонкая струйка мутной воды. Я взвалил сестру на плечо и двинулся по грязи к траве. Грязь при каждом шаге отказывалась вернуть мою ногу, и, сделав три шага, я ухитрился потерять левую туфлю. Но найти замену туфлям гораздо проще, чем сестрам, поэтому я продолжал шествовать до тех пор, пока не добрался до травы и не сгрузил Дебору лицом вверх на твердую землю.
Неподалеку взвыла сирена, к ней сразу присоединилась вторая. Какое счастье, помощь близка! Возможно, что у них даже сыщется полотенце. Однако я все же не был уверен, что по прибытии они успеют принести Деборе какую-либо пользу. Я опустился на землю рядом с ней, перебросил ее через колено лицом вниз и постарался выдавить из нее как можно больше воды. Потом положил сестру на спину, вычистил изо рта ил и приступил к процедуре искусственного дыхания рот в рот.
Первоначально моим единственным вознаграждением оказалась еще одна порция илистой воды, что вовсе не сделало мое занятие более приятным. Но я не отступил, и вскоре Дебора, содрогнувшись всем телом, исторгла из себя много воды, большая часть которой, к моему великому сожалению, оказалась на мне. Затем она зашлась в страшном приступе кашля, втянула в себя воздух — мне показалось, что заскрипела ржавая дверь, — и выдавила:
— Черт…
Должен признаться, на сей раз я высоко оценил ее красноречие.
— Добро пожаловать, — сказал я, и она, с трудом перевернувшись на живот, попыталась подняться с помощью рук и колен. Но у нее ничего не получилось, и сестра шлепнулась физиономией на траву, кривясь от боли.
— Черт побери! У меня что-то сломано, — простонала Дебора, повернула голову набок и принялась блевать, выгнув спину и стараясь между позывами к тошноте заглотнуть как можно больше воздуха. Наблюдая за ней, я испытывал удовлетворение самим собой. Дайвер Декстер прошел через все и спас положение.
— Разве не приятно тошниться? — спросил я. — Особенно учитывая альтернативу?
Бедная девочка находилась в таком состоянии, что не могла дать мне достойного ответа, но я был вполне доволен, услышав:
— Имела я тебя…
— Где у тебя болит? — поинтересовался я.
— Проклятие, — тихо произнесла Дебора, — я не могу двигать левой рукой. Всей рукой… — Она замолчала и попыталась пошевелить упомянутой конечностью, преуспев лишь в том, что причинила себе сильную боль.
Дебора зашипела, что вызвало новый приступ кашля. Он отнял у нее последние силы, и она, упав на спину, принялась хватать воздух широко открытым ртом.
Я присел рядом и осторожно надавил на верхнюю часть руки.
— Здесь? — спросил я, и Дебора отрицательно покачала головой.
Я провел ладонью по плечевому суставу по направлению к ключице. Спрашивать о чем-либо не было необходимости. Сестра широко открыла рот, веки затрепетали, и даже под слоем грязи я заметил, как побледнело ее лицо.
— У тебя сломана ключица.
— Это невозможно, — прошептала Дебора. — Я должна найти Кайла.
— Ничего подобного, — возразил я, — ты должна отправиться в отделение «Скорой помощи». Если станешь таскаться по городу в таком виде, то очень скоро окажешься рядом с ним связанной и с заклеенным липкой лентой ртом. Это, уверяю тебя, никому не принесет пользы.
— Но я должна!
— Дебора, я только что вытащил тебя из подводного автомобиля, погубив превосходную рубашку для боулинга. Неужели ты хочешь, чтобы все мои героические усилия по твоему спасению пошли прахом?
Она снова закашлялась и застонала, поскольку ключица в результате судорожного дыхания пришла в движение. Я понимал, что сестра еще не закончила дискуссию, но уже начала сознавать, что сломанная кость может очень сильно болеть. Поскольку наш диалог никуда не привел, я обрадовался появлению Доукса, следом за которым прибыла и «скорая помощь».
Добрый сержант одарил меня тяжелым взглядом, будто я лично загнал машину в пруд и перевернул ее на спину.
— Значит, ты их потерял… — усмехнулся Доукс, что в принципе было несправедливо.
— Да, оказалось, что после того, как мы очутились под водой вверх колесами, следить за ними стало труднее, чем можно было предположить. Следующий раз попытайся это повторить, а мы будем стоять и жаловаться.
Доукс, посмотрев на меня, издал легкий рык и склонился над Деборой.
— Ты ранена?
— Ключица, — ответила она. — Перелом.
Шок проходил, и Дебора, сражаясь с болью, кусала губы и прерывисто дышала. Я надеялся, что у врачей отыщется более действенное средство унять боль.
Доукс злобно покосился на меня. Дебора схватила сержанта действующей рукой за плечо и прошептала:
— Доукс, найди его.
Сержант промолчал, наблюдая, как она скрипит зубами, борясь с очередным приступом боли.
— Давай сюда, — сказал один врач, жилистый молодой мужчина с прической «ирокез».
Вскоре он и его более пожилой и толстый партнер провезли медицинскую каталку через проделанный нашей машиной разрыв в цепном ограждении. Доукс хотел подняться, чтобы дать им дорогу, но Дебора с неожиданной силой потянула его за руку.
— Найди его! — повторила она.
Доукс кивнул, что было для нее вполне достаточно. Дебора отпустила его руку, и он поднялся, освобождая место для врачей. Те быстро провели предварительный осмотр, переложили сестру на каталку, привели каталку в верхнее положение и покатили к «скорой помощи». Я смотрел им вслед, задавая себе вопросы: «Что случилось с нашим дорогим другом в белом микроавтобусе? Как далеко он смог укатить на лопнувшей шине?» Скорее всего он, вместо того чтобы позвонить в Американскую автомобильную ассоциацию с просьбой сменить шину, предпочел сменить транспортное средство. Весьма вероятно, что где-то поблизости мы найдем брошенный микроавтобус и услышим о какой-то пропавшей машине.
Повинуясь внезапному импульсу и проявляя исключительную душевную щедрость, я двинулся к сержанту Доуксу, желая поделиться с ним своими соображениями. Но не успел я сделать и двух шагов, как услышал шум. Повернувшись, чтобы взглянуть на источник шума, я увидел, что по направлению к нам мчится какой-то толстый человек средних лет. Из одежды на нем были только трусы-боксеры. Брюхо свисало над резинкой трусов и болталось при каждом шаге. Ясно, что мужчина не часто практиковался в беге. Он сильно усложнял пробежку тем, что размахивал руками и орал на ходу: «Эй! Эй! Эй!» Когда мужчина, перебежав через дорогу, приблизился к нам, он так жадно хватал воздух ртом, что не мог произнести ничего связного, но я сразу сообразил, что бедняга хочет сказать.
— Мбосус… — выдохнул он, и я сообразил, что на фоне одышки и сильного кубинского акцента это должно означать — «микроавтобус».
— Белый? Со спущенной шиной? А ваша машина исчезла? — спросил я, а Доукс поднял на меня глаза.
Но задыхающийся человек потряс головой и выпалил:
— Белый. Точно. Когда услышал, то подумал, что это собака. Может, раненая. — Он надолго замолчал, чтобы затем связно доложить о том, что увидел: — А потом…
Но мужчина зря переводил драгоценный кислород. Мы с Доуксом уже мчались по улице в том направлении, откуда появился толстяк.
ГЛАВА 21
Сержант Доукс, похоже, забыл, что должен следовать у меня в «хвосте», и обогнал меня на пути к микроавтобусу на двадцать футов. Конечно, он имел передо мной гигантское преимущество в виде пары туфель, но надо отдать ему должное, двигался он прекрасно. Автобус стоял на тротуаре перед бледно-оранжевым домом, окруженным стеной из коралла. Машина передним бампером врезалась в угловой столб изгороди, свалив его, а «хвост» автомобиля был обращен в сторону мостовой, поэтому мы сразу увидели ярко-желтый номерной знак с надписью: «Выбираю жизнь».
Когда я подбежал к Доуксу, тот уже распахнул заднюю дверцу, и до меня донеслось нечто, сильно похожее на мяуканье. На сей раз это был не собачий вой, хотя нельзя исключать и того, что я просто стал к нему привыкать. Звук был чуть выше и более прерывистым по сравнению с тем, который нам довелось слышать раньше. Скорее громкое бульканье, а не пение в стиле йодль, но тем не менее в нем все же можно различить зов одного из живых мертвецов.
Он был привязан к заднему сиденью. Спинка сиденья снята и развернута так, что эта, с позволения сказать, софа занимала весь салон. Глаза в лишенных век глазницах бешено вращались, глядя поочередно направо и налево, вверх и вниз, а безгубый и беззубый рот походил на круглое «О». Существо корчилось, как иногда корчится ребенок, но, лишившись рук и ног, более заметного движения оно произвести не могло.
