Александра Маринина - Стечение обстоятельств
– Евсей Ильич! Это я, Гордеев!
Седой человек не спеша спустился с крыльца и двинулся в сторону гостя. Подойдя почти вплотную, он удивленно протянул:
– Ты смотри, и в самом деле Гордеев. Ты зачем пришел, Гордеев? Я тебе ясно сказал: пока пуд доказательств против меня не принесешь, ноги твоей чтобы здесь не было. Принес?
– Нет, – признался Колобок.
– Тогда убирайся, – твердо сказал Евсей Ильич, собираясь уйти обратно в дом.
– Я долг пришел вернуть, – тихо сказал Гордеев ему в спину.
Евсей Ильич остановился и медленно, очень медленно повернулся.
– Я тебе, Гордеев, в долг не давал. Сказано – убирайся.
– Вы мне парня спасли.
– Так это я ему, считай, в долг дал, он пусть мне и отдает. А с тобой, Колобок, у меня никаких дел нет. И быть не может.
Это небрежное «Колобок» из уст Евсея Ильича хлестануло по Гордееву, словно пощечина вымазанной в дерьме рукой. Прозвище это прилипло к нему много лет назад, но даже старый Голубович никогда не называл его так в глаза. А вот статный, на голову выше Гордеева, крепкий, несмотря на годы, профессиональный преступник Евсей Ильич Дорман, в молодости неоднократно судимый, а последние десять лет официально находящийся на заслуженном отдыхе, – он мог себе это позволить. Ибо, понаделав в юные годы много глупостей, совершив много ошибок, Дорман научился годам к шестидесяти не пересекаться с правоохранительными органами. Это была его как бы официальная доктрина, но он никому не пояснял, означала ли она, что он научился жить, не нарушая закон, или что он научился нарушать закон так, чтобы продолжать спокойно жить. В прошлом году на даче у Евсея Ильича гордеевские ребята брали двух вооруженных преступников, и Дорман, поддавшись внезапному и необъяснимому порыву, спас Юру Короткова от верной гибели. Руководивший задержанием Гордеев уже мысленно простился с Юрой, понимая, что живым тому не выбраться. В этот раз Дорман с легкостью доказал свою неосведомленность о преступной деятельности задержанных, укрывательство ему вменить не удалось, да и не очень, честно признаться, старались, учитывая его помощь в спасении Короткова.
Знакомство Гордеева с Дорманом было многолетним, отношения – сложными, больше напоминающими добрую ссору, нежели худой мир.
– Подождите, Евсей Ильич, – почти безнадежно окликнул его Гордеев. – Это нечестно.
– Да? – Дорман снова подошел к Гордееву. – Это интересно. Ты приехал подискутировать на философско-этические темы?
– Вы связываете мне руки, – твердо и уверенно сказал Гордеев. Это был шанс заинтересовать Дормана, к вопросам чести он относился с какой-то болезненной щепетильностью. – Вы прекрасно понимаете, что парень, который вам жизнью обязан, никогда против вас ничего не найдет. Он еще молод, хватка у него слабовата. А я смогу найти, если, конечно, будет что искать. Но как я смогу это сделать, если я вам обязан жизнью мальчишки? План задержания разрабатывал я, руководил я, то, что он чуть не погиб, – моя вина, моя ошибка, мой недосмотр. Случись несчастье – я бы себе до могилы не простил, всю жизнь казнился бы. Вы меня избавили от этого, вы мне помогли, и я чувствую себя вашим должником. Вы не хотите со мной разговаривать? Это значит, что я никогда не смогу прийти сюда, к вам, с пудом доказательств. Мне совесть не позволит. Может быть, она у меня неправильно устроена, но уж какая есть. Что же получается? Раньше мы с вами всегда воевали честно: ваше мастерство против моего. А сейчас? Ваша хитрость против моей совести?
Монолог получился убедительным, Евсей Ильич смягчился. Щелкнул пальцами, успокаивая собаку, которую Гордеев не видел и не слышал, сделал приглашающий жест и повел гостя к дому мимо роскошных клумб с цветами. Дорман не любил физический труд, не признавал «копания в земле», денег у него было достаточно, чтобы покупать фрукты и овощи на рынке, и на даче, где он жил круглый год, разводил только цветы, к которым был с детства неравнодушен. Правда, ухаживать за ними приходилось женщине из поселка. Дорман был ленив, но красоту любил и готов был за нее платить.
Усевшись на просторной веранде за большой круглый стол, Дорман сухо произнес:
– Я тебя в гости не звал, поэтому чаю не предлагаю. Говори.
– В ночь с двенадцатого на тринадцатое июня в Москве убита женщина, сотрудник милиции. Убийство было замаскировано под несчастный случай, смерть от электротравмы. Но замаскировано очень неумело, грубо, вся фальшь прямо в глаза бросалась. Убийца оставил много следов. Более того, он забыл об осторожности и позволил себя увидеть. У нас есть свидетель, который готов его опознать. Но самое главное – он стал болтлив, этот убийца. Он стареет, нервы сдают. И теперь мы знаем его кличку – Галл. Он живет в Ленинграде, то есть в Санкт-Петербурге. Я не знаю, кому эта информация может оказаться полезной, да и не хочу знать. Но я уверен, что найдутся люди, которые будут вам благодарны за то, что вы их предупредите: Галл выработался, он теряет квалификацию и осмотрительность. Впервые за все годы по совершенному им убийству возбуждено уголовное дело, поэтому его будут искать, пока не найдут, и будут примерять на него все то, что он оставил на месте преступления. Я вижу здесь только два выхода. Или дать нам возможность закрыть дело, имея на руках убийцу с крепкими доказательствами, и таким образом спасти Галла. Либо отдать нам Галла с наименьшими для себя потерями. Это все.
Евсей Ильич молчал так долго, что Гордеев испугался. Наконец Дорман расцепил пальцы, на которые опирался подбородком, постучал ими по столу, куснул зубами нижнюю губу. Его влажные выпуклые глаза медленно прошлись по лицу Гордеева, по его круглой упитанной фигуре. Губы, даже в старости не потерявшие четких очертаний, дрогнули в усмешке.
– Ладно, Гордеев, на чай ты заработал. Посиди, сейчас вернусь.
Оставшись один, Виктор Алексеевич почувствовал, как внутри отпустило. Он даже не подозревал, до какой степени напряжен.
За чаем разговор пошел легче.
– Жаль мне тебя, Гордеев, – говорил Евсей Ильич, помешивая ложечкой варенье в хрустальной розетке. – Таким, как ты, система руки выкручивает, кислород перекрывает и при этом требует работы, результатов, успехов. Ты никогда не задумывался, какая хитрая сволочь придумала вашу милицейскую систему? Да ей наверняка миллионные взятки давали, сволочи этой, чтобы она придумала те самые правила, по которым вы сейчас живете. Вы же о каждом своем шаге обязаны докладывать. Чтобы за мной, всесоюзно известным преступником Евсеем Дорманом, наружное наблюдение пустить, тебе придется килограмм бумаги извести на рапорта да справки всякие. Пока ты их сочинять будешь да пока они до адресата дойдут, я в Австралию успею улететь. Какой дурак придумал, что вы должны быть коротко стрижены и прилично одеты? Если милиционер в форме на улице патрулирует – тогда согласен, пусть стрижется. А если он – опер, сыскарь, ты же на него ярлык метровыми буквами вешаешь, мол, имейте в виду, граждане, я из легавки. Кто милиционеру зарплату установил такую, что на нее ни квартиру, ни машину не купишь? Не знаешь? А я знаю. Все это специально было сделано, чтобы обеспечить утечку информации. Чтобы всегда быть в курсе, кто чем занимается, кто куда поехал, кто за кем слежку установил. Чтобы держать вас всех под контролем и вовремя вам рты затыкать, если не туда полезете. Чтобы ты не мог себе жилье сам купить, а целиком от доброго дяди зависел. Чтобы ты не мог на своей машине по городу мотаться и преступления раскрывать, а чтобы служебную попросил, тогда они знать будут, куда и зачем ты ехал. А заодно и поунижаться заставят, когда просить машину будешь, чтобы, значит, место свое не забывал. А сейчас тебя вообще страшная жизнь ожидает.
– Почему? Страшнее, кажется, уже некуда.
– У-у, голуба моя, есть куда, еще как есть. На смену той сволочи хитроумной новая пришла, которая придумала строить правовое государство одновременно с рыночными отношениями. Это же абсурд, а вы молча глотаете и терпите. Как ты работать-то будешь теперь, Гордеев? Под эти рыночные отношения, под коммерцию и прочие большие деньги твои сыщики все разбегутся, им на нищенских милицейских харчах ловить нечего. Кто останется? Кто поглупее, кто нерасторопный, ленивый, одним словом – балласт. Еще останутся те, кто или на нас работает, или научился взятки брать, то есть те, кому и у вас сытно и тепло. Ну и молодая поросль из институтов, которые ничего не умеют, а как только научатся – так либо в первую группу попадут, в коммерсанты, либо в третью – во взяточники. А не научатся – во второй группе останутся, с двоечниками и второгодниками. Вот такой естественный отбор у вас грядет, Гордеев. И параллельно с такой радостной перспективой вы затеваете строительство правового государства. Прокуроры надзирают, блюдут, арестовывать не дают. Адвокаты защищают с момента задержания. Судьи дела на доследование не отправляют, а выносят оправдательные приговоры. Райская жизнь! Для нас. А для вас – цепь мучительных кошмаров. Чтобы в этот райский сад войти, надо уметь работать. А кто у вас будет уметь работать, учитывая описанный выше процесс рассредоточения сил? Если бы кто и захотел вызвать в нашей стране криминальную катастрофу, лучше бы не смог придумать. Вот поэтому мне и жалко тебя. Хороший ты мужик, Колобок, грамотный и честный. Такое сочетание редко встречается. Съедят тебя. Тебе сколько до пенсии?
