Патриция Корнуэлл - Вскрытие показало…
Автомобиль развернулся — из-под колес полетели камешки и гравий — и на полной скорости скрылся.
— Ты кого-то ждешь? — спросил Билл, вглядываясь в темноту.
Я отрицательно покачала головой.
Билл украдкой бросил взгляд на часы и подтолкнул меня в дом.
Марино никогда не упускал случая подразнить Винго, моего лучшего помощника в анатомичке. К сожалению, при этом Винго отличался гиперчувствительностью.
Марино, не успев ввалиться в главный офис отдела судмедэкспертизы, тут же выдал:
— О да, это она и была — «встреча, которая перевернет всю вашу жизнь»! Роковой поцелуй с «фордом»!
Ввалившийся вместе с Марино патрульный полицейский заржал.
Винго побагровел. Он тыкал вилкой в розетку, пытаясь включить пилу «страйкер». Желтый провод свешивался со стального стола.
— Не обращай внимания, Винго, — шепнула я. Мои руки были в крови.
Марино, прищурившись, посмотрел на патрульного; я ждала продолжения хохмы.
Нельзя быть таким ранимым, особенно если работаешь в анатомичке. Я всерьез беспокоилась за Винго. Он принимал чужие страдания настолько близко к сердцу, что нередко плакал над покойниками, погибшими особенно мучительной смертью.
В то утро мы стали свидетелями очередной злой шутки, которые любит разыгрывать судьба. Накануне вечером молодая женщина засиделась в придорожном баре. В два часа ночи она пешком отправилась домой, и на шоссе ее сбила машина, причем водитель скрылся с места происшествия. Патрульный в поисках документов полез в бумажник женщины и обнаружил там клочок бумаги с предсказанием судьбы — в такие заворачивают печенье. Предсказание гласило: «В скором времени вас ожидает встреча, которая перевернет всю вашу жизнь».
— Может, она искала своего принца…
Я уже открыла рот, чтобы как следует отбрить Марино, но тут Винго включил пилу «страйкер», и ее визг заглушил реготанье доблестного сержанта. Пила завывала не хуже бормашины. Винго начал распиливать череп погибшей. Костные опилки полетели во все стороны, и Марино с патрульным вынуждены были ретироваться в дальний угол анатомички, где происходило вскрытие жертвы последнего убийства — в беднягу выпустили целую обойму.
Винго вскрыл черепную коробку и выключил пилу. Я оставила «свой» труп и подошла взглянуть на мозг погибшей в аварии женщины. Никаких кровоизлияний — ни в подкорку, ни в подпаутинное пространство мозга.
— Что тут смешного? — по своему обыкновению, возмущался Винго. — Что смешного в том, что человек погиб? Как можно острить на такие темы?!
Вскрытие черепной коробки показало, что смерть наступила не в результате удара по голове. Женщина умерла от множественных переломов костей таза. Удар по ягодицам был так силен, что на теле остался отпечаток решетки радиатора. Несчастную явно сбила не легковая машина, а грузовик, раз удар пришелся не по ногам, а по тазу.
— Эта женщина сохранила бумажку с предсказанием, потому что ей хотелось в него верить. Для нее это предсказание было важно. Может, бедняжка и в бар пошла из-за него — искала человека, о котором мечтала много лет, человека, способного перевернуть всю ее жизнь. А это оказался пьяный водила, который свалил ее в кювет.
— Винго, — устало произнесла я, доставая фотоаппарат, — тебе не следует представлять все в таких душераздирающих подробностях.
— Они сами так и лезут в голову…
— Учись беречь от них свою голову.
Винго бросил в сторону Марино взгляд, исполненный боли. Сержант никогда не успокаивался, пока не доводил моего незадачливого ассистента. Коллеги-криминалисты тоже без конца его дразнили. Они были слишком шумные для Винго, слишком грубые. Он не понимал черного юмора полицейских и санитаров морга, не любил смаковать подробности убийств. Он вообще был не от мира сего.
Высокий и узкокостный, Винго много внимания уделял своей прическе: коротко стриг черные волосы на висках, на макушке взбивал пышный кок, а на затылке оставлял жиденький кудрявый хвостик. Винго был женственно красив, а в несколько великоватой, но всегда очень модной одежде и туфлях из мягкой кожи (непременно сделанных в Европе) выглядел как фотомодель. Даже темно-синие халаты, которые Винго и покупал, и стирал сам, выглядели на нем очень стильными. Он со мной не заигрывал, не возмущался, когда я, женщина, говорила ему, что делать и чего не делать. Его, кажется, никогда не интересовало, что у меня под халатом, равно как и под деловым костюмом. Я настолько привыкла к Винго, что, если он случайно заглядывал в подсобку, когда я меняла жакет на халат, совсем не стеснялась.
Думаю, если бы несколько месяцев назад, проводя с Винго собеседование, я поинтересовалась его наклонностями, у меня пропало бы желание принимать его на работу. Я всегда с большой неохотой признаю, что недолюбливаю геев.
Правда, с моей работой сложно относиться к ним лояльно. Чего только я не насмотрелась! Попадались трансвеститы с накладной грудью и подкладками на бедрах; «голубые», убивавшие своих любовников из ревности; любители мальчиков, рыскавшие в парках развлечений — на них охотились люмпены-гомофобы. Были и заключенные с похабными татуировками и рассказами о том, как они насиловали в тюрьме все, что шевелится, и алчные сутенеры, «работавшие» в саунах и барах, которых не волновало, что одним носителем ВИЧ станет больше.
Впрочем, все это не имело отношения к симпатяге Винго.
— Сможете выключить? — Винго с остервенением мыл руки в окровавленных перчатках.
— Я закончу сама, — сказала я рассеянно, продолжая измерять огромное отверстие в груди.
По дороге к двери Винго собирал пузырьки с дезинфектором и грязные тряпки. Он включил плеер, отгородившись таким образом от окружающего мира.
Пятнадцать минут спустя Винго уже убирал в маленьком морозильнике, в котором мы на выходные оставляли образцы тканей, мазки и тому подобное. Краем глаза я видела, как Винго долго что-то рассматривал.
Он приблизился к моему столу. Наушники плеера Винго снял — они висели на нем как ошейник. Лицо у моего ассистента было озадаченное, даже взволнованное. В руке он держал небольшой конверт — в таких мы хранили пробы, взятые с трупов.
— Смотрите, доктор Скарпетта, — произнес Винго, откашлявшись. — Я нашел это в морозильнике.
Он протянул мне конверт.
Пояснения были излишни.
Внутри у меня все сжалось. Я бессильно уронила руку со скальпелем. На наклейке стояли номер дела, имя Лори Петерсен и дата вскрытия. Я точно помнила, что сдала эти материалы четыре дня назад.
— Это было в морозильнике?
Нет, тут явно какая-то ошибка.
— Да, в дальнем углу, на нижней полке, — ответил Винго и робко добавил: — На конверте нет ваших инициалов. Я хочу сказать, вы его не подписали.
Не может быть, чтобы этому не нашлось объяснения.
— Конечно, не подписала, — отрезала я. — У меня, Винго, был только один такой конверт.
Но уже когда я произносила эти слова, сомнения закрались в душу и охватили меня с быстротой лесного пожара. Я напрягла память.
Пробы с тела Лори Петерсен я хранила в морозильнике в течение выходных, вместе с пробами, взятыми со всех остальных трупов, которые поступили в субботу. Я точно помнила, что взяла расписку в получении проб по ее делу из лаборатории, и было это в понедельник утром. Я сдала в лабораторию все, в том числе образцы мазков, взятых изо рта, заднего прохода и влагалища. Я не сомневалась, что у меня был только один такой конверт. Я никогда не отсылала образцы без конверта и всегда аккуратно упаковывала их в пластиковые пакеты: отдельно — тампоны с мазками, отдельно — в конвертах — волосы, отдельно — пробирки и все остальное.
— Понятия не имею, откуда это взялось, — произнесла я. Возможно, слишком жестко.
Винго в замешательстве переминался с ноги на ногу, стараясь не смотреть мне в глаза. Я знала, о чем он думает. Винго был не из тех, кто способен прямо сказать начальнику, что тот чрезмерно резок.
Мы с Винго все это время подвергались опасности. До сих пор нам удавалось ее избегать — даже когда Маргарет загрузила в компьютер программу, автоматически выдающую ярлыки.
Программа была следующая: перед тем как взяться за очередное дело, патологоанатом должен внести в компьютер информацию о «своем» покойнике. Тут же появлялись ярлыки на все случаи — для данных о группе крови, желчи, моче, содержимом желудка и повреждениях, заметных невооруженным глазом. Программа экономила массу времени и была удобна в использовании, при условии, что патологоанатом не путал ярлыки и не забывал ставить на них свою фамилию.
Кое-что в этой программе меня сильно смущало. Дело в том, что несколько ярлыков неизбежно оставались незаполненными — ведь патологоанатом далеко не всегда берет все возможные образцы, особенно если в лаборатории работы невпроворот, а сотрудников не хватает. Зачем, спрашивается, отправлять на экспертизу образцы ногтей покойника, если это — восьмидесятилетний старик, подкошенный инфарктом на собственной лужайке, которая так и осталась недостриженной?
