Алексей Яковлев - Пернатый оберег
— А Анжела была дома, когда вы вернулись?
— Нет, она приехала позже, — Дуня тяжело вздохнула. — Вот я вам рассказала все-все как есть. Надеюсь, теперь-то вы меня не станете подозревать в убийстве собственного жениха? Зачем мне было его убивать? Из-за этой его беструсовой шлендры с ее змеиным приворотом? Да как только матушка Марица вышла бы из астрала, она сразу сделала бы на ее приворот отворот. А я и без всемощной матушки, только с помощью моего одушевленного талисмана, могла наслать на нее порчу, не смертельную, конечно, а простенькую — чтоб у нее чирей на носу вскочил. Тогда она даже с приворотом не сунула бы свой нос к Никите. Или чтобы эта дрянь ногу себе сломала. Юлька с моим Павликом Брандом вон как запросто разобралась! Думаете, я с этой шлендрой разделалась бы хуже?
Капитан Панов задумчиво почесал затылок. Эта Дуня была не так проста! С подросшими детишками-индиго держи ухо востро! Вон как ловко она переводит стрелки: то на мифическую матушку Марицу — поди сыщи ее в астрале, то намекает на Юлию. Ну на эту безобидную девушку кто только грязи не льет, и тот, кто обязан ее оберегать — начальник охраны никандровского поместья и бывший мой боевой товарищ Новиков, — первый! А самую мощную защиту Дуня выстроила из своей родственницы Анжелы. Получается, что тронуть Дуню нельзя, не задев Анжелу Артюнянц. И кто на это решится? Вон следователь Духанский уже заранее напустил в штаны. А мотив для убийства Никиты был у обеих родственниц. Дуне Никита морочил голову обещанием жениться, она из-за него упустила приличного жениха — сына богатого бизнесмена Павлика. Потом невеста вдруг оказывается без места: обнаруживает в постели жениха трусы более удачливой конкурентки, а Никита вместо извинений и уверений посылает ее… Стресс, аффект, желание немедленно расправиться с подлецом, обманувшим самые светлые надежды. Есть объяснение, почему тогда стреляли и в Юлию: подвернулась под руку неприятная особа, на которую позарился все тот же Павлик Бранд. Но изначально ее убийство, видимо, не планировалось. Выстрелили, промахнулись — и ладно, не очень-то и хотелось попадать. Добивать не стали, позволили ускакать.
Ну а Анжела, по уверению Дуни, Никиту ненавидела. Тоже обманутая любовь. Но чтобы самой стрелять? Сомнительно! Такие особы на уровень исполнителей не опускаются. Кстати, кто был в тот день у Анжелы в охране? Уж не Гена ли Цаплин? Служба безопасности Артюнянца наверняка проверила всю Дунину подноготную. Доложили и о ее прошлой любовной связи с Цаплиным. Получается, Анжеле было известно, что ревновать Дуню к Никите у Гены Цаплина были все основания. Сдерживал себя, потому что бывшая возлюбленная оказалась родственницей хозяев. Тем больше накипело на сердце… Стоило Анжеле даже не приказать, а просто намекнуть — и Гена выполнил невысказанный заказ со всем удовольствием. А в Юлию он промазал умышленно: не хотел убивать ничем не навредившую ему девушку, да еще и избавившую его двор от оккупации котятами и щенятами. Причем заплатила за малодневных оккупантов хорошие деньги. Зачем ему убивать благодетельницу?! А следствию подбросил ложную версию: мол, пытались убить и Никиту, и Юлию. Это уже получается совсем другая история. Но Дуня не знала, был ли в тот день Цаплин в охране Анжелы, или делала вид, что не знает, переадресовывала к Анжеле. Спрашивайте у А. Ю. Артюнянц, если вам карьера не дорога. Глеб Панов мысленно махнул рукой на хитрющую индиговку: все равно от нее ничего не добьешься. Но на прощание задал последний вопрос:
— А вот вы сами как думаете, кто убил Никиту?
— Кто нажимал на спусковой крючок, не знаю, но главный виновник — тот, кто заплатил колдунье, чтобы она навела на Никиту смертельную порчу!
На том и расстались. Дуня осторожно выглянула из палатки: нет ли поблизости Додика? Не то чтобы она его боялась, просто противно было смотреть на его мерзкую рожу. Но горизонт был чист от криминала. Дуня села в подаренную покойным Никитой «тойоту» и уехала по своим молодым делам. А у Панова служебных дел в Разнесенске не осталось, но он добровольно принял на себя моральные обязательства перед пенсионером-оппозиционером с шишкой на голове и подбитым глазом, который с искренним недоумением его спросил, неужели он думает, что наркотиками можно торговать без ведома полиции. Если Глеб делом не отреагирует на его слова, пенсионер всем знакомым и незнакомым станет говорить:
— Сообщил муровцу, что у нас торгуют наркотиками, — и ничего! Как торговали, так и торгуют. Значит, и МУР такой же, как вся полиция!
Вот так авторитет МУРа и подрывается!
Чтобы в меру сил противодействовать очернению родного ведомства, Панов поехал в местный ГОВД. Давешнего полковника на месте не было: уехал на совещание, как пояснил дежурный. Ну, погода хорошая, наверное, совещается где-нибудь на речке с карасями и бутылочкой белой. Но Глеба принял один из замов самого, майор, коренастый, в годах и со шрамом на щеке. Наверное, тоже побывал в горячей точке. Молча выслушав гневный монолог Панова, закончившийся возмущенным вопросом:
— Неужели вы не в состоянии прищучить этого Додика с его бандой наркодилеров? Позор! Граждане напрямую обвиняют полицию Разнесенска в крышевании наркоторговли!
Майор вдруг встал из-за стола, вытянул руку в направлении Глеба и на манер известного плакатного персонажа вопросил, только не «ты вступил туда-то?», а еще более грозно:
— Ты коррупционер?
Глеб хотел было гневно отринуть нелепое обвинение, но прикусил язык: вспомнил, что не написал рапорт на заключавшего позорную сделку с мошенником капитана Горюнова, покрыл друга-коррупционера, значит, и сам коррупционер.
Но майор, не дожидаясь, когда Панов разродится ответом, конкретизировал вопрос:
— Ты взятки берешь? Бандитов крышуешь? От наркодилеров долю имеешь?
— Нет! Нет! Нет! — возмущенно замахал руками Панов.
— Вот и я нет, — вдруг спокойно сообщил майор и, убрав указующий перст, снова уселся за стол. — И везде, по всем регионам, таких порядочных людей, как мы с тобой, в полиции много. Есть честные люди и среди начальников ГОВД и РОВД! А наркомафия цветет и пахнет по всей России — и где честные полицейские, и где нечестные. Может, только где-то немножко больше, где-то немножко меньше.
Видя, что его речь не очень удовлетворила столичного гостя, майор пообещал:
— Ладно, проведем мы облаву, погоняем нарковшивоту. Но честно предупреждаю: Додика мы вряд ли сумеем зацепить. У него больше разрешенной дозы наркотиков не обнаружишь. А что деньги ему передают — адвокаты отмажут: мол, долги собирал. Может, посадим одного-другого торчка, что подтаскивают ему наркотики, если они по дури сразу понесут больше разрешенного законом. Только проку от этого не будет никакого. Так, предъявим для отчета: «Борьба с наркоманией ведётся!» — Удовлетворив таким образом требовательного визитера, майор затронул более интересующую его тему: — Я слышал, ты специально к нам приехал, чтобы найти родственников олигарха Артюнянца? Как, нашел?
— Нашел, — буркнул Панов. Он понимал, что майор пообещал ему хвост от редьки, но что сделать нечто большее не в его майорской власти, тоже было понятно.
— И кто же это? — не обращая внимания на недовольней тон Панова, настырничал майор.
— Ирина Степановна Артюнянц, бывшая Федотова, предпринимательница, и ее дочь Авдотья Афанасьевна Артюнянц, тоже бывшая Федотова, студентка вуза.
— Никакая твоя Ирина Степановна не родственница Артюнянцу. Ее девичья фамилия Подосинкина, я проверял, — разочарованно вздохнул майор.
— В том-то и фишка, что Подосинкины оказались родственниками Артюнянцев. И эта самая Авдотья Афанасьевна, проще — Дуня, часто гостит в имении Артюнянцев, дружит с дочерью хозяина имения — Анжелой. Анжела представила Дуню отцу и объяснила ему, что мама Дуни — урожденная Подосинкина. И Юрий Борисович Артюнянц своим последующим поведением фактически подтвердил, что признает это родство.
— Вот это да! — ахнул майор. — А я-то! А мы-то! Послушай, не в службу, а в дружбу, ведь я пошел тебе навстречу. Что тебе стоит, ведь ты нашему начальству не подчинен. Сейчас здесь, а через час уехал, и плевать тебе на наше начальство с Петровки, 38! А мне с ним жить и работать. Так позволь мне присвоить лавры твоего открытия себе. Что это я вследствие тонкой оперативной разработки установил такой факт! А?!
— Да ради бога! — махнул рукой Панов.
— Вот спасибо! — засуетился майор. — Но я тоже в долгу не останусь! У нас в КПЗ сидит один парнишка, семнадцатилетний, Маратом его зовут. Он последние три месяца торговал наркотой в Малинской. А у Никандровых похитили сына, я слышал, тоже ребенок — золото. Наверное, тебя озаботили и этим похищением?
— Еще как озаботили! — встрепенулся Панов.
— Тогда ты поговори с нашим Маратиком, пока мы его не отпустили. Пригрози, что увезешь его в Москву, в Бутырку. Может, он тебе чего по делу о похищении никандровского отпрыска расскажет.
