Екатерина Островская - Желать невозможного
– Нет, пусть она встанет здесь, а мы на нее посмотрим, какая это еще дочка, – сказал другой.
Соня взяла голубые джинсы в обтяжку и полосатую майку и пошла в ванную переодеваться. А когда вышла, то увидела стоящую в коридоре мать.
– Ты куда намылилась? – спросила она.
– На репетицию.
– Надолго?
– Как получится.
Мать смотрела на нее мутным взором и размышляла.
– Ну ладно: отпускаю тебя сегодня. Но в другой раз учти… Эта твоя самодеятельность мне во где!
Мать провела себе ладонью по горлу.
– На хрена нам самодеятельность? И вообще, на хрена тебе учиться? Все равно ведь придешь к нам на фабрику, будешь аппретурщицей, как и я… Плохо, что ли?
– Не приду!
– А кто тебя спрашивать будет? Придешь как миленькая!
Один из мужчин высунулся из комнаты и, разглядывая Соню, позвал мать:
– Люся, ты скоро? А то скучно без тебя.
Мужчина подмигнул Соне.
– Сейчас, – отозвалась мать, не оборачиваясь, а потом наклонилась к дочери: – Ты, Сонечка, сегодня домой не спеши. Мы тут посидим немного. Все нормально будет, ты, главное, не волнуйся: это с работы моей товарищи. Мы сегодня праздник какой-то отмечаем. Так что погуляй сегодня подольше.
Соня выскочила во двор, где ее поджидала Машка Коростылева.
– Во, блин! – сказала Коростылева и приподняла юбку, демонстрируя рваные колготки. – С утра зацепка была, а сейчас вон как поползло. Как я в таком виде на прослушивание пойду?
Машка, которую и в школе, да и везде, звали Костылем, была расстроена. Не то слово: взбешена. Еще бы – сегодня в городе должно было состояться событие века. Да чего уж там века – тысячелетия! Сегодня в клубе завода высоковольтной аппаратуры должно состояться прослушивание претенденток для участия в проекте «Фабрика звезд»! Вся молодежь города, в основном, конечно, девочки, сегодня будут там.
– Ну че теперь делать? – возмущалась Машка. – Может, вообще без них пойти?
– По дороге купим, – успокоила ее Соня, – у меня есть сто рублей.
Они поспешили к клубу, куда уже торопились соперницы и соперники. Пришлось, конечно, потерять минут десять возле ларька, где Коростылева купила колготки, тут же за ларьком сняла старые и натянула только что приобретенные. Неподалеку на газоне сидели двое изрядно подвыпивших граждан. Точнее, сидел только один, а второй лежал на траве. Сидевший во все глаза уставился на Машкино переодевание и тряс своего отключившегося друга, призывая и его поглазеть на бесплатный стриптиз.
– Козел! – крикнула ему Машка, и они побежали.
– Слышь, Мармеладова, – говорила Машка в процессе бега, – давай скажем, что у нас дуэт. Исполним что-нибудь. Ты исполнишь, а я типа вторым голосом.
Костыль знала, что у нее ни голоса, ни слуха, а вот Соня Маркова, которую все называли Мармеладовой, была местной звездой: она выступала в составе группы «Волки», где была солисткой на всех вечерах и на дискотеках.
– Ну что тебе стоит! – уговаривала Машка. – Мы просто рядом постоим, и все. – Ну не будь вредной, а, Сонь!
Стоять рядом с Коростылевой, у которой метр восемьдесят четыре! Да еще плоскостопие в придачу. Она даже бежала к клубу так, словно собирается вот-вот нырнуть носом в асфальт.
Перед клубом стояла толпа, человек двести, если не больше. В основном, конечно, девчонки, но и парней хватало. Присутствовали и женщины, скрывающие свой возраст под обильной косметикой и короткими юбками. Группа «Волки» тоже явилась в полном составе. Со своими гитарами, разумеется.
– О! – обрадовался ритм-гитарист и он же руководитель группы Паша Лешин. – Наконец-то. Мы тут уже договорились с охраной: нас вне очереди впустят.
– А много уже прошло? – спросила Коростылева.
Но Паша Лешин словно и не слышал ее.
– Сколько жаб собралось! – сказал он, оглядывая толпу. – Неужели они на что-то рассчитывают?
В это время открылась дверь, и на улицу вывалилась одна из претенденток.
К ней сразу бросились все.
– Ну, как там?
Претендентка была красной от пережитого волнения.
– Ой, девочки. Там сам Игнатий Поволоцкий, Евдокия Шмакова и еще кто-то. Я, как их увидела, чуть не обкакалась.
– А че они делать заставляют?
– Ну, я им спела.
– Ну и че?
– Записали мой телефон, сказали, что свяжутся.
Претендентка стала пробираться сквозь толпу, от нее старались отшатнуться, как от прокаженной. Некоторые все же пнули соперницу ногой.
– Ты посмотри, какой азарт у пипла! – усмехнулся Паша Лешин.
Потом он взял Соню за руку:
– Давай пробираться!
Трое других «волков» уже прокладывали путь. Несмотря на популярность, им это давалось нелегко. Их пинали, били в спины. Досталось и гитарам, и Соне, разумеется, но ей немного, потому что все удары в спину принимала на себя Коростылева, рвущаяся следом. Ей-то как раз пробиться не удалось. На ней повисли, пытаясь опрокинуть на землю.
Последнее, что услышала Соня, перед тем как за ней захлопнулась тяжелая дверь, был истошный вопль:
– Мармеладова-а-а!!!
Свет в зале погашен. Софиты освещали лишь сцену с одиноким роялем. Горела еще и лампа на столе, за которым сидели трое: двое известных телевизионных ведущих и третий – человек с вклокоченными волосами.
– А чего вы толпой вваливаетесь? – спросил Игнатий Поволоцкий.
– А мы поп-группа, – объяснил Паша Лешин.
– Это хорошо, конечно, – согласился известный ведущий. – Но петь будете по отдельности.
Ребята переглянулись: они не ожидали такого подвоха от организаторов просмотра. Но делать было нечего.
Сначала выступил Паша Лешин, который попытался исполнить «Smock on the Water», но его прервали на третьей строке:
– Побыстрее, ребятки, у нас много работы сегодня.
Потом и остальные пытались что-то исполнить, но их слушали и того меньше.
Соня осталась одна, и Евдокия Шмакова спросила ее:
– А где ваша гитара? Или вы принесли с собой фонограмму с музыкой?
– Нет, не принесла, но могу сама себе на рояле аккомпанировать.
– Чего стоите тогда? – поторопил ее Поволоцкий. – Быстрее к роялю.
Соня подошла к роялю, опустилась на кругленький стульчик. Вдруг стало страшно, потому что она поняла – в эту секунду решается ее судьба. Именно сейчас у нее появилась возможность, единственный шанс все изменить, вырваться из этой жизни – из пропахшей борщами коммуналки, из комнаты, похожей на заплеванный проходной двор, из школы с постоянно разбитыми окнами, из грязных дворов, перекатывающих матерную брань и скабрезные анекдоты…
Соня взяла первые аккорды и запела:
Когда в саду все птицы замолчали
И скрылся день за облаком мечты,
Взошла луна – сестра моей печали
И в дальний путь опять собрался ты.
Лишь фонари – бессонные зеваки,
Завоют вслед бродячие ветра.
Проходит жизнь – нелепая во мраке,
В бессильном ожидании утра.
Я буду ждать твоих шагов неспешность.
И, утомленный ласками другой,
Вернешься ты, придешь как неизбежность,
Как первый луч восхода за рекой.
Пусть будет так, пусть будет то, что будет!
Довольна тем, что было и что есть!
Пускай тебя другая ночью любит,
Но днем…
– Стоп, стоп, стоп! – закричал Игнатий Поволоцкий. – Это что за отстой?
– А по-моему, хороший блюз, – сказала Евдокия Шмакова, – исполнение неплохое. А из чьего это репертуара? Это из ранней Пугачевой?
Соня поднялась с круглого стульчика и шагнула к столу.
– Это я сама сочинила.
– Как сама? – удивилась Шмакова.
– Я же сказал – отстой, – поморщился Поволоцкий, но посмотрел на Соню внимательно.
Шмакова наклонилась к нему и стала что-то шептать. До Сони донеслось только:
– Надо брать… Голос чистый… Посмотри, какая фактура!
Игнатий Поволоцкий стал рассматривать Сонины ноги, а потом взглянул на листок бумаги перед собой:
– Как вас?.. Ах да, Соня. Вы сейчас пройдете вон в ту комнатку… – Он показал пальцем на дверь в углу зала. – Вот с этим человеком… – И он показал на третьего сидящего за столом. – Он запишет все ваши данные и договорится о дальнейших действиях.
В маленькой комнатке они опустились на диван, и человек представился:
– Меня зовут Иван Афанасьев. Я – продюсер.
Он достал блокнотик и стал задавать вопросы.
– Ты работаешь или учишься?
– Учусь в одиннадцатом классе.
– Где училась петь? С кем живешь? Кем мама работает?..
Афанасьев записывал. Соня отвечала на вопросы, чувствуя, как радость переполняет ее: кажется, она понравилась. Иначе зачем продюсер так подробно интересуется ею? Настоящего продюсера она видела впервые в жизни, но боялась поднять глаза, чтобы рассмотреть его получше.
– Сегодня в восемь вечера приходи в гостиницу «Русь», – сказал продюсер. – Я тебя у входа встречу. А сейчас извини, работы много.
Соня вышла на улицу. Тут же на нее налетела толпа. Впереди всех была истерзанная Машка Коростылева с разбитой губой и фонарем под глазом. Почему-то рядом оказались еще три девочки из их класса. «Волков» нигде не видно.
