Алексей Макеев - Успеть раньше смерти
– И что же из того?
– А то, что вы мне не все рассказали, – заявил Дубинин. – Нюхом чую.
– Не все, – сурово подтвердил Гуров. – А хочешь скажу, почему? Потому что я тут одному следователю все рассказывал-рассказывал, а он от меня потом прятаться стал. Не хотите вы тут слушать, что вам не нравится. Вот я и подумал...
– Зря подумали. Это вы про Колядкина говорите. Но Колядкин – это особая статья. Он прежде всего начальству в глаза смотрит. Чего там увидит, то и делает.
– А ты не такой?
– Я – нет. Я вообще-то капитаном был, а теперь вот старлей, прошу любить и жаловать, – с усмешкой сказал Дубинин. – Потому что в глаза начальству по-другому смотрю. Дерзко. Так говорят. А я вроде нормально смотрю. Черт их знает, чего им нужно...
– Все ты знаешь! – уверенно сказал Гуров. – Притворяешься только. Ну так и быть, поверю я тебе, старлей! Слушай внимательно...
Гуров изложил Дубинину и ту версию, которая касалась личной жизни художника Булавина. Рассказал про пакет с оружием и про слова Петровны о старом соседе по имени Сашка, который заявился много лет спустя и попросил приютить друга. Гуров посвятил Дубинина даже в свои планы насчет того способа, каким хотел выйти на Волина. Упомянул он и про странного человека по фамилии Щеглов, о котором вообще никто ничего не знал и который оказался в доме художника вроде бы случайно, но почему-то наблюдал за ним в полевой бинокль.
– Значит, так! – решительно заявил Дубинин, выслушав Гурова. – Дело выигрышное, громкое. Но тут два варианта – или грудь в крестах, или голова в кустах. Поэтому давайте заключим с вами пакт.
– Пакт? – изумился Гуров. – Какой еще пакт?
– О сотрудничестве. Вы – человек из столицы, у вас связи, авторитет. А я что? Меня одним пальцем раздавить можно. Но вы местного колорита не знаете. Они вас тут вокруг пальца обведут, вы и не почувствуете. В общем, нам с вами нужно действовать тандемом. Вы ни с кем больше в контакт не вступайте, потому что никому тут больше это дело не нужно. Это мне, дураку, интересно, потому что моя Светка уже все уши мне прожужжала, какой я придурок и бездарь. Подкалывает, мол, к сорока годам, глядишь, до лейтенанта дослужишься!.. Ну и вообще...
– Ясно, – сказал Гуров. – Я согласен сотрудничать. Но что ты предлагаешь?
– Я сегодня же потихоньку соберу сведения по гостиницам. Поищу этих ваших знакомых. Лучше, если мы заранее будем знать, где они находятся. А вы постарайтесь тогда к утру придумать, как до жены художника добраться. Я тоже думаю, что если она здесь замешана, то поплывет сразу же. Побежит к дружку за советом. А мы уж придумаем что-нибудь, чтобы зафиксировать их совещание для потомков. Не уверен, что удастся на все раздобыть разрешение, но для психологического воздействия хватит. Этот ваш Волин не махровый уголовник – расколется быстро. А чистосердечного признания еще никто не отменял.
– Ладно, договорились! – согласился Гуров. – Только не забудь про отпечатки пальцев в доме Петровны. Шигин, даже прояви он чудеса осторожности, должен их там оставить. А нам будет нелишне знать, кто это такой.
– Обязательно! Следователю скажу – пускай землю роет. Ему сейчас тоже нужно очки зарабатывать. Он молодой совсем. Громкое дело ему не помешает. А дело ведь громкое намечается, а? Художник-то наш по всему миру известен!
– Особенно громким оно станет, если ты меня, Дубинин, прокатить решишь! – с угрозой сказал Гуров. – Не обижайся, но вы сами меня здесь к этому приучили. Один участковый Кружков у вас знает свои обязанности.
– Как же не обижаться, начальник? – прищурил нахальные глаза Дубинин. – Я к вам со всей душой, а вы...
– А что я? Я ничего, – сказал Гуров. – Предупреждаю. А то мало ли что... Знаешь, как это – паны дерутся, а у холопов чубы трещат. Я-то уже старый, а вот тебе жить да жить! А на твоих плечах, видишь, звездочки что-то плоховато держатся. Света расстраиваться будет. Дети-то есть?
– Есть, – ухмыльнулся Дубинин. – Сын Славка. Три года уже.
– Ну вот, вырастет – пальцем показывать будет, – подхватил Гуров. – Обидно ведь.
– Думаю, к тому времени все устаканится, – снова ухмыльнулся Дубинин. – Я не хуже Кружкова, поверьте.
– Да верю, верю! – отмахнулся Гуров. – Ну, раз ты такой хороший, то давай, выполняй обещанное! Нужно постоянно быть на связи. Вот тебе мой номер телефона, а мне свой давай. Если к вечеру будешь что-то знать – сообщай. Тогда на утро план выработаем, подготовимся и провернем операцию.
Они расстались. Потом появился полковник Крячко, бодрый и готовый к немедленным действиям. Гуров охладил его пыл, вкратце обрисовав условия договора с местным УВД в лице опера Дубинина, и предложил занять свободное время еще одним посещением ресторана.
– Ну и что, что ты только что оттуда? Я же тебя знаю! – заявил он. – Ты от добавки никогда не откажешься, а я еще не обедал. Не так разве?
Крячко был слегка разочарован, но от добавки не отказался. Они пообедали вместе, обсудив перспективы и подводные камни предстоящей операции, потом еще раз в деталях проштудировали информацию, которую привез с собой Крячко, прикинули, насколько можно доверять местным коллегам, но определенного вывода так и не сделали, потому что Гуров еще не составил полного представления об опере Дубинине, а Крячко вообще ничего о нем не знал. Но уже ближе к вечеру опер Дубинин сам напомнил о себе, изложив по телефону нечто вроде военной сводки, как бы давая понять, что намерения у него самые серьезные и боевые.
– Докладываю, товарищ полковник! По поводу отпечатков вы оказались правы. Отпечатки у Петровны интересные! То есть те, которые относятся к ее постояльцу. Этот Шигин оказался на самом деле Семеном Костенко по кличке Липа. Профессиональный киллер. В розыске с девяносто девятого года. Одно время думали, что погиб он – нигде не проявлялся, – а вот тут вдруг всплыл. Местонахождение его на данный момент нам, конечно, не известно. Чудес, как говорится, не бывает. Но по крайней мере, теперь мы знаем, кто это такой. Я своим ребятам раздал его фото – пусть повнимательней по сторонам смотрят. Ну и если верить вам, товарищ полковник, то его местонахождение может быть известно гражданину Волину. А этого гуся мы вычислили быстро. Он, похоже, за собой ничего такого не чувствует. Обосновался в гостинице «Столичная». Это у нас самая шикарная. Снял номер на одного, с ванной. У меня, между прочим, дома ванной нет, до сих пор в развалюхе живу. Но это так, к слову... В общем, этот у нас на крючке. Там в гостинице постоянный пост имеется. Так я Петрову, который там на сутки заступил, приказал глаз не спускать. Когда ушел, когда пришел, с кем общался... Если что, он мне сразу просигнализирует. Ну а вот что касается Щеглова, тут успехов никаких. Не числится такого гражданина среди постояльцев наших гостиниц. Значит, или он в полях ночует – шучу, – или уехал.
– Или под другой фамилией выступает, – хмуро добавил Гуров. – Боюсь, что это еще один сообщник на нашу голову. А как сейчас себя ведет Волин?
– Пока спокойно. Петров говорит, что пообедал в ресторане, потом к себе пошел. В номере теперь сидит, не выходит... Жаль, звонки его мы отследить не можем. Да и смысла нет просить разрешение на прослушку. Волокитное дело. Нерационально.
– Ты же грозился своими силами!.. – намекнул Гуров.
– А я и не отказываюсь, – живо отозвался Дубинин. – Я уже с директором гостиницы договорился, ребятам задание дал. Они в соседнем номере кое-что оборудуют. Кулибины! Вообще, с вас, товарищ полковник, я теперь меньше литра не возьму! Потому что все на энтузиазме, все на внутренних ресурсах... Такое рвение поощрять следует!
– А ты, Дубинин, нахал! – только и покачал головой Гуров. – Чует мое сердце – службу тебе в чине прапорщика заканчивать придется. Свету твою жалко!
– Жалко, – согласился нахал Дубинин. – Но я же прежде всего о деле думаю. О борьбе с преступностью. У меня сердце кровью обливается, когда я знаю, что киллер Липа бродит где-то рядом с руками по локоть в крови!
– Ладно, не размазывай кашу по тарелке, старлей! Я твою информацию к сведению принял. Теперь наш ход. Вы заканчивайте там в номере и будьте наготове. Утра ждать не будем. Прямо сейчас поедем. Жди от нас звонка.
ГЛАВА 14
На фоне вечернего неба, разукрашенного багровыми и желтыми полосами заката, «замок» Булавина выглядел угрюмо и даже слегка зловеще. Наверное, это ощущение родилось у Гурова еще и потому, что ничего хорошего о своем пребывании в гостях у художника он вспомнить не мог. К тому же впечатление усиливали тишина, разлитая вокруг, и темные замершие кроны деревьев на кладбище. Полковнику Крячко, наоборот, место понравилось.
– Вот тут бы рядышком река, – мечтательно сказал он, – и больше ничего не надо! Присел с удочкой на бережку – и мечтай себе! Нет, хорошо!..
Гуров, однако, оптимизма друга не разделял.
– Хорошего мало! – заметил он. – Ворота закрыты. Людей не видно. Забор высокий. Изображать из себя Чака Норриса почему-то не хочется. А рассчитывать на то, что хозяева откроют, не приходится. Нелюбезные они люди. Я теперь удивляюсь, зачем они нас с Марией вообще приглашали. То есть сначала все было прекрасно, но как только начались неприятности, так мы стали мешать! Хотя вообще-то мы старались помочь... Ну, да ладно, что выросло, то выросло. Будем гнуть свою линию. Ты поставь свою колымагу подальше от «замка», спрячь где-нибудь в кустах, а я все-таки попробую прорваться. Связь, как обычно.
