Фридрих Незнанский - Взлетная полоса
– Вас-то вроде бы это общество ничем не обделило, – иронически заметил Антон. Ирония служила ему средством для сокрытия горечи: так или иначе, версия, что к смерти Кирилла Легейдо был причастен Дмитрий Шиллер, трещала по швам.
– Вот в том-то и дело, – снисходительно улыбнулся Шиллер. – Когда о кризисе современного мира твердит человек, который живет на помойке и питается остатками просроченных собачьих консервов, с ним все ясно. Как говорится, зелен виноград! Не сумел заработать, скатился на дно общества и предъявляет за это счет всем, чье положение лучше его собственного. Но в нашем случае все по-другому. О зависти не может идти и речи: мы люди преуспевающие. Значит, мы беспокоимся только об истинном положении вещей…
– Но если речь идет об истине, почему не выступить под настоящими именами? – подковырнул его Антон. – Зачем имена скрывать?
– А разве мы от кого-то скрываемся? Псевдонимы, ники – всего лишь дань сетевому этикету: мы не хотим, чтобы нас уважали за наши заслуги, мы хотим, чтобы прислушивались к нашим мнениям. Давить массой своих достижений на собеседников, которые в массе своей люди молодые и не успели еще ничем себя проявить, было бы некорректно. Но то, чем мы занимаемся в Интернете, многим известно. Вашим коллегам из ФСБ – если не доверяете мне, спросите их об этом. Моим коллегам из рекламного бизнеса – например, Кирилл все обо мне знал. Знают некоторые мои постоянные заказчики.
– Кто именно?
Когда Шиллер спокойно перечислил несколько имен и привел названия возглавляемых ими фирм и предприятий, у Антона глаза на лоб полезли.
– Но как же… как же они после этого могут вам доверять? Вы их рекламируете и в то же время ругаете буржуями. Где логика?
– А логика, уважаемый Антон, в том, что капитализм у нас получился таким же странным, как вся русская история двадцатого века. Любое богатство вызывает сомнения в его праведности, но современное русское большое богатство неправедно по определению. Если в Германии, Америке, Англии, Голландии состояния копились постепенно и приобретались трудом и каждый точно знает, на чем разбогател тот или иной капиталист, то в России с этим дело обстоит как минимум сомнительно. Помните классическую фразу: «Все крупные современные состояния нажиты нечестным путем»? Поди разберись, что стоит за каждым конкретным русским богатством: то ли золото партии, то ли финансовые пирамиды, то ли откровенный криминал. Притом умножьте начальную неясность на то, что нашим бизнесменам приходится постоянно хоть в чем-то, да нарушать закон, потому что, если все делать по закону, останешься гол как сокол: вся прибыль утечет в бездонный карман государства, на подкормку армии чиновников. И как же, извините, после этого им относиться к бизнесу и к себе? Поэтому русский капиталист, который еще не пережил окончательной атрофии совести, – это существо в глубине души робкое, терзаемое сомнениями и подспудным чувством вины. Он сознает, что все должно было бы идти как-то по-другому. Он сознает, что его благоденствие в нашем обществе непрочно. Поэтому русский капиталист не находит ничего странного в том, что я ругаю современное общество. Наоборот, он благодарен мне за то, что я в этом ему открыто сознаюсь: стало быть, камня за пазухой не держу. А отдельные личности – вы не поверите, Антон! – присоединяются к моей ругани, помогают, чем могут. Такие факты мне рассказывают – закачаешься!
Отодвинувшись от стола, Шиллер заглянул в побледневшее лицо Антона и миролюбиво завершил:
– Конечно, надо еще учитывать то, что вос-точнохристианская система ценностей не приемлет навязываемый нам дух обогащения, характерный для протестантизма. Но об этом неоднократно упоминается в моих статьях, которые разбирают механизм действия рекламы изнутри. Если вы так хорошо осведомлены, значит, наверняка их читали.
– Ну а с Барсом как же? – задал волновавший его вопрос Антон.
Шиллер приподнял дворянские дугообразные брови:
– С каким, простите, барсом? Из какого зоопарка?
– Из вашего. Я о парне, которому вы на форуме отвечали… Ну которого девушки не любят, который поэзию Серебряного века читает, а еще он бегает трусцой…
– А, вспомнил. Ну и что же с этим представителем семейства кошачьих?
– Я не знаю, что с ним. А вы знаете? Вы об этом задумывались? Вот вы дали ему совет громить витрины или не помню что еще. – Антон говорил сбивчиво, он волновался. – Ну посадят его в тюрьму, а что хорошего?
– А что хорошего в его сегодняшней жизни? – отрезал Шиллер. – Если бы она его устраивала, он не писал бы таких сообщений на форум. Может быть, кстати, ему подсознательно хотелось пойти и разгромить что-нибудь в отместку за то, что он не может ничего добиться. Я всего лишь вывел его желание на поверхность – и заодно показал, что исполнение таких желаний доводит до тюрьмы. А дальше пусть поступает, как хочет. Я всего лишь дал ему совет. Чужих советов бояться – в Интернет не ходить.
И добавил другим тоном:
– Как же вы наивны, а еще сыщики! По-вашему, я убил Кирилла из-за того, что он рассказал своему исполнительному директору о моем интернетном имидже, в то время как самого исполнительного директора почему-то оставил в живых. Где логика? Если убивают во имя нераспространения какой-либо информации, то убивают всех, кто ею располагает.
– Ага. – Антону вдруг все стало безразлично. – Ну спасибо, мы пойдем…
– Нет, постойте! – В голос Дмитрия Шиллера пробрался металл. – Вы вторглись в мое агентство и много чего мне тут наговорили, дайте же и мне высказаться. Я не отпущу вас, пока не расставлю все точки над десятеричными «и». – Все-таки бывший филолог проступал в нем. – До вас наверняка дошли слухи, что мы с Кириллом друг друга недолюбливали, так? И что мы не сработались? И что он ушел из агентства вследствие моего деспотизма?
– Ничуть, – собрался с мыслями Антон. – Говорили просто, что у вас разные методы работы. Кирилл Легейдо относился к подчиненным, как к друзьям, а вы по… этому самому… патерналистски…
– Да-да, – словно бы успокоился Шиллер, – конечно. Эти слухи отчасти правдивы: у нас действительно были разные представления о том, как руководить людьми. У Кирилла эти представления были либеральные и, следовательно, бабьи, поскольку вообще либерализм – это женская, если хотите, бабская философия. Она выстраивает мир по горизонтали, тогда как мужской дух ценит строгую иерархию и стремление ввысь… Да, ну неважно. Дело не в том. Что бы ни провозглашал вслух Кирилл, поступал-то он по-другому. Поступки человека свидетельствуют о нем лучше, чем его слова, не правда ли? Так вот, Кирилл обращался со своими подчиненными так же патерналистично, как я со своими. Он слишком много брал на себя.
– Что вы имеете в виду?
– Он многое делал в обход своих сотрудников.
– А еще конкретнее?
– Конкретнее вам должны поведать об этом сами сотрудники. Если же они ничего вам не расскажут, значит, они ничего не замечали. Следовательно, Кирилл поработил их больше, чем я своих, хотя я деспот и тиран, а он был – как же! – благодетелем человечества. Но поверьте мне, господин сыщик, тайное всегда становится явным. Хотите проверить работу начальника – посмотрите, как работают подчиненные в его отсутствие. Если после гибели Кирилла с агентством «Гаррисон Райт» все будет в порядке, значит, я заблуждался. Однако предвижу, что без Кирилла их ждет скорый и неминуемый крах.
Того, кто избил Жанну, все-таки нашли. Это даже не составило особого труда, так как особые приметы этого странного юноши были неплохо известны жителям окрестных дворов возле места нападения. Он тут жил. Он тут гулял – чаще всего под ручку с пожилой строгой женщиной в очках. Он всегда был таким тихим, никто никогда не слышал, чтобы парень повысил голос, не то что ударил кого-нибудь… Двое собачников, выгуливавших своих питомцев регулярно в девять часов вечера – то самое время, когда парень показывался на улице, – сообщили, что это внук известной общественницы, Валентины Семеновны, проживающей в первом подъезде того дома, который стоит в глубине двора за ветеринарной лечебницей. Эта весьма деятельная для своего возраста бабуля всем заметна и всем известна…
Валентина Семеновна Федькина гостей из органов правопорядка встретила приветливо и сразу же проводила в главную комнату, или, как она ее выспренне именовала, «залу» – заставленную старой мебелью, цветочными горшками, дряхлыми сувенирами из союзных республик не существующего более государства. Треть комнаты занимало пианино; судя по окутывающим его завалам газет, на пианино никто не играл.
– А, так вы из милиции? – обрадовалась Валентина Семеновна. – Наконец-то, наконец-то спохватились! Вы представить себе не можете, как я борюсь за зеленые насаждения. В городе каждый листочек, каждая травка должны быть объектом государственной заботы, да-да, я не ошиблась, именно государственной. Зелень – источник кислорода, мы задыхаемся в этом смоге, наши дети вырастают рахитиками и астматиками… А эта шлюха с первого этажа обрезала нижние ветки нашей сирени, потому что, видите ли, она ей свет загораживает и ребенок не может читать. Ее ребенок вырастет – мне спасибо скажет! Потому что кусты – это кислород, а кислород – это здоровье, а здоровье – это…
