Алексей Пронин - Время жестких мер
Работали эти джентльмены действительно вместе. Вернее, не совсем, их смены пересекались. В конторе часто трудятся по ночам – всякие бывают заказы. Итак, практически по Битлз – Hard day’s night выдалась напряженной. Водитель весь вечер провел на Троллейном жилмассиве, обслуживая коммерсанта, у которого скончалась родственница, и срочно понадобилось вывозить на свалку ветхую мебель. Савельева с Лохачем он не видел, но рация в машине работала, и он был в курсе перемещений коллег. Савельев закончил смену в 20–30, ругался в эфире, что пришлось полчаса просидеть в грязи – какому-то фраеру приспичило увезти на дачу в Козловку старый диван, на обратном пути они с Лохачем плутали по дачным лабиринтам и в итоге сели в траншею. По рации Савельев известил диспетчера, что мучения закончены, он едет домой. И, видимо, поехал. С Лохачем ли, или один, он не в курсе. Проживает (вернее, проживал) Савельев в частном секторе, с женой, старший сын живет отдельно. Куда он поехал после того, как объявил об окончании работы, добрый дядечка не знает.
– Минутку. – Рыжий собеседник наморщил лоб, выразительно покосился на ее карман. Пришлось добавить. – Я вот что вспомнил. Примерно в одиннадцать вечера со мной связался Гришка Криницын – он тоже работал со мной в одну смену, начал плакаться, что позвонила теща, у жены пробудилась язва, нужно везти в больницу, а у него заказ на Юго-Западный поселок. Если не поедет, шеф раздавит и не посмотрит на уважительную причину – ибо заказ напрямую касается его капризной любовницы. Ну, я-то вроде при деле был, посоветовал ему связаться с Савельевым – тот уже дома, может, и подставит плечо. Разговора я их не слышал, они по сотовым общались, но потом Гришка опять позвонил, заныл, что Толян Савельев уже не дома, принял левый заказ на всю ночь, в общем, калымит. Даже улицу назвал, куда он сейчас направляется… но я не помню, – простодушно признался дядечка. – Мне оно зачем? Это где-то далеко, совсем не там, где Юго-Западный поселок. Пообщайся с Гришкой Криницыным, он вспомнит. Гришка нынче дома, в отгулах, выпивает, поди – жена в больнице, с тещей поругался. А в ту ночь он так и не выкрутился – работал до утра, теще пришлось самой бегать по улицам, ловить машину посреди ночи…
Адрес господина Криницына к вышесказанному прилагался. Но как-то сомнительно. Посреди ночи, приняв заказ от таинственного субъекта, Савельев с Лохачем покатили по бренную женскую душу. Жене он, вероятно, не сказал, куда едет. А почему сказал Криницыну? Соврал? Мог. А мог и машинально брякнуть правду – чем он рисковал? Задание, конечно, деликатное – умыкнуть бабу по указанному адресу, но кто бы связал эти события? Он же не знал, чем кончится…
Криницын проживал в пятнадцати минутах езды на такси, в длинной, извилистой «кишке». Дверь открыл похмельный тип в майке, долго не мог понять, чего надо этой бабе, порывался закрыть дверь, потом его осенило, что это теща прислала шпионку, вознамерился съездить по физиономии, ради чего пригласил войти. Она вошла и отклонилась от удара, мысленно добавив к своим добродетелям еще одну. Не сказать, что они быстро подружились, но перелом настал, когда она извлекла из сумочки плоский пузырек дагестанского коньяка (купила за углом в продуктовой забегаловке). Работник фирмы озадаченно уставился на подношение, потом на «подательницу», признал, что совершил ошибку и предложил смыть свою вину кровью. Чужой крови ей не хотелось, она представилась работницей детективного агентства, сослалась на коллегу и внятно изложила просьбу.
Пока он въезжал, заработала память, прошло еще какое-то время.
– М-м… – замычал он. – Ну дык это… Звонил я Толяну – как раз к полуночи дело шло. Так и так, говорю, выручай, Толян, нужно съездить на Юго-Западный, решить одну транспортную проблему – шеф убедительно попросил, а я, мол, в долгу не останусь, с меня бутылка, всяческий респект, отработаю за тебя в другой раз. А он мне сразу – рад помочь, Гришаня, да не проси, не могу. Взял уже заказ – подъезжаем с Серегой Лохачем к улице 26 Бакинских комиссаров, а это у черта на рогах и никак к тебе не успеем. Мать честная, говорю, а это где? А он хохочет – такая, мол, глухомань, сам всю жизнь шоферю в городе, а о такой улице даже не слышал. В общем, перекинулись парой слов, ну и… – собеседник развел тощими руками.
Она с трудом усмирила сердцебиение.
– Отлично, Григорий. Большое спасибо, именно этого я и хотела от вас добиться. И последний вопрос: вы же не рассказывали ничего полиции?
Он сделал изумленные глаза.
– А на хрена? Они ничего такого и не спрашивали…
Неизвестно, соврал ли Гришке убиенный Савельев, но женщиной овладело странное состояние. Вышла из подъезда, села – ноги стали ватными. Голова закружилась. Название улицы ни о чем не говорило, но затрясло нешуточно. Было в этом что-то мистическое. Успокоившись, она побежала ловить такси.
Захолустье было страшное. Только один водитель из четырех по списку согласился везти, но заломил такую цену, что она засомневалась – не в той ли это местности, где живут оленеводы? Он высадил пассажирку в каком-то гиблом районе, сказал, что это именно то, что ей нужно.
Удивительно – в этом краю пропойц и неудачников никто не позарился на ее целомудрие. Она была испугана и расстроена. Произошла ошибка, мало ли что сказал Савельев Криницыну. Убогие трущобы, возведенные при царе Горохе (впору применять радиоуглеродный метод), чахлые тополя, дорога из оврагов и холмов. Она брела по обочине, робея и недоумевая. Два чувства бились смертным боем – хотелось бежать обратно, добраться до цивилизованных мест, поймать машину. Второе настаивало: нельзя отвергать единственную версию, не все так просто и однозначно. Нужно потерпеть, в случае опасности постоять за себя, да и убежать здесь есть куда. Дойти до конца улицы, потом обратно, и если уж совсем ничего не произойдет, тогда пойти на поводу у первого чувства…
– Эй, але… – она не отреагировала на это странное обращение, шла себе по обочине.
– Але, говорю… – голос был хриплый, но женский. Она остановилась, приготовившись спасаться бегством. За ней брела опустившаяся девица под приличным градусом. В заштопанной куртке, опухшая, грязные волосы собраны в пучок на затылке. Лицо измазано дешевой косметикой – даже в тех местах, где косметики быть не должно, а особенно густо – поверх синяка. Баба-яга в молодые годы…
– Вы мне? – пробормотала она.
– Тебе, тебе, – подтвердила особа, подходя ближе. От дамы исходил удушливый амбре, стоять рядом с ней было невозможно, она попятилась.
– Да подожди ты… – та схватила ее за рукав.
– Вы, наверное, ошиблись, я не местная…
– Ха-ха, учудила, не местная она, – пьянчужка залилась припадочным смехом. – Ты что, подруга, окончательно сбрендила? Нет, мы, конечно, догадывались всем двором, что у тебя тараканы в голове, но чтобы такие… Не местная она, как же…
Холодная змейка потекла по позвоночнику.
– У тебя есть деньги, соседка? – сменила тему алкоголичка.
– А сколько вам надо? – она не узнавала собственного голоса.
– А сколько не жалко. – Дама заржала, как лошадь. – Понимаешь, на мели я, так, может, это, чисто по-соседски…
Она извлекла из кармана мятые купюры, сунула в немытую длань. Кто бы объяснил, что она делает…
– Круто, подруга… – Та даже немного смутилась. – Это, конечно, лишнее, но ладно. Разбогатею – отдам. А ты хорошая девка, что ж ты сразу не сказала… Да, – вспомнила собеседница, – тут на днях мужик тебя искал, мы как раз с ребятами выпивали, а он подошел. Очень был расстроен, ну, такого несчастного из себя изображал… Нормальный мужик, – уверенно заявила баба. – Ты держись за него. Наташка, – она сунула грязную длань.
– Оля, – сказала она первое, что пришло в голову.
– Пусть так. – Та снисходительно махнула рукой. – Нам, татарам, все равно. А тот мужик на «бумере», что все время к тебе приезжает – ты бы с ним не связывалась, сука он…
– Подождите, Наталья, – она тихо облезала. Или не того она хотела? – В каком доме я живу?
– Совсем сдурела, – в самую точку подметила Наталья. – Вот здесь ты живешь. – Она повернулась (едва не упав при этом), простерла к бараку свои руки. – Вот в этом прекрасном восемнадцатом доме. Квартира у тебя такая же – восемнадцатая. Ты постоянно в ней торчала, пока не увезли тебя на фургоне. Где тебя носило-то, родная?
– Отсутствовала, – вздохнула она, – по уважительной причине.
Ураган подхватил, понес во вчерашний день. Она шла к дому, шлепая по лужам. Куда пропала эта странная тетка? В магазин помчалась? Она стояла у покосившейся подъездной двери, разглядывала ее с трепетным ужасом. Не могла она здесь жить, не могла… Подавила волнение, понесла свой крест. Обшарпанный коридор, почтовые ящики с оторванными дверцами. Лестница из ветхих досок, второй обшарпанный коридор. Память всячески открещивалась. Никаких намеков, ни единого проблеска. Стояла перед дверью с кривой табличкой «18», задыхалась от волнения. Взламывать? Нет, не стоит – она толкнула дверь, та открылась. Подавила желание спросить, нет ли кого дома, вошла. Замок на двери был сломан. Закрыла дверь. И вдруг нахлынула волна из темных глубин, чуть не сбила с ног, прижала к стене, где был электрический счетчик с керамическими изоляторами…
