Оса Ларссон - Кровь среди лета
Потом оба малыша уснули. Первый между ее передними лапами, второй — положив голову на живот брата. Золотая Лапа тоже воспользовалась случаем и прикорнула. Перед этим она клацала зубами, ловя осу, которая летала у самого ее носа.
Над вершинами сосен вставало утреннее солнце. В цветах усыпляюще жужжали насекомые. Птицы то и дело носились в воздухе, добывая корм для своих птенцов.
Золотая Лапа устала от игры. Счастье переполняло ее.
8 сентября, пятница
~~~
Инспектор Свен-Эрик Стольнакке проснулся в половине пятого утра.
«Чертов кот», — была его первая мысль.
Обычно в это время его будил кот Манне, прыгая ему на живот всеми четырьмя лапами. И если Свен-Эрик, недовольно фыркнув, поворачивался при этом на бок, Манне карабкался по его спине, словно альпинист. Иногда при этом кот жалобно мяукал, и это означало, что он либо хочет есть, либо желает, чтобы его выпустили на улицу. Или же и то и другое сразу.
Если Свен-Эрик отказывался вставать, бормоча себе под нос «ну вот, опять эта карусель…» и заворачиваясь в одеяло, кот принимался лазить по его животу, спине или боку, время от времени выпуская когти, пока наконец не добирался до головы.
Можно было, конечно, сбросить животное на пол, выставить его из комнаты и закрыть дверь. Однако делать это не стоило из опасения, что Манне выместит свою злобу на мягкой мебели и гардинах в другой комнате.
— Это чертовски умный зверь, — говорил Свен-Эрик. — Он знает, что в конце концов я выставлю его на улицу. А именно это ему и надо.
Инспектор Стольнакке был видным мужчиной: мускулистые руки, широкие плечи. Что-то в выражении его лица и манере держаться указывало на привычку иметь дело с самым худшим, что есть в человеке. Тем не менее коту Манне удалось полностью подчинить его себе.
Однако в то утро кот инспектора не будил. Свен-Эрик проснулся сам, по привычке или от тоски по полосатой бестии, донимавшей его по утрам своими капризами.
Стольнакке тяжело уселся на постели. Теперь даже нечего и пытаться уснуть. Миновала четвертая ночь, как Манне с ним нет. Кот и раньше мог уйти на день или два, Свен-Эрик не беспокоился. Но чтоб четыре подряд — такое было впервые.
Инспектор спустился по лестнице и открыл входную дверь. Светало. Он огляделся и засвистел в надежде привлечь этим звуком своего питомца. Затем принес из кухни баночку кошачьих консервов, поставил ее на перила крыльца и пару раз стукнул по ней ложкой. Никого. В конце концов, не выдержав холода, Свен-Эрик сдался и вернулся в дом.
«Его унесла лиса или переехал автомобиль, — решил он. — Рано или поздно это должно было случиться. Такова цена свободы».
Инспектор насыпал кофе в перколятор.
«Не самый худший вариант, — продолжал рассуждать он. — Что, если б Манне медленно умирал от старости и мне в конце концов пришлось бы отнести его к ветеринару? Вот это действительно кошмар…»
В перколяторе забулькала вода, а Свен-Эрик ушел в спальню одеваться.
«Вполне возможно, что Манне просто нашел себе другого хозяина, — подумал он. — С ним, вероятно, и раньше такое случалось. Несколько раз он заявлялся домой после двух или трех дней отсутствия и ничуть не был голоден. Более того, выглядел вполне ухоженным и выспавшимся. Что, если и на этот раз нашлась какая-нибудь жалостливая тетушка или пенсионер, которому делать больше нечего, кроме как варить Манне рыбу и подавать сливки».
Внезапно Свена-Эрика охватила злоба на этого незнакомого человека, который взял под опеку не принадлежащее ему животное. «Неужели не ясно, что у кота есть хозяин, который беспокоится и ищет его? — спрашивал он себя. — Разве по Манне не видно, что он не бездомный? Он сыт и не боится людей». Инспектор хотел купить коту ошейник, на котором можно было бы написать адрес и фамилию хозяина. Может, это давно следовало бы сделать. Однако Свен-Эрик боялся, что Манне запутается где-нибудь в зарослях и ошейник помешает ему выбраться. Сама мысль о том, что Манне где-нибудь в кустах умирает с голоду или висит на дереве, приводила инспектора в ужас.
Он плотно позавтракал. Первое время после того, как Йордис ушла от него, Стольнакке просто перехватывал что-нибудь по утрам, запивая кофе, и даже не садился за стол. Однако постепенно жизнь входила в привычную колею, и теперь Свен-Эрик апатично размешивал в тарелке нежирный йогурт и мюсли. Перколятор отключился, и в комнате запахло свежесваренным кофе.
Манне Стольнакке взял у дочери, когда та переехала в Лулео. Теперь он понял, что делать это не следовало. Слишком много проблем и лишних хлопот.
Анна-Мария Мелла в семь утра пила кофе на кухне. Йенни, Петтер и Маркус все еще спали. Густав проснулся. Сейчас он ползал по постели в спальне на втором этаже и не давал покоя Роберту.
На столе поверх кучи бумаг лежала копия того ужасного рисунка с повешенной Мильдред. Ребекка Мартинссон отксерокопировала и некоторые бухгалтерские документы, но в них Анна-Мария ничего не поняла. Она ненавидела все, что связано с математикой и цифрами.
— Доброе утро!
Это был ее шестнадцатилетний сын Маркус. Анна-Мария изумилась, увидев его в такое время на кухне, да еще и одетого!
— Что случилось? — спросила она. — Пожар на втором этаже?
Улыбаясь, Маркус достал из холодильника молоко и хлопья и сел за стол.
— У меня контрольная, — ответил он, приступая к завтраку. — Захотелось встать пораньше, не мешало бы и как следует подкрепиться.
— Что с тобой? — восклицала Анна-Мария. — Что с моим сыном?
«Это все Ханна, — думала она. — Благослови ее Бог».
Ханна — подруга Маркуса, заразившая его своей страстью к учебе.
Взгляд Маркуса упал на рисунок.
— Круто! — заметил он. — Что это?
— Ничего, — ответила Анна-Мария, переворачивая листок обратной стороной.
— Нет, погоди, дай рассмотреть! — Маркус взял бумагу в руки. — Что это значит? — Он показал на могильный холм на заднем плане.
— Вероятно, что она должна умереть и быть похороненной, — предположила Анна-Мария.
— Нет же. Что значит вот это? Ты не видишь? — Маркус ткнул пальцем в рисунок.
— Нет.
— Это какой-то символ.
— Это могила и крест на ней.
— Да, но контуры креста вдвое толще, чем у остальных фигур на рисунке. И потом, один его конец продолжается под землей, загибаясь там крюком.
Анна-Мария пригляделась. Маркус был прав. Она поднялась, собирая в кучу бумаги со стола. Ей хотелось поцеловать сына, но она сдержалась и только взъерошила ему волосы.
— Удачи на контрольной, — напутствовала она его.
Из автомобиля Анна-Мария позвонила Свену-Эрику.
— Действительно, — согласился он, получив на мобильный копию рисунка, — один конец креста загибается крюком.
— Нужно разузнать, что бы это значило. Кто может нам помочь?
— А что говорят криминалисты?
— Они только сегодня получили рисунок. Если на нем есть более-менее отчетливые отпечатки пальцев, результаты будут после полудня, в противном случае придется ждать дольше.
— Нужно найти какого-нибудь профессора, который мог бы растолковать этот символ.
— Хорошая идея, — похвалила Анна-Мария коллегу. — Как только Фред Ульссон кого-нибудь найдет, мы тут же пошлем факс. Собирайся, сейчас я за тобой заеду.
— Куда ты собралась?
— В Пойкки-ярви, к Ребекке Мартинссон, если она еще там.
Розовый «форд эскорт» Анны-Марии мчался по направлению к Пойкки-ярви. Свен-Эрик сидел на пассажирском месте рядом с водителем, инстинктивно вжавшись в пол: манеру водить машину инспектор Мелла явно переняла у несовершеннолетних правонарушителей.
— Ребекка Мартинссон передала мне копии каких-то деловых бумаг, — сказала Анна-Мария. — По-видимому, что-то из области финансов, я ничего в этом не понимаю.
— Спросить кого-нибудь из группы по борьбе с экономическими преступлениями?
— Они всегда завалены работой, так что ответ мы получим не раньше чем через месяц. Думаю, можно обратиться к Ребекке. Она ведь знает, зачем давала нам это.
— Ты так считаешь?
— У тебя есть другие идеи?
— Захочет ли она ввязываться во все это?
Анна-Мария решительно замотала головой.
— Но ведь она уже ввязалась, когда передала нам копии и письма! И потом, чего это будет ей стоить? Десяти минут отпуска…
Анна-Мария резко затормозила и повернула влево, на дорогу, ведущую к Юккас-ярви. Потом на скорости девяносто километров в час повернула вправо, к Пойкки-ярви. Свен-Эрик вцепился в дверную ручку. Мысленно он пожалел, что не взял таблеток от морской болезни, а потом вдруг вспомнил о своем коте, который так ненавидел ездить в автомобиле.
— Манне ушел, — сказал он и посмотрел в окно на сосны, раскачивающиеся вдоль дороги в слепящем свете осеннего солнца.
