Пер Валё - Человек, который «испарился»
— Не знаю, они все выглядят одинаково. Кроме того, иногда тут появляются самые разные случайные люди, приходят на минутку и сразу же исчезают.
— Это не Молин, его я бы узнал.
Колльберг покосился на него.
— Может, Гюннарссон?
— Нет, того я тоже видел.
В ресторан вошла женщина. Рыжеволосая, довольно молодая, в кирпично-красном свитере, твидовой юбке и зеленых чулках. Она двигалась непринужденно, рыскала глазами по залу и при этом ковырялась в носу. Потом присела за заказанный столик и сказала:
— Мое почтение, Пелле.
— Мое почтение.
— Пелле, — сказал Колльберг, — значит, это Кронквист. А эта женщина — Пиа Больт.
— Почему у них у всех усы и борода?
Мартин Бек произнес это в глубокой задумчивости, словно это была проблема, над которой он уже долго ломает себе голову.
— Наверное, это фальшивые усы и борода, — совершенно серьезно ответил Колльберг.
Он взглянул на часы.
— Только для того, чтобы нас раздражать, — добавил он.
— Нам уже пора возвращаться, — сказал Мартин Бек. — Ты сказал Стенстрёму, чтобы он пришел?
Колльберг кивнул. Уходя, они услышали, как мужчина по имени Пер Кронквист подзывает официантку:
— Поскорее дорогая! Я умираю от жажды!
Несколько человек рассмеялось.
В управлении полиции было тихо, как в кирхе. Стенстрём сидел в кабинете и раскладывал пасьянс.
Колльберг окинул его критическим взглядом и сказал:
— Что-то ты рано начинаешь. Что будешь делать, когда состаришься?
— Сидеть и говорить то же самое, что и сейчас: «Почему я здесь сижу?».
— Проверишь несколько алиби, — сказал Мартин Бек. — Леннарт, дай ему список.
Стенстрём взял список и бегло просмотрел его.
— Сейчас?
— Да, еще сегодня вечером.
— Молин, Лунд, Кронквист, Гюннарссон, Бенгтфорс, Пиа Больт. Кто это такой, Бенгтфорс?
— Это опечатка, — хмуро сказал Колльберг. — Там, естественно, должно быть Бенгт Форс.
— Девушку тоже проверять?
— Да, если это тебя развлечет, — сказал Мартин Бек. — Она сидит в ресторане «У кружки».
— Я могу говорить непосредственно с ними?
— Конечно. Почему бы и нет? Обычный опрос в связи с делом Альфа Матссона. Теперь уже все знают, о чем идет речь. Кстати, как там дела у ребят из отдела по борьбе с наркотиками?
— Я разговаривал с Якобсоном, — сказал Стенстрём. — Они уже набрали почти полные сети. Когда разнеслось, что Матссон в этом замешан, у всех развязались языки. Кстати, мне пришла в голову одна идея. Матссон продавал среди прочих нескольким полным развалинам и вытягивал из них неплохие деньги.
Он замолчал.
— Так какая же идея пришла тебе в голову? — спросил Колльберг.
— Возможно, один из этих бедняг, которых он обдирал, какой-нибудь его клиент уже был сыт по горло, если можно так выразиться?
— Ну, такое возможно, — с серьезным видом сказал Мартин Бек.
— Особенно в кинофильмах, — дополнил Колльберг. — Американских.
Стенстрём сунул список в карман и встал. В дверях он остановился и обиженно сказал:
— У нас иногда тоже так бывает.
— Возможно, — согласился Колльберг. — Но ты забыл, что Матссон исчез в Венгрии, куда поехал за товаром для этих своих бедняг. Ну, тебе уже пора уходить.
Стенстрём ушел.
— Ну, ты и ехидный, — заметил Мартин Бек.
— Он что, не может подумать, прежде чем говорить? — сказал Колльберг.
— Вот именно, он подумал.
— Ну да!
Мартин Бек вышел в коридор. Стенстрём как раз надевал пиджак.
— Посмотри каждому в паспорт. Стенстрём кивнул.
— И не ходи один.
— Они опасны? — колюче спросил Стенстрём.
— Инструкция, — проворчал Мартин Бек.
Он вернулся к Колльбергу. Они сидели тихо, пока не зазвонил телефон. Мартин Бек взял трубку.
— Разговор с Будапештом состоится в семь часов, а не в пять, — сухо сообщила телефонистка.
Они немного поразмышляли над этим сообщением. Потом Колльберг сказал:
— Черт возьми. Это досадно.
— Гм, — сказал Мартин Бек. — Ты прав, ничего хорошего в этом нет.
— Два часа, — сказал Колльберг. — Может, поедем немножечко оглядимся?
— Почему бы и нет?
Они проехали через Вестерброн. Субботнее движение уже затихло, и на мосту почти не было машин. Посередине моста они обогнали немецкий автобус с туристами. Он ехал медленно, и Мартин Бек видел, как туристы встают и смотрят в окна на отливающую серебром воду залива и дождливую панораму города на заднем плане.
— Молин — единственный из них, кто живет не в центре, — сказал Колльберг. — Начнем с него.
Они продолжили путь через Лильехольмсброн, проехали по Орстаплан, где клубился густой туман, и повернули в аллею на Сокенвеген. Колльберг свернул с главного шоссе и немного попетлял по узким улочкам, застроенным частными домиками, пока не нашел нужный. Он медленно ехал вдоль живых изгородей и читал таблички на калитках.
— Здесь, — сказал он. — Молин живет слева. Эти ступеньки ведут к нему. Раньше в доме жила одна семья, но теперь его разделили. Второй вход сзади.
— Кто живет в другой половине дома? — спросил Мартин Бек.
— Какой-то таможенник на пенсии, с женой
Сад перед домом был большой, заросший искривленными яблонями и густыми кустами смородины и крыжовника. Живая изгородь была аккуратно подстрижена, а белая калитка казалась свежевыкрашенной.
— Большой сад, — сказал Колльберг. — И должным образом защищен от любопытных. Хочешь как следует все это осмотреть?
— Нет, поезжай дальше.
— Ну, тогда поедем на Свартенгатан, — сказал Колльберг, — к Гюннарссону.
Они поехали по Нюнесвеген в Сёдермальм и припарковали автомобиль на Мосебакеторг.
Дом номер шесть по Свартенгатан находился почти на самой площади. Это был старый жилой дом с большим мощеным двором. Гюннарссон жил на третьем этаже, окна его квартиры выходили на улицу.
— Он живет здесь не очень давно, — через минуту сказал Мартин Бек.
— С первого июля.
— А до этого жил в Хагалунде. Знаешь где?
Колльберг остановился перед красным светофором возле кирхи Святого Якоба и кивнул в направлении большого углового окна ресторана «Опера-келларен».
— Может, они все как раз там сидят, — сказал он. — Кроме Матссона. В Хагалунде? Да, знаю.
— Ну, так мы потом туда тоже съездим, — сказал Мартин Бек. — Поезжай вдоль воды, чтобы я мог посмотреть на суда.
Они ехали по Страндвеген, и Мартин Бек смотрел на суда. У Блазиехольмстранд стояла на якоре огромная белая яхта с американским флагом на корме, а между двумя аландскими[15] баржами у Юргордсброн втиснулся польский катер. Перед входом в дом Пиа Больт на Стриндберггатан маленький мальчик в пестром дождевичке и моряцкой зюйдвестке вез по первой ступеньке красный двухэтажный автобус из пластмассы и громко рычал, изображая звук мотора. Он зарычал еще громче, когда остановил автобус, чтобы дать возможность Колльбергу и Мартину Беку проскользнуть внутрь.
В коридоре стоял Стенстрём и хмуро изучал список Колльберга.
— Чего ты здесь стоишь? — спросил Колльберг.
— Ее нет дома. И в ресторане «У кружки» ее не было. Вот я стою здесь и размышляю, куда мне пойти теперь. Но если вы хотите меня сменить, то я могу идти домой.
— Попытайся сходить в «Опера-келларен», — посоветовал ему Колльберг.
— Кстати, почему ты один? — поинтересовался Mартин Бек.
— Я был с Рённом, он сейчас придет. Он заскочил к своей маме с букетом цветов. У нее сегодня день рождения, и она живет здесь за углом.
— А что ты узнал об остальных? — спросил Мартин Бек.
— Мы проверили Лунда и Кронквиста. Из «Опера-келларен» они ушли около полуночи и направились прямиком в пивную «Гамбург». Там встретили каких-то знакомых девушек и около трех поехали домой к одной из них.
Он посмотрел в список.
— Ее фамилия Свенсон, и она живет на Сагавеген на острове Лидингё. Там они остались до утра пятницы, аж до восьми часов, а потом поехали в такси на работу. В час дня пошли в ресторан «У кружки» и сидели там до пяти, а потом уехали в Карлстад делать репортаж. Остальных я еще не успел проверить.
— Это я понимаю, — сказал Мартин Бек. — Продолжай проверять. Мы будем в Кристинеберге в семь часов. Когда у тебя все будет готово, позвони.
Когда они ехали в Хагалунд, лило как из ведра. Колльберг остановился перед низким жилым домом, где еще два месяца назад жил Гюннарссон. Вода заливала лобовое стекло, а дождь стучал по металлической крыше так, что не было слышно собственного голоса.
Они подняли воротники и побежали через тротуар к дому. Он был трехэтажный и на двери одной квартиры на втором этаже была приколота кнопкой табличка. Имя на табличке значилось также и в списке в вестибюле, причем табличка выглядела белее и новее, чем все остальные.
Они вернулись в автомобиль, объехали дом и остановились с другой стороны. В квартире, где раньше жил Гюннарссон, было всего лишь два окна, н она, очевидно, была однокомнатная.
