Лоуренс Гоуф - Случайные смерти
Цифра была названа. Ньют крякнул. На том конце повесили трубку. Ньют ударил трубкой по стене, на штукатурке остался след. Хватит с него старых приятелей. Потом он снова набрал номер и сказал:
— Ладно. Ты продаешь?
Он молча слушал, как показалось Рикки, очень долгое время, затем осторожно положил трубку. Написал адрес большими печатными буквами на листе бумаги с фирменным знаком гостиницы и протянул Рикки вместе с тысячью ста восьмьюдесятью долларами.
— Это что?
— Адрес, что еще, по-твоему?
— Я не знаю этот хренов город. Как я куда-то поеду?
— Помнишь фойе, Рикки? Нет? Ладно, помнишь паровоз, помнишь, как тебе понравилась модель паровоза? Это было фойе, где ты его видел. Теперь слушай внимательно. Сначала ты войдешь в лифт и нажмешь кнопку со стрелкой, которая указывает на пол. Когда ты спустишься в фойе, подойди к стойке и попроси карту города. Объясни, куда тебе надо ехать. Попроси, чтобы тебе нарисовали на карте, как ехать. Спроси, не поедет ли кто-нибудь с тобой.
— За пушками?
— Канадцы очень гостеприимные, ты удивишься, как они из кожи вон лезут, чтоб только угодить приезжему. — Ньют изготовился, как для бейсбольной подачи, бросил Рикки ключи от взятой напрокат машины. — Давай выметайся. — Он похлопал в ладоши. — Vamanos.
— Я знаю, что ты мне говоришь, я понимаю по-английски хорошо.
Ньют ждал со стремительно растущим нетерпением, пока Рикки, присев перед зеркалом, причесывался, затем, придвинувшись ближе, осматривал зубы, проверял, застегнута ли молния. Протирал башмаки о ковер, чтобы больше блестели. Это тюрьма виновата, она отучает человека торопиться, время проходит быстрее, чем должно, и оставляет вас позади.
Когда Рикки наконец ушел, Ньют снял трубку и заказал в номер чизбургер и воду. Потом отправился по коридорам искать холодильник. Он забыл пластмассовое ведерко, пришлось нести лед в ладонях. В чемодане лежала бутылка виски «Уайлд тёки Кентаки». Он щедро плеснул себе и подумал, как здорово будет, закончив дела, вернуться в Лос-Анджелес.
Странно вспомнить, как началась эта история. Года два назад он прочел о Фрэнке в одной ванкуверской газете, позвонил ему и больше из праздного любопытства, чем еще почему-либо, предложил работу. Фрэнк оказался настоящим сокровищем. Он не злоупотреблял наркотиками, не пытался прибрать к рукам Ньютовых милашек и Ньютовы денежки. Чего он еще мог желать, особенно при том, сколько платил?
Затем, несколько месяцев назад, на излете долгой, мучительной ночи Ньюта бесцеремонно отвергла женщина с большими карими глазами и черными волосами — редкость в Лос-Анджелесе, где по временам казалось, что существует лишь одна разновидность особей женского пола, выведенная в местном инкубаторе: с голубыми глазами и спутанными белокурыми волосами. Брюнетка напомнила Ньюту Паркер, он и завелся. Зудел часами о ванкуверских детективах, мужике и бабе, которые сыграли такую роковую роль в его жизни.
Ублаженный бурбоном и удобным шезлонгом под ночными звездами, Ньют пустился в воспоминания о том вечере около пяти лет назад, когда он вступил в перестрелку с Уиллоусом и Паркер и получил пулю 38-го калибра в грудь. И как его папаша — мир его праху — внес залог в четверть миллиона наличными, чтобы Ньют мог залечь на дно, если понадобится, и как адвокат, который стоил много дороже и потому был куда хитрее, чем прокурор, которому пришлось освободить его, благодаря фактам, которые судья назвал неконституционными задержками процедуры.
Ближе к счастливому концу истории Ньют более или менее внезапно решил, что неплохо бы замочить Паркер. Почему он не приказал Фрэнку убрать заодно и Уиллоуса, он не мог сказать. Может, потому, что, хотя стреляли оба детектива, его уложила пуля Паркер. Во всяком случае, ему просто не пришло в голову разделаться разом с обоими.
До сих пор. Нет, нужно выбросить это из головы. Невозможно шлепнуть обоих и выдать их смерти за несчастный случай, нечаянное происшествие. Даже легавые не такие кретины.
Принесли заказ. Ньют ел за столом у окна, запивая каждый кусок виски и водой. Робсон-сквер, открытое пространство в конце Лоу-Кортс, был озарен мириадами крошечных белых фонариков, которые свисали с деревьев, как раздувшиеся трупики светляков. Ньют жевал, глотал и смотрел на машины, что медленно проезжали мимо, на траурную процессию прохожих на тротуаре. Ванкувер — странный город. Дыра дырой, но уровень преступности самый высокий среди крупнейших городов страны. Ньют улыбнулся. Может, потому он и чувствует себя здесь как дома.
Он поймал себя на том, что думает о Феликсе, своем старикане отце, и об огромном доме в западной части Ванкувера, на горе, который ему принадлежал. Оттуда открывался потрясный вид. Если взобраться на крышу, можно было обозреть весь город.
Ньют подобрал кусочки жареного лука, вывалившиеся из чизбургера. Облизнул замасленные пальцы, потянулся и вытер их о покрывало. Любимым его местом в ванкуверском доме был бассейн в форме сердца, выкрашенный в горячий розовый цвет, с подсветкой. Вспомнив купания голышом в лунном свете, в которых он участвовал, и неизбежные последствия, Ньют подумал о Мише, коварной юной подружке отца, которая плохо с ним обошлась.
Что, интересно, поделывает сейчас эта холеная красотка? Без сомнения, что-нибудь скверное. Нарушает уголовный кодекс.
Ньют потянулся к телефону, упал со стула. Сидя на полу, набрал номер и несколько заплетающимся языком спросил, могут ему приготовить банановый десерт? Разумеется. Взбитые сливки натуральные или из флакона? На выбор. Ньют заказал из флакона, а потом, словно спохватившись, попросил двойную порцию жаренных в тесте луковых колечек.
Он успел разделаться с десертом, луковыми колечками и доброй половиной бутылки, когда вернулся Рикки. У его главного мексиканца был свежий фонарь под левым глазом, свежая кровь на костяшках пальцев.
Рикки пошарил в кармане и отдал Ньюту деньги. Ньют считал медленно, но все равно сбивался со счета. Он кинул деньги на кровать.
— Он что, сделал какую-нибудь глупость?
Рикки кивнул, его зализанные волосы блеснули металлическим блеском.
— Что случилось, он хотел нагреть тебя на пару зеленых?
— Да, да. Все так.
— Но ты горячий парень, гордый, ты отказался, и этот придурок взбесился и врезал тебе?
Рикки ухмыляясь кивнул.
— Застал тебя врасплох, а то ему не удалось бы и пальцем до тебя дотронуться?
— Чуть мне нос не сломал. Я увидел звезды. Разные цвета.
— Синие, красные, зеленые…
— И желтые, — сказал Рикки улыбаясь. — Куча желтых.
— И что потом случилось?
— Как его зовут?
— Слизняк.
— Да, Слизняк. У Слизняка нет никакие пушки. Дом, где я его встретил? Он там не живет. Знаешь, что он хотел сделать? Обчистить меня, украсть деньги. Подонок.
— И что случилось?
— Я порезал его приятеля немножко. Слизняк убегает, но не далеко. Я его порезал, сильно.
Ньют сказал:
— И у нас по-прежнему нет пушек.
— Не волнуйся. У меня горло пересохло, пойдем в бар, выпьем.
Ньют сказал:
— Дешевле купить бутылку и выпить в номере.
Рикки уже шел к двери, не обращая на него ни малейшего внимания. Ньют был потрясен. Он потянулся было, чтобы ухватить маленького ублюдка за шиворот и хорошенько встряхнуть, вправить мозги, но передумал. Фрэнк со своей крошкой небось не пьют в номере, нет, наслаждаются красивой жизнью в баре за Ньютов счет.
Они спустились в бар, и верно, два голубка ворковали у стойки, как Ньют и воображал. Словно он обладал над ними странной властью, заставляя материализоваться там, где ему захочется.
Быстро шагая по узорному ковру, Ньют сверлил глазами затылок Фрэнка, стараясь вложить во взгляд побольше яда, чтобы Фрэнк обязательно ощутил его. С каждым шагом Ньют предвкушал, как тот обернется, в ужасе выпучит глаза, жалобно захнычет, осознав, как влип.
Но Фрэнк был занят, а может, Ньютова психическая энергия подкачала. И наконец, обнаружив парочку рядом с собой, он просиял, расплылся в улыбке.
— Ньют, вот здорово! Я как раз рассказывал Лулу о тебе.
— Да? — Ньют засунул руку в карманы брюк, попытался облокотиться на рояль, но сильно не рассчитал расстояние. Стараясь удержаться на ногах, налетел на пианиста, который выругался прямо в микрофон и оттолкнул его одной рукой, продолжая играть другой. Ударившись об острый угол рояля, Ньют задохнулся и рухнул на колени.
Лулу сказала:
— Рада познакомиться, Ньют.
У гнома, который состоял при Ньюте, была такая темная кожа, что рядом с ним Ричард Прайор мог показаться малокровным. А пряжки, большей, чем огромная резная серебряная бляха, что красовалась у него на поясе, ей не доводилось видеть никогда.
— Ты Рикки, верно?
— Ты слышала про меня?
— Видела фотографию.
Рикки нахмурился. Удивительно, сколько людей думают, раз ты из Лос-Анджелеса, значит, бизнесмен.
