Алексей Макеев - Очень большие деньги
– Не было предположений, куда он мог уйти?
– Ума не приложу! – сказала Маша. – Глумов жаловался мне, что Москва изменилась, что он ничего не узнает, что все, кого он знал, или умерли, или исчезли. Он очень неуютно себя здесь чувствовал. Не представляю, к кому он мог здесь прислониться. Даже квартиру, где он жил, подыскала ему я. Это квартира моей подруги. Конечно, Глумов не был со мной до конца откровенен, и, возможно, у него здесь все-таки остались друзья. Или подружки…
– Все может быть, – задумчиво сказал Гуров. – А он не хотел никуда уехать? Не поговаривал об этом никогда?
– Не припомню, – сказала Маша. – В конце концов, мы были всего лишь любовниками. У каждого своя жизнь. Мы оба понимали, что скоро расстанемся. С моей стороны это был романтический порыв, а Глумов… Глумову, наверное, просто некуда было деваться. Никакого подтекста в наших отношениях не было. Случайная, можно сказать, выдуманная встреча.
– Я, наверное, покажусь вам резонером, Мария Ивановна, – сказал Гуров, поднимаясь. – Но хотел бы напомнить о вреде случайных связей. К сожалению, люди забывают об этом, пока не почувствуют последствия буквально своей шкурой. На этот раз вам чертовски повезло, но такое везение бывает только один раз в жизни. Поэтому как только увидите где-нибудь около себя хотя бы тень Глумова или его приятелей, помеченных тем же орлиным клеймом, сразу же, не медля ни секунды, звоните мне. А сами куда-нибудь прячьтесь, чтобы и духу вашего не было, поняли?
Трудно было придумать большее испытание для деловой женщины, чем такая нравоучительная отповедь, да еще произнесенная устами мужчины, но Маша Перепечко сдержалась. Только ее бледное лицо вспыхнуло болезненным румянцем, а в глазах вспыхнул огонек, который при желании вполне можно было принять за ненависть.
– Это так серьезно? – спросила она. – Я имею в виду Глумова. Про тех двоих я уже поняла.
– Там, где наркотики, там шуток вообще не бывает, Мария Ивановна, – сказал Гуров. – Поэтому хорошенько запомните мои слова.
Он покинул рекламное агентство удовлетворенным. Ему не удалось узнать ничего нового, но зато все-таки удалось убедить Машу Перепечко поберечься. Вообще-то Гуров собирался предложить ей куда-нибудь уехать на время, но, пожалуй, это был бы уже перебор. Маша не пошла бы на это просто из упрямства. Тем более какой-то важный проект запускает. Но, по крайней мере, можно надеяться, что проект не помешает ей быть осмотрительной. Вряд ли Бугай с дружком захотят еще раз наступать на те же грабли, для них это смертельно опасно, но Глумов может на горизонте появиться, и Гуров очень надеялся, что в этот момент Маша вспомнит его предостережение.
Он сразу поехал в главк, но по дороге ему позвонил Крячко и возбужденным тоном предупредил, чтобы Гуров ехал в район Алтуфьевского.
– Ребята сообщили, что у Живаева в доме какая-то возня происходит. Кажется, зашевелились, гады!
Гуров сразу же изменил маршрут, но попытался выяснить у Крячко детали.
– Я сам ни хрена не знаю, – признался тот. – Сказали – срочно, я и рванул. Тебе вот только позвонил. Да там, на месте, разберемся! Лучше один раз, как говорится, увидеть…
Он отключился. Гуров не стал возобновлять разговор. Не стал он и звонить оперативникам, которые вели наблюдение за домом Живаева. Если сразу ничего не объяснили, значит, дело действительно срочное. Гуров боялся одного – как бы не опоздать. Если ребята кого-то возьмут без него, будет обидно, но если без него они кого-то упустят, это уже будет катастрофа.
Возле дома Живаева его встретил лейтенант Шестаков, который в одиночестве сидел в потрепанной «девятке» и с тоской смотрел по сторонам, явно завидуя тем, кто находился ближе к основным событиям.
– Что здесь такое? – поинтересовался Гуров. – Кого-то взяли?
– Никого пока не взяли, товарищ полковник, – ответил Шестаков. – Если бы вы не приехали, тогда, может быть, приняли бы такое решение. А теперь вам решать, что делать. Володин и Петровский там, в доме, вас дожидаются. А товарищ полковник, который перед вами приехал, на всякий случай с тылу зашел. Говорит, вечно у нас все задним ходом уходят. А в этом доме никакого заднего хода нет.
– Некоторые, лейтенант, и через балкон уходят, – заметил Гуров. – Невзирая на этаж. И не только у вас, между прочим. Но речь не о том. Что произошло-то?
– Одним словом, появились здесь недавно два замурзанных человека, – объяснил Шестаков. – В спецовках, чемодан при них – такой обтрепанный, в каких сантехники свою снасть носят. Ну, мы сначала так и подумали – сантехники, с профилактикой ходят. Только потом приметили – в одном подъезде они вообще не были, в другом всего пять минут каких-то крутились, а потом быстренько в наш зашли и тут уж стали все подряд квартиры обходить – вроде работают. Но Петровский, который на лестничной клетке торчит, вот что заметил – другие квартиры они быстро обскакали, а у Живаева минут пятнадцать пробыли, не меньше. А когда вышли, то вроде чемоданчик у них тяжелее стал. Так ему на первый взгляд показалось. А сейчас они наверх пошли, марку выдерживают – пока все квартиры не обойдут, не уходят. Боятся, что заподозрят.
– А вы уверены, что они точно не сантехники? – спросил Гуров. – Может, у Живаева кран потек?
– Я не знаю, товарищ полковник, – застенчиво сказал Шестаков. – Петровский сказал, что таких сантехников не бывает. А особенно его беспокоит, что они сначала вроде налегке были, а когда от Живаева вышли…
– Ладно, это я уже слышал, – перебил его Гуров. – Пойду погляжу, что там у вас за сантехники. Ты здесь тоже ушами не хлопай в случае чего. Этот дом какой-то заколдованный – мы тут постоянно кого-то упускаем.
Гуров оставил Шестакова и отправился в подъезд, где караулили Володин и Петровский. Он застал их на площадке третьего этажа. Оба находились в напряженном ожидании и то и дело нетерпеливо посматривали наверх. Они сообщили то же самое, что и Шестаков, только добавили, что опасаются, как бы «сантехники» не смылись каким-то иным путем, потому что их уже давно не видно, а то, что квартиру «пасет» милиция, даже дураку понятно.
– Ну, во-первых, иные пути у нас контролируют лейтенант Шестаков и полковник Крячко, – сказал Гуров. – Не на вертолете же они улетят! А во-вторых, если вы убеждены, что здесь дело нечисто, то кто нам мешает прямо сейчас подняться и побеседовать с этими «сантехниками»?
– Вас ждали, товарищ полковник, – сказал Петровский. – Нам ведь было приказано самостоятельных решений не принимать.
– Самостоятельные решения всегда надо принимать, – заметил Гуров. – Даже когда это запрещено приказом. Никуда от этого не деться, господа сыщики! Но ближе к делу. Мы с Володиным пойдем наверх. Ты, Петровский, нас здесь страхуешь. Если это наши клиенты, упустить их мы не имеем права.
Володин, коротко стриженный круглоголовый блондин, кивнул и решительно поставил ногу на ступеньку.
– Я впереди пойду, товарищ полковник, – предупредительно сказал он. – Мало ли что.
– Хочешь сказать, что старому хрычу такое серьезное дело не по зубам? – посмеиваясь, спросил Гуров. – Ну, тогда ступай! Посмотрю, как вы без меня справляетесь.
Володин начал подниматься вверх по лестнице. На ходу он озабоченно вертел головой – видимо, прикидывал, с какой квартиры лучше начинать проверку. В подъезде было тихо. Не хлопали двери, и не бухали по ступеням тяжелые шаги работяг.
– Они на самый верхний этаж поднялись, – вполголоса сказал Володин. – И уже долго там торчат. Может, почуяли что-то?
– Тебе виднее, – сказал Гуров. – Смешнее всего будет, если мы застанем их за сменой какого-нибудь сифона и нас попросят подержать инструмент, раз уж мы все равно здесь и нам нечего делать.
– Все может быть, – согласился Володин. – Но вот Петровский убежден, что это не сантехники. У нас просто времени не было связаться с их коммунальным хозяйством, а то бы обязательно проверили…
Он вдруг замолчал, остановился и начал прислушиваться. Гурову тоже показалось, что он слышит наверху какой-то шорох. Он предостерегающе поднял руку, отстранил Володина и стал быстро подниматься. Володин тоже ускорил шаг.
Теперь они совершенно ясно услышали легкий шум на верхней площадке, который через секунду оформился в топот человеческих шагов. Кто-то торопливо шел им навстречу.
Еще через секунду они встретились. Перед Гуровым появились двое работяг в засаленных тужурках и надвинутых на лоб кепках. У одного в руках был моток толстой проволоки, а у другого – объемистый чемоданчик, который помнил, наверное, не одно социалистическое соревнование. Чемоданчик действительно казался тяжелым. Работяги спешили изо всех сил и, наклонив головы, попытались проскочить мимо оперативников. Гуров встал у них на пути.
Две пары настороженных глаз уставились на него. Эти двое были неважными актерами – он понял это сразу. За настоящих сантехников их мог принять только неопытный наблюдатель. Одежда, конечно, сильно меняет облик, но парни выглядели слишком сытыми и слишком большими здоровяками для той категории работяг, которая известна своей склонностью к горячительным напиткам. И руки у них были совсем не рабочие – возможно, они тягали этими руками штангу и молотили боксерскую грушу, но представить в этих руках сантехническую снасть было невозможно. Даже сейчас эти руки были абсолютно чистыми и холеными.
