Николай Леонов - Пулевое многоточие
– Ну, товарищ генерал! – сказал он, вытирая вспотевший лоб. – Пора вам оборудовать свои убежища кондиционерами! Чуть не спекся!
– Ничего, это чтобы служба медом не казалась, – посмеиваясь, ответил Дударев, помахивая в воздухе какой-то карточкой из серого глянцевого картона. – Зато не нужно больше торчать в темной комнате и пялиться в подзорную трубу. Ваш объект сам принес ответ на интересующий вас вопрос. Во всяком случае, очень похоже, что принес. Вот, полюбуйся! – он перекинул карточку Гурову.
Тот поймал ее, всмотрелся и внутренне ахнул. Среди затейливых вензелей и тисненных золотом корон он прочел уже знакомое слово «Велес», являвшееся, видимо, ключевым. Но что оно означает, понять было трудно. Присутствовали там и еще кое-какие слова и цифры, но картину они проясняли мало. Больше всего картонка напоминала некую карту доступа. Возможно даже, она имела встроенную магнитную полосу. Доступ, судя по всему, обеспечивался в кабину номер 26.
– Кабина-кабина… – забормотал Гуров, поднимая глаза к потолку.
Слово было напечатано по-английски, и он не сразу сообразил, что оно на самом деле обозначает.
– Да это же каюта! – воскликнул он, ошеломленно глядя на улыбающегося генерала.
– Что ты имеешь в виду? – с интересом спросил генерал. – Намекаешь на тот теплоход, про который мне заливал Петр Николаевич? «Советская Родина»? Полагаешь, что цель командировки Дроздова – этот самый теплоход? Что же, версия интересная. Но, между прочим, карточка, я бы сказал, игриво выполнена – финтифлюшки всякие… Только, ты знаешь, никогда не слышал про такой теплоход. В круизе по Волге плавал, но судна с таким названием не припомню. Это, конечно, не факт…
– Конечно, не факт, – нетерпеливо сказал Гуров. – Но ведь что важно – Дроздова сказала, что муж едет в командировку завтра утром. Полагаю, что за ним следует проследить и выяснить, куда он направляется на самом деле.
– А попробуйте! – великодушно разрешил Дударев. – Только сделать это нужно так, чтобы самим не засветиться. Успеете приготовиться за ночь?
– У нас, собственно, все готово, – с досадой ответил Гуров. – Мы такой вариант предусматривали, поэтому нужно только расставить людей по местам. Одна машина будет ждать на выезде у шоссе, вторая примет у нее эстафету через километр-другой, и еще нужна машина для нас с Крячко и Кувшинниковым.
– Не боишься, что вся эта кутерьма окажется блефом? – спросил Дударев, подмигивая. – Я ведь в самом деле немного знаю этого Дроздова. В сущности, мелкая личность, в бизнес пристроился за счет связей отца – тот долгое время возглавлял эту компанию, но потом тяжело заболел. Но успел втянуть сына, и вот теперь Дроздов у нас тоже предприниматель. На самом деле он скорее плейбой, гедонист, прожигатель жизни. Ирина Сергеевна, его супруга, ничуть не ошибается, подозревая его в измене. Но согласись, супружеская измена и двойное убийство – это две большие разницы. Тем более что второго-то убийства вообще не было! Но у Дроздова и на одно кишка тонка. Нет-нет! Чтобы такое случилось, причины должны быть куда более серьезные.
– Не знаю, какая кишка у вашего Дроздова, – заметил Гуров, – но в моем мозгу нарисовалась цепочка. Цепочка простая – муж уезжает, жена нанимает сыщика, чтобы он следил за ним. Сыщика убивают. Он опять уезжает. Она опять нанимает сыщика. Сыщика теоретически опять убивают. На фоне этого – теплоход «Советская Родина», карточка с номером каюты. А если вспомнить резню на одном пустынном волжском острове… Я убежден – нужно проверить судно. Там ключ ко всему.
– Ну, попутного ветра вам в задницу! – засмеялся генерал. – Может, и в самом деле догоните этот корабль-призрак.
– У меня такое ощущение, что догоним, – сказал Гуров. – И еще что это совсем не призрак.
Глава 13
В том, что теплоход, полностью занимавший его мысли, не призрак, Гуров убедился на следующее утро, когда они всей компанией негласно сопровождали «гедониста» Дроздова прямиком в речной порт.
Собственно, цель его поездки обозначилась в последний момент. Куда он направляется, никто точно не знал. Ехал Дроздов один на сером «Вольво» и небольшой чемодан из мягкой кожи в багажник тоже положил сам. Настроение у господина Дроздова было неважное – так, во всяком случае, выглядело со стороны. Возможно, перед отъездом он успел поскандалить с женой. При всем при этом Дроздов совершенно не выглядел затравленным, чего-то опасающимся человеком. Скорее, наоборот, в его движениях чувствовалась некоторая расслабленность и раскрепощенность. Крячко обратил внимание на то, какой сегодня день.
– Суббота – на пикник человек собрался, определенно! – заявил он. – Ну, типа, на рыбалку. Рыбак рыбака видит издалека.
Но Дроздов слежки за собой не заметил. Вел он свою машину совершенно спокойно, назад не смотрел, оторваться ни от кого не пытался и благополучно прибыл в речной порт.
Когда его автомобиль повернул к некоей VIP-стоянке, где уже находились три сверкающих лимузина, Гуров приказал остановить машину.
– Наш драндулет будет там как вошь на гребешке, – сказал он. – Пройдемся пешком.
Они втроем вышли из машины (Вагин остался на даче под присмотром Дударева) и направились к автостоянке, за которой был виден причал и стоящий у причала теплоход. Они торопились, потому что «Вольво» Дроздова уже въехал на стоянку. Но чем ближе подходили они к цели, тем больше волновались Гуров и Крячко. Кувшинников сохранял абсолютное спокойствие, потому что вид белоснежного судна у причала ни о чем особенном ему не говорил. Гуров же с Крячко были готовы поклясться, что им уже доводилось видеть этот теплоход. Он как две капли воды был похож на «Советскую Родину». Однако сейчас на его борту золотыми буквами красовалось довольно нейтральное название «Олимпия».
– Лева, похож! – в величайшем возбуждении прошептал Крячко, который ни на минуту не сводил глаз с теплохода.
Гуров тоже находил теплоход очень похожим, за исключением золотых букв названия, но внимание его сейчас больше привлекало не это. Его удивило, что Дроздов, припарковавшись, не спешит выходить из машины. К нему сразу же обратился служащий автостоянки, и Дроздов переговорил с ним, но из «Вольво» все равно не вышел. Что-то его удерживало. Поскольку Дроздов не мог знать никого из них в лицо, Гуров решил подойти как можно ближе. Через опущенное боковое стекло «Вольво» было видно, как господин Дроздов лихорадочно обшаривает карманы и перетряхивает бумажник. На лице его было написано чувство глубокой досады. Он походил сейчас на ребенка, которому обещали подарить какую-то дорогую и желанную игрушку, а вместо этого подсунули пустую коробку с ленточкой.
– А ведь наш командированный, кажется, потерял что-то важное! – негромко сказал Гуров, доставая у себя из кармана бумажник, а из бумажника отливающий глянцем кусочек картона. – Кажется, ему не хватает вот этой маленькой штучки. И кажется, без нее он теряет право попасть на корабль. Интересно! А что, если попробовать самому воспользоваться карточкой? Глянуть хотя бы одним глазком! Как вы думаете, ребята? – он обернулся к своим спутникам. – Только нужно соображать быстрее. Если Дроздов пойдет разбираться с администрацией судна, нам туда ход будет заказан.
– Дерзни, Лева! – тут же загорелся Крячко. – Погляди, что там внутри! Не получится, так не получится. А получится – глядишь, найдем верное направление в поисках. Осмотрись там хорошенько, если пропустят. А этого кренделя мы в случае чего придержим.
– То есть как придержите? – встревожился Гуров. – Вы давайте мне без самоуправства!
– Да мы без самоуправства, товарищ полковник! – искренне произнес Кувшинников. – Мы же человека и без самоуправства имеем право слегка придержать, правильно? Документы проверить, например, личность установить. А вдруг он нам на крупного наркоторговца похожим показался?
– Ну, смотрите, не перебарщивайте! – строго насупился Гуров, а потом махнул рукой. – А, была не была! Раз пошла такая пьянка…
– За погляд денег не берут! – радостно поддакнул Крячко.
Гуров повернулся и быстро зашагал к трапу, перекинутому на борт «Олимпии». Поднялся он бодро, стараясь сохранять на лице выражение благожелательности и самоуверенности одновременно. Собираясь на эту операцию, он интуитивно надел свой лучший костюм и галстук и теперь не пожалел об этом.
У сходен его встретил человек, одетый немного странно – его униформа являлась некоей смесью из морской формы и лакейской ливреи. Обилие золоченых галунов на ней сразу заставило Гурова вспомнить какие-то смутные сцены из виденных когда-то оперетт. На лице у речника-лакея были написаны внимание и подобострастие. Он смотрел на Гурова так, словно ожидал от него какого-то откровения.
– Добрый день! – небрежно сказал Гуров, помахивая перед его носом карточкой. – Могу я занять свою каюту?
Это была чистой воды импровизация. До конца Гуров не был уверен, что речь идет о каюте и вообще об этом теплоходе.
