Александра Маринина - Имя потерпевшего – Никто
Она умолкла, подперла подбородок ладонью и стала смотреть куда-то в угол комнаты. Точно так же всегда сидела за столом бабка Софья. От этого воспоминания ему стало больно, так больно, как будто его резали живьем. А он так ее любил!
Образцова посмотрела на часы.
– В общем так, Сергей Леонидович. Я выношу постановление об освобождении вас из-под стражи. Вы будете привлечены к уголовной ответственности за приготовление к убийству супругов Шкарбуль, но могу вам обещать, что свободы вас не лишат. Вы сегодня же уйдете отсюда. Теперь займемся другим делом, не менее важным. Кто уговорил вас на эту аферу с подложной доверенностью?
* * *Татьяна взглянула на часы. Пока она идет в графике. На первую часть допроса она планировала затратить не более двух часов. Этого должно было хватить, чтобы разобраться с убийствами. Теперь надо приступать к самой сложной части. Суриков, конечно, не гигант мысли и не мастер логических построений, но нормальное чувство страха ему присуще не меньше, чем всем остальным. Сдать ей тех, кто уговорил его пойти на подлог и ложные показания, он побоится. Их много, и они работают в милиции. Куда ему против них?
Жалко парня. Пусть он и собирался совершить убийство, но все равно его жалко. Так верил своей квартирной хозяйке, а она… Он для нее – ничто, пыль под ногами. Посадила бы его и глазом не моргнула.
Суриков побоится давать показания против тех, кто затеял квартирную игру. Его можно понять. Она ведь и сама боится трогать это дело, и еще как боится. Но она уедет, если повезет, уедет прямо сегодня, и в Москве она будет под защитой мужа, крепкого профессионала. А несчастный Суриков? Есть же в некоторых странах законы о защите свидетелей. Уговорят человека дать показания против сильной организованной группировки, потом документы ему поменяют, переезд в другой город организуют, даже пластическую операцию могут за государственный счет сделать. А у нас? Правосудие свое дело сделало и потирает ручки, довольное и счастливое, а свидетель оказывается брошенным на произвол судьбы. Никому он больше не нужен, и никто его не защитит. И понимает он, что жить ему осталось, может быть, совсем немного. Что ж, наше государство всегда славилось тем, что ставило во главу угла собственные интересы, а на каждого отдельного человека ему было наплевать.
– Кто уговорил вас на эту аферу с подложной доверенностью?
– Не знаю я ни про какую доверенность, – быстро ответил Суриков.
– Совсем ни про какую? – насмешливо переспросила Татьяна. – А как же Гольдич?
– А, это… ну, вы про нее уже спрашивали. Я думал, вы про другую какую-то говорите.
– Да нет, Суриков, именно про эту. Потому что другая как раз была настоящая. Скажите-ка мне еще раз, кто такая Гольдич Зоя Николаевна и при каких обстоятельствах вы с ней познакомились.
– Не знакомился я с ней. Софья Илларионовна ее знала, это какая-то ее знакомая, она ей и доверила решить вопрос с обменом.
– А вы, значит, Зою Николаевну совсем не знали?
– Ну!
– И в глаза ее не видели?
– Не видел.
– Интересно. А вы мне тут как-то рассказывали, какая она из себя. И фигуру описывали, и прическу. Не помните?
– А, это… ну… мне Софья ее как-то показала. Я домой пришел с работы, на лестнице с женщиной столкнулся. Софья мне и сказала, что это была эта… как ее… ну, Зоя. Мол, только что ушла от нее, какие-то документы приносила подписывать.
– И все? Больше ее не видели?
– Нет.
– И не разговаривали с ней?
– Я ж сказал – нет.
– А голос как же? Вы ведь мне и голос ее описывали.
Суриков молчал. Больше всего Татьяна не любила таких вот ситуаций, когда приходилось иметь дело с людьми, попавшими по чужой воле в переплет и не обладающими достаточным интеллектом, чтобы выворачиваться. Суриков не очень умен и не особенно сообразителен, у него плохая память, и этим попытались воспользоваться сначала Бахметьева и ее внук, а потом «приватизаторщики». Ей снова стало жалко Сергея. Но выбора нет, надо его дожимать.
– Ясно, Сергей Леонидович. Поскольку мы с вами уже договорились, что застревать на очевидных вещах не будем, сойдемся на том, что Зою Николаевну Гольдич вы никогда не видели, ничего о ней не слышали и кто она такая, не знаете. С этим все. Пойдем дальше.
Татьяна умышленно старалась поддерживать высокий темп допроса, понимая, что недалекий Суриков за ним не угонится, растеряется и начнет говорить глупости. Так его легче будет загнать в угол.
– Когда Бахметьева оформила доверенность на ваше имя?
– В начале ноября.
– То есть прямо перед вашей поездкой в Москву?
– Да.
– Где была доверенность?
– В каком смысле? Я не понял.
– Где вы ее хранили? В квартире Бахметьевой?
– Ну да. Не с собой же таскать. Обворуют еще по дороге.
– Разумно, – согласилась Татьяна. – Ее нашли при осмотре квартиры, когда Бахметьеву обнаружили убитой. И приобщили к уголовному делу. Куда она исчезла?
– А я почем знаю? Я в дело не заглядывал.
– Сергей Леонидович, все вы прекрасно знаете. Когда дело вел следователь Панкратов, доверенность на ваше имя была. А когда дело передали Чудаеву, она из материалов исчезла. Зато появилась доверенность на имя Гольдич. Что вам пообещали за эту авантюру?
– Не понимаю я, о чем вы говорите, – упрямо повторил Суриков. – Никакой авантюры не было. Сначала Софья дала доверенность этой… ну, Зое, а потом мне. На всякий случай. Она мне больше доверяла.
– Естественно. Она видела, как вы к ней относитесь, и точно знала, что ничего плохого вы никогда в жизни ей не сделаете. Она вами помыкала, Сергей Леонидович, она вас приручила и выдрессировала, как подобранную на помойке бездомную собаку. Вам неприятно это слышать? А мне неприятно это говорить. Не было никакой Гольдич и никакой доверенности на ее имя. Однажды во время допроса следователя Чудаева вызвали срочно к руководству, и он попросил кого-то из сотрудников милиции побыть с вами в кабинете, пока он отсутствует. Этот сотрудник вам популярно объяснил, что, пока в деле фигурирует доверенность на ваше имя, вас будут пытаться обвинить в убийстве Бахметьевой из корыстных побуждений. Из-за квартиры, одним словом. И поскольку никаких других подозреваемых у следствия нет, вам все равно не выкрутиться. Так все было?
* * *… – Я могу тебе помочь. Ты пойми, даже если тебя выпустят, квартиры старухиной тебе все равно не видать, как своих ушей. Ты был под следствием, сидел в камере. Твою доверенность аннулируют, тем более что хозяйка квартиры не сама померла, а убита. В таких случаях никакие доверенности не действуют. Закон такой.
Мужик в милицейских погонах говорил уверенно, и Суриков ему поверил. В самом деле, чего проще-то: втерся к бабке в доверие, выцыганил у нее доверенность на право распоряжения всем имуществом, а потом прикончил старушку – и гуляй, как король на именинах. Посадят, это точно. Не отмоешься.
– А как же теперь? – растерянно спросил Суриков, с надеждой глядя на мужика, который оказался первым человеком в милиции, кто отнесся к нему сочувственно.
– Есть выход. Доверенности на твое имя в деле не будет. А будет другая, на имя совсем другого человека. И оформлена она гораздо раньше. Есть люди, которые быстренько все документы сделают задним числом, будто хозяйка твоя переезжать решила, затеяла обмен. Понятно?
– Нет, – честно признался Сергей.
Ему и в самом деле было непонятно, он вообще в этих бумажно-юридических делах не разбирался. Мужик в погонах начал быстро что-то объяснять ему про договор мены, оценочную стоимость, нотариальное оформление, ордера, выписки… Слова были незнакомые, Суриков никак не мог уловить суть, но стыдился признаться в своей тупости и необразованности. Молча кивал с умным видом.
– Я понял, – сказал он. – А мне-то что делать?
– Подтверждать. Ты должен сказать следователю, что твоя хозяйка выдала доверенность не тебе, а Зое Николаевне Гольдич. Запомнил? Что хотела поменять квартиру, а поскольку сама она уже старая и немощная, выдала доверенность Гольдич, чтобы та все оформила. Еще в сентябре или октябре. Ты можешь даже точно не помнить, когда именно, ты к этому касательства не имел. Не твоя же квартира, верно?
– Верно, – согласился Суриков. Эта часть ему была понятна. – Но как же мы менялись, если жили по старому адресу?
– А ты скажи, что договор был заключен и все документы подписаны, но переезд по обоюдному согласию сторон был отложен до весны. Или до Нового года. Мало ли по каким причинам. Так хозяйка твоя решила. А ты и не спорил. Давай, парень, думай быстрее, сейчас следователь твой вернется и опять будет тебе дело шить. Я тебе хороший совет даю. Тебя, дурака, из петли вытаскиваю, а ты кочевряжишься. Чтобы ты не сомневался, я тебе скажу, что моя выгода тут тоже есть. Бескорыстных благодетелей сейчас не бывает, сам должен понимать. Мы все документы по обмену задним числом оформим, в квартиру твоей хозяйки люди въедут, квартира-то хорошая, в центре. А их квартиру продадим. И нам выгода, и тебе облегчение. Если ты старуху не убивал, то у них главного козыря против тебя не будет, помурыжат и выпустят. Ну а если все-таки ты это сделал, то по крайней мере корыстный мотив тебе не навесят. За убийство из корыстных побуждений тебе вышак ломится, статья сто вторая пункт «а». А без корыстного мотива получится другая статья, сто третья, там вышка по закону вообще не предусмотрена. Хоть жив останешься. Понял?
