Джон Сэндфорд - Правила убийцы
— Господи, это просто катастрофа, мой грим. Я теперь не смогу участвовать в пресс-конференции... Господи... можно я позвоню от тебя? — Она прикладывала салфетку к лицу. — Я хочу позвонить на телестанцию, пусть они пришлют сюда Кети Леттис. Господи, у меня лицо в таком виде...
— Боже мой, перестань плакать, звони, — с отчаянием проговорил Лукас.
Продолжая всхлипывать, она набрала номер. Когда на другом конце сняли трубку, голос ее внезапно пришел в норму.
— Дон? Это Джен. Его зовут Смайз, и он работает в системе оказания помощи малоимущим...
— Черт тебя подери, Дженнифер! — заорал Дэвенпорт.
Он выхватил у нее трубку и швырнул ее на рычаги.
— Правда, я хорошо умею плакать? — сказала она, хитро улыбаясь, и вышла из комнаты.
* * *— Дэвенпорт, Дэвенпорт, — с укоризной пробормотал Даниэль. Он держался руками за голову, наблюдая, как Дженнифер заканчивает свой репортаж.
«...один из самых толковых людей в полиции в личной беседе сказал мне, что он не верит в виновность Смайза, не верит, что тот совершил эти умопомрачительные убийства, и опасается, что преждевременный арест может положить конец его блестящей карьере в департаменте по оказанию помощи малоимущим...»
— Блестящая карьера? Этим телевизионщикам надо запретить пользоваться громкими словами, — глухо сказал Лукас.
— Что мы теперь будем делать? — угрюмо проворчал Даниэль. — Вообще, как ты мог это сделать?
— В тот момент я и не подозревал, что делаю ошибку, — пытался оправдаться Лукас. — Я думал, что все останется между нами.
— Я тебя предупреждал, что твои шашни с этой женщиной не доведут до добра, — напомнил Даниэль. — Что я теперь скажу Лестеру? Он стоит там, перед камерами, пытаясь обосновать это дело, а ты за его спиной беседуешь с этой дамочкой. Ты выбил почву у него из-под ног. Он тебе этого не простит.
— Скажи ему, что ты отстраняешь меня. Ну, допустим, на две недели. Потом я подам апелляцию в совет по делам государственных служащих. Даже если совет и поддержит отстранение, пройдет несколько месяцев. Так или иначе, пока будет вынесено окончательное решение, мы сможем разобраться с этим делом.
— Хорошо. Пожалуй, мы так и сделаем.
Даниэль кивнул, потом грустно засмеялся и покачал головой.
— Господи, как хорошо, что это не меня там поджаривают на углях. А ты лучше убирайся отсюда поскорее, пока Лестер не вернулся, чтобы мне не пришлось держать его, когда он захочет намылить тебе шею.
* * *В два часа ночи зазвонил телефон. Лукас оторвал взгляд от стола, за которым он работал над своей игрой, протянул руку и снял трубку.
— Алло.
— Все еще сердишься? — спросила Дженнифер.
— Ну и стерва же ты. Даниэль собирается отстранить меня от расследования. Отныне я даю интервью всем, кроме твоей станции, так что можете...
— Сердит, сердит.
Лукас швырнул трубку на рычаг. Через минуту телефон зазвонил снова. Он посмотрел на него, как на ядовитую змею, но, не имея сил сопротивляться, снова взял трубку.
— Я сейчас приеду, — проговорила Дженнифер и повесила трубку.
Лукас хотел было перезвонить ей и сказать, чтобы она не приезжала, но так и не сделал этого.
* * *На Дженнифер был черный кожаный жакет, джинсы, черные сапоги и водительские перчатки. Ее двухместная японская машина прижалась к обочине дороги. Лукас кивнул ей через окошечко парадной двери.
— Можно мне войти? — спросила она.
Вместо контактных линз на ней были очки в тонкой золотой оправе. За их стеклами глаза казались большими и влажными.
— Конечно, — пробормотал он, закрывая дверь на задвижку. — Ты похожа на королеву «хэви-метал».
— Ну спасибо.
— Это был комплимент.
Она посмотрела на него, пытаясь обнаружить сарказм, но его не оказалось. Сняла куртку и медленно прошла к дивану в гостиной.
— Хочешь кофе? — спросил Дэвенпорт, закрыв за собой дверь.
— Нет, благодарю.
— Пиво?
— Нет, я не хочу. Принеси себе, если хочешь.
— Пожалуй.
Когда он вернулся, она, подобрав под себя ноги, сидела в большом двухместном кресле. Лукас сел на диван и уставился на нее через чайный столик с мраморной столешницей.
— Так что же? — сказал он.
— Я очень устала, — грустно ответила она.
— От чего? От всей этой истории? От Бешеного? От меня?
— От жизни, думаю. Возможно, ребенок — это попытка вернуться назад.
— Боже.
— Эта маленькая сцена, происшедшая между нами сегодня... Господи, я не знаю... Я пытаюсь придать всему приличный вид, понимаешь? Я должна делать все быстро, должна быть жесткой, должна улыбаться, когда приходится трудно. Не могу никому позволить отодвинуть себя на задний план. Иногда я чувствую себя, как... ты помнишь тот маленький «шевроле», который у меня был, ту маленькую машину, которую я разбила, прежде чем купила нынешнюю?
— Да.
— Вот так же мне иногда сдавливает грудь. Все проваливается внутрь. Как будто грудная клетка цела, но все как-то вдавливается внутрь. С хрустом кроша все в мелкие куски.
— У полицейских тоже такое бывает.
— Не думаю, что именно так.
— Послушай, покажи мне полицейского, проработавшего десять или пятнадцать лет, дежуря на улице...
Она подняла руку, пытаясь жестом остановить его.
— Я не хочу сказать, что это не тяжелая работа и что вы не чувствуете опустошения. С полицейскими, бывает, случаются жуткие вещи. Но есть и время, когда вы можете расслабиться. Со мной такого не бывает. Если вокруг все спокойно, то я должна что-то придумывать. Возьми любой день, когда ничего серьезного не происходит и полицейские могут спокойно дежурить, а я скажу тебе, что в этот самый день Дженнифер Кери берет интервью у какой-нибудь девушки, у которой обгорело лицо два месяца назад или два года назад, потому что нам нужно что-то показывать в шестичасовых новостях, или еще что-нибудь подобное. И нет времени об этом задумываться. Мы просто это делаем. Если мы ошибаемся, то расплачиваемся за это позже. Делаем сейчас, расплачиваемся позже. И, что хуже всего, здесь нет никаких правил. Только потом ты понимаешь, хорошо ли ты поступила или плохо. В некоторых случаях так до конца и нельзя понять. Что хорошо сегодня, завтра оказывается плохим.
Она замолчала, Лукас сделал глоток пива, продолжая на нее смотреть.
— Знаешь, что тебе нужно? — наконец сказал он.
— Что? Заняться любовью? — саркастически спросила она.
— Я не это хотел сказать.
— А что?
— Тебе нужно на некоторое время оставить работу, выйти замуж, переехать сюда.
— Ты думаешь, что если я стану домохозяйкой, то все встанет на свои места? — У нее был почти довольный вид.
— Я не сказал «стать домохозяйкой». Я хотел предложить тебе переехать сюда и ни черта не делать. Займись чем-нибудь. Обдумай все. Съезди в Париж до родов. Что хочешь. Этот скандал сегодня днем, фальшивые слезы, Боже мой, это слишком жестоко, это не по-человечески.
— Слезы не были фальшивыми, — сказала она. — Просто потом мне в голову пришло, что я не имею права сорваться и расплакаться на работе. Потом я приехала домой и подумала, а почему нет? Я хочу сказать, ведь я не идиотка. Ты прочитал мне целую лекцию по поводу Смайза, ты считаешь, я не понимаю, что могу причинить ему неприятности? Ты прав, я действительно могла бы. Но я не уверена. Я...
— Ты только посмотри, ради чего ты суешь себя под пресс. Ты выудила фамилию, и все ради чего? Чтобы на десять минут опередить других репортеров? Боже...
— Знаю, я все это знаю. Поэтому-то я и сижу здесь. Я взвинчена. Я не уверена, что не права, но я также не уверена, что поступила правильно. Я сейчас живу в каком-то мраке, и он все не кончается.
Лукас покачал головой.
— Я не знаю, что делать.
— Ладно.
Она сняла ноги с диванчика.
— Пожалуйста, сядь рядом и посиди со мной немного.
— Гм.
Лукас поднялся, обошел вокруг столика и сел рядом с ней.
— Обними меня.
Он обнял ее за плечи, и она уткнулась лицом ему в грудь.
— Ты готов к этому? — спросила она непривычно высоким, почти пищащим голосом.
Он попытался немного отодвинуться и заглянуть ей в лицо, но она крепко прижалась к нему.
— К чему?
Она еще крепче прижалась к нему лицом, а через минуту расплакалась.
— Не надо секса, — немного погодя сказала она. — Давай просто спать.
Он уже почти заснул, когда она чуть слышно проговорила:
— Я рада, что ты отец ребенка.
11
Луису Валлиону не было смешно.
Вечером, когда все телестанции передавали сообщение о Смайзе, он пришел домой поздно и не стал смотреть видеозапись. Он узнал об аресте только на следующий день утром из газеты «Стар трибюн».
— Это нечестно, — произнес он, застыв посреди гостиной. На нем была пижама и кожаные тапочки. Растрепанные после сна волосы торчали во все стороны. — Это нечестно. — Скомкав газету, он запустил ее в кухню. — Они все идиоты.
