Безумие толпы - Пенни Луиза
Гамаш кивнул. Перед ним был все тот же Жан Ги, с которым он познакомился много лет назад. Добрый человек в дрянной одежде.
Раздался стук, дверь приоткрылась, один из агентов просунул внутрь голову:
– Старший инспектор, адвокат приехала.
– Merci. Проводите ее в комнату для допросов, пожалуйста. А через десять минут приведите туда месье Тардифа.
– Entendu [54].
– Вот как, оказывается, можно прекрасно провести время в канун Нового года, Арман, – усмехнулась адвокат Лакомб, положив планшет и телефон на металлический стол. Она кивнула в сторону Бовуара и Лакост. – Святая троица? Экая огневая мощь для дела, которое уже закрыто.
– Ой ли? – сказал Гамаш, садясь.
– В смысле – закрыто ли? Я думаю, все к тому идет. У моего клиента чистая биография. Он сотрудничает со следствием. Не сопротивлялся при аресте, а покушение трудно назвать серьезным.
– Ну и списочек вы предъявили – из лжи и полуправды, – фыркнула Изабель. – Мои люди с трудом отобрали у него пистолет, он стрелял в переполненном помещении и чуть не вызвал панику, а профессора Робинсон не убил только потому, что старший инспектор оттолкнул ее в сторону.
– Это все особенности восприятия, инспектор. – Лакомб подалась вперед. – Послушайте, Эдуард Тардиф порядочный человек, просто сбитый с толку. Он втемяшил себе в голову, что идеи профессора Робинсон каким-то образом угрожают ему. А враждебно настроенные медиа еще больше взвинтили его. К этому добавились фейки в прессе. Он выстрелил наугад…
– Два раза, – сказал Бовуар. – И почти попал.
– Но все же не попал. А кто станет утверждать, что не в этом состояло его намерение – промахнуться? Если бы он хотел ее убить, то убил бы.
По кивку Гамаша привели Эдуарда Тардифа.
Не считая краткого эпизода в спортзале, Гамаш видел его впервые.
В комнату для допросов вошел мужчина лет пятидесяти с небольшим. Крупный, мощного сложения.
– Можете снять это. – Гамаш показал агенту на наручники, сковывающие внушительные запястья Тардифа, затем, представившись и назвав своих коллег, обратился к задержанному: – У нас к вам несколько вопросов, месье.
– Прежде чем вы начнете, – проговорил Тардиф, – скажите, как себя чувствуют люди, попавшие в больницу.
Его голос соответствовал внешнему облику. Хрипловатый, грубый. Похожий на рык. Но не злобный, отметил про себя Гамаш.
– В основном синяки и царапины, – ответила Изабель. – Шок. Один человек все еще в больнице. За ним наблюдают. Подозревают инфаркт.
– Надеюсь, выкарабкается.
– Если он умрет, вам будет предъявлено обвинение в убийстве, – предупредила Изабель.
– Максимум в убийстве по неосторожности, – прибавила адвокат Лакомб.
– Начнем? – спросил Гамаш. – Мы надеемся, вы объясните нам кое-что.
Он посмотрел на Лакост, и она приступила к допросу.
Для начала она задавала обманчиво простые, легкие вопросы, чтобы Тардиф расслабился. Адрес проживания, возраст, место работы.
– Лес, – сказал месье Тардиф, отвечая на последний вопрос.
Это была простая правда, произнесенная без малейшего сарказма. Эдуард Тардиф пилил деревья и заготавливал дрова на продажу. Ездил в лес на лошади, потому что въехать в лес на тракторе было невозможно.
Он валил деревья, а потом вывозил из чащи по одному стволу.
– Пилю те, что уже умирают, – объяснил он.
– И вы работаете один? – спросил Гамаш.
– Иногда с братом, но в основном один.
– Опасно работать в одиночку в глубине леса, – сказала Лакост.
– Ну, молодежь сегодня не любит тяжелой работы. А мне одному нравится. Никто меня не беспокоит.
– И никто не спасет, если возникнет необходимость, – заговорил Жан Ги.
Тардиф перевел взгляд на него:
– Можно умереть в местах и похуже леса. И худшей смертью.
– Например, быть застреленным или раздавленным в переполненном зале? – спросил Бовуар.
Тардиф прикусил верхнюю губу нижними зубами, втянул ее в рот.
– Месье Тардиф не собирался убивать профессора Робинсон, – вмешалась адвокат Тардифа. – Только напугать хотел.
– Мы допрашиваем не вас, адвокат Лакомб, – сказал Гамаш. – Пожалуйста, позвольте ответить вашему клиенту. – Он снова повернулся к Тардифу. – Я полагаю, вы можете говорить и сами. А еще я думаю, вчерашнее происшествие не было внезапным полетом фантазии. Что было у вас на уме?
– Я советую вам не отвечать на этот вопрос, – сказала адвокат.
Тариф посмотрел на нее, потом на трех полицейских Sûreté.
– Я научился моему ремеслу от старого лесоруба по имени Тони. Я был мальчишкой и знал только клены. И каштаны. И сосны, конечно. Она показал мне разные виды кленов, сосен, дубов и вишен. Всякие сорные деревья. Вечнозеленые. Те, которые умирают. И те, которые можно спасти. Я научился слушать людей, которые знают больше меня. Зачем мне адвокат, если я не буду ее слушать? Я пропущу этот вопрос.
Его ответ, такой аргументированный, так точно вставленный в контекст, удивил даже адвоката Лакомб.
– То, что вы делаете в лесу – выбираете, какие деревья скоро умрут и рубите их, – сказал Жан Ги, – наверное, полезно для всего леса. Другие деревья выигрывают.
– Конечно.
– Почему вас так беспокоят идеи профессора Робинсон? Разве она предлагает не то же самое? Больные, обреченные приносятся в жертву ради общего блага.
– Я думаю, мне не нравятся ее идеи, потому что между деревом и человеком есть разница.
Адвокат Лакомб рассмеялась.
– Touché [55].
– Вы член стрелкового клуба, опытный стрелок, – сказала Изабель. – Знаете, что может совершить оружие, пуля. И все же вы решаетесь стрелять, к тому же два раза и в переполненном зале. Вы чуть не устроили там смертельную давку. Могли погибнуть сотни людей, в том числе дети.
– Я об этом не подумал.
– Вранье, – сказал Бовуар. – Вы умный человек. Вы хотите, чтобы мы понимали это. Но при этом говорите, что не приняли во внимание очевидную вещь. Вам просто было все равно. Вам были безразличны жизни детей. Пожилых людей. Кто вероятнее всего мог погибнуть в давке? Вероятно, не молодые, здоровые. А уязвимые, больные, медлительные, слабые. Вы ничем не лучше Робинсон.
Бовуар практически кричал на Тардифа.
Гамаш никак не вмешивался, ему была любопытна реакция Тардифа.
– Мне не безразлично, – взорвался Тардиф. – Почему, вы думаете, я сделал это?
– И почему? – спросил Бовуар.
– Не отвечайте на этот вопрос, – вскрикнула адвокат Тардифа, положив руку на его предплечье.
– Чтобы спасти других. Остановить ее.
Адвокат Лакомб застонала и откинулась на спинку стула.
– Ну вот, пожалуйста.
– Почему? – продолжал давить Бовуар.
– Разве вы не поступили бы так же? Вы хотите, чтобы она убивала стариков? Детей? Да кем же это нужно быть, чтобы не попытаться ее остановить? Я знал, что меня схватят, но оно того стоило. Кто-то должен был это сделать. Кто-то должен был попытаться. – Теперь лесоруб уставился на Гамаша. – Но вы ее спасли.
Эти несколько слов вмещали все отвращение, каким природа наделила этого человека. Он чуть не плюнул в Гамаша.
– Да, спас. Никто не имеет права отбирать другую жизнь без разрешения. – Щеки Гамаша покраснели лишь чуть-чуть, выдавая его чувства. – Ни профессор Робинсон, ни правительство. И ни вы, месье Тардиф.
Теперь настала очередь краснеть для Тардифа.
– Почему вы расположились так далеко от трибуны? – спросила Лакост обыденным голосом.
– Я не предполагал, что будет столько копов. Думал, встану в первом ряду и буду стрелять оттуда.
– С первого ряда вы бы не промахнулись, – сказала Лакост.
– Молчите! – предупредила Тардифа адвокат.
– Но когда я увидел столько копов, я сдал назад. Я решил, что если буду стоять в середине, то мне удастся уйти.
– Значит, вы все же рассчитывали скрыться, – сказал Бовуар.