Алексей Макеев - Последнее письмо поэта
– Салманов про них говорить спокойно не мог, трясти Крокодила начинало. Предлагал мне с мальчиками неплохие деньги, чтобы мы этот магазинчик на Грузинском Валу подожгли. Или взорвали к такой-то мамаше. Словом, устроили им конкретную веселуху. Панихиду с танцами.
– И как? Попробовали? – поинтересовался Крячко, чуть презрительно кривя губы.
– Ага. Попытались мы несколько раз на них наехать, – уныло ответил Марадона. По его тону можно было безошибочно определить, что триумфом наезды не увенчались. – И не только мы. Я еще братву с Парковых подвинтил. С Первомайки и Бауманской. У меня там хорошие корешки остались. Надежные. Филимон, Василек, Чайник… Слышали про измайловских? А, ну, конечно, слышали. Вам по должности положено. Крепкие ребята. Тут ведь в чем еще фишка, Лев Иванович… Ведь что обидно: ладно нам, природным русским пацанам, башли достаются, а тут всякая заграничная шелупонь на наших гениях наживается… Нехорошо! Неправильно! Словом, грех было не попробовать этим деятелям хвост в мясорубку засунуть. Пусть мотают в свою Англию и там делают, что хотят. Нам их Шекспиры-Байроны без надобности. А в России мы должны быть хозяевами. Братва согласилась. Филимон даже от денег отказался. И Чайник тоже. Что они, не русские, что ли?
«Бог ты мой! – потрясенно думал Лев Гуров. – Ведь он это вполне серьезно говорит. С искренним чувством и непоколебимой уверенностью в собственной правоте. Чуть ли не со слезой на глазах и разрыванием рубахи до пупа. И с полной убежденностью, что здесь-то мы со Станиславом всецело на его стороне. Нет, ну надо же, бандитствующий патриот выискался. Или патриотический бандит. Кто бы мог подумать… Его же хоть сейчас на парламентскую трибуну выпускай. Они, видите ли, должны быть в России хозяевами. Природные русские пацаны. К тому, похоже, дело и идет. Нет, что-то основательно в нашей стране свихнулось. Еще бы нам с Крячко не слышать про измайловскую братву! В печенках и селезенках она у нас сидит, не считая прочей требухи. А также братва останкинская, солнцевская, кунцевская, подольская… Имя им легион. Беда в том, что ничегошеньки мы на законном основании со всеми этими чайниками-кофейниками сделать не можем. Связаны по рукам и ногам. Права человека, изволите ли видеть. Далеко же мы зайдем по этой дорожке. Если вовремя не опомнимся. А дорожка-то в один конец. Петр говорил как-то, что в суде Линча есть немалое рациональное зерно. Я еще с ним спорил. Но вот сейчас спорить что-то не хочется. Хочется запить по-черному».
Марадона между тем увлекся не на шутку. Лицо его раскраснелось от возбуждения, голос окреп. Дела-то были прошлые, остывшие. Да и базар ведь не под протокол! Не веришь – прими за сказку. Веришь – слушай, мотай на ус, но хрен докажешь в случае чего, что это не хвастовство с загибами… Слушали его сыщики тем не менее внимательно, и, как казалось Ивченко, даже с одобрением. А что? Он ведь повествовал о наездах не на отечественных лохов и фраерков, а на, можно сказать, иноземных захватчиков и их пособников. Кстати, Юрий оказался неплохим рассказчиком. Из угла, от стеночки, доносились изредка одобрительные междометия Кролика и столь же одобрительное посапыванье Лысого.
Суммируя, картина вырисовывалась следующая: решительной победы над пришлыми московским браткам одержать не удалось. В прошлом были серьезные разборки – стрельба, поножовщина, даже машины взрывались. Сейчас же вооруженное перемирие, нарушать которое стороны не торопятся. Потому что силы примерно равны. Если что-то попало в руки одним, то противники вынуждены с этим соглашаться. Некая форма паритета.
– Лю-бо-пы-этно… – в растяжку и по слогам произнес Гуров, когда Марадона наконец иссяк. – Даже более чем любопытно. Просто оч-чень интересно. Станислав, дай закурить, я опять сигареты купить забыл.
– У меня тоже кончились, – с огорченным видом признался Крячко. – Вот незадача какая. У Маргоши стрельнуть, что ли? У нее «More» с ментолом. В них никотина вовсе нет. Вроде безалкогольного пива. По мне лучше уж веник. Может, в лавку сбегать? Черт, тоже курить до смерти охота.
– Возьмите у меня, – нейтральным тоном, чтобы не подумали чего, сказал Ивченко. – Если не побрезгуете. Я «Кент» курю. Только и я с вами за компанию, хорошо?
– Не побрезгуем, – одними уголками рта улыбнулся Гуров. – Есть у меня, Юрий, правило: не есть, не выпивать и не курить с теми, кого я за решетку закатаю. Но для тебя я сделаю исключение. Давай свой «Кент». Этой сладкой парочке, – Лев кивнул в сторону Кролика и Лысого, – тоже разрешается посмолить. Еще разрешается сесть поудобнее, руки опустить, а ты, Марадона, даже по комнате свободно передвигаться можешь. Что-то мне подсказывает, ты уже раздумал с нами ссориться. Эх, и надымим мы здесь впятером, почище, чем в вагонном тамбуре.
Некоторое время все молча курили. Гуров полуприкрыл глаза и медленно поглаживал пальцами левой руки лоб над бровями. «Друг и соратник», прекрасно изучивший привычки Льва, сразу же понял: в голову тому пришла очередная безумная идея, и сейчас Гуров мысленно обкатывает ее, проверяет на разрыв, изгиб и сжатие.
Появилась подкрашенная Хаданская с двумя чашками кофе в руках, но Станислав сперва приложил палец к губам, а затем жестом отправил хозяйку квартиры снова на кухню. Мол, не мешай. Чапай думает.
– Как, по-твоему, он не врет? – спросил Гуров наконец.
– По-моему, нет, – отозвался Станислав. – Так… Привирает немного. Для пущей художественной убедительности. Юрик с выбором профессии ошибся. Ему бы в сценаристы. Такой криминальный сериал по его рассказу можно забабахать… «Убойный отдел» отдыхал бы. Нет, не врет.
– Вот и я того же мнения, – Гуров повернулся к Марадоне. – Юрий, получается, что в столице торговлю антиквариатом контролируют две группировки, твоя и эти, с Грузинского Вала. Так? Или еще кто-то есть?
– Ну, как сказать, – пожал плечами Марадона. – Есть еще… махновцы отдельные. Несознательные. Браконьеры, старатели-одиночки. Им вообще никакие законы не писаны. Но это несерьезно. Если что конкретное надыбают, то все едино ко мне придут. Или к тем. Потому как у самих ни экспертов прикормленных, ни покупателей толковых нет. Не было никогда. И не будет.
– Значит, ты полагаешь, что Аркадий мог сдуру сунуться к парням с Грузинского Вала?
– Лев Иванович! А к кому Аркашке еще соваться было? Не ко мне же… То, что письмо Крокодилом от меня было получено, это и ежу понятно. Аркашка, хоть дурее любого ежа, не мог до такого не докумекать, он же знал, что мы с Салмановым в связке. Пару раз даже поручения мелкие выполнял, я, кстати, с ним встречался. От кого он скрывался? От дядюшки и от нас, ясное дело. Теперь дальше. Сам он никогда бы письма не сбыл, чтобы это сообразить, даже у Аркашки мозгов хватило. Крокодил наверняка племяннику рассказывал о конкурентах своих. В смысле наших. Вот сопляк и решил на них выйти. С уворованным письмом. Нашел дорожку, не знаю уж как. Засветился. А дальше… Ясно, что дальше. У Аркашки ни подстраховки, ни оружия, ни опыта, ни мозгов. Вообще ничего. И получилась самая короткая сказка: пришел Иван-царевич к Бабе-яге, тут ему и амбец настал. Мне его даже жаль немного, Аркашку, кутенка глупого. Ей-богу, не вру.
– Логично, – сказал Гуров. – Вполне логично. Это прекрасно объясняет, почему Арзамасцев половинку письма у Маргариты оставил. Он все же думал о подстраховке, и вот таким дурацким образом… Как тебе версия, Станислав?
– Вполне, – недовольно пробурчал Крячко. – Очень даже неплохая версия. А толку с того? Шиш да маленько. Как ты эту версию проверишь?
– Так тряханите их как следует! – возбужденно встрял в разговор Ивченко. – Дайте по рогам импортной скотине! Вы же контора, за вами государство. Послать взвод ОМОНа на Грузинский… Кишки по кустам висеть будут! А кто живой останется, тот вам все выложит. И про Аркашку, и про письмо.
Марадона хищно оскалился, детально вообразив, что может понатворить взвод ОМОНа с проклятыми конкурентами. Греющая душу картинка представилась…
– Тряхануть, конечно, хорошо бы… – задумчиво произнес Лев. – Только нет у нас ни малейших оснований их трясти. Одни догадки пополам с предположениями. Как эти предположения подтвердить?
– Или опровергнуть… – тут же подал реплику вечный скептик Крячко. – Нет, похоже на правду, но… То-то и беда, Юрик, что мы – структура государственная. ОМОН тоже. Причем ни мне, ни Льву Ивановичу ОМОН не подчиняется. Официально мы ничего сделать не сможем. По крайней мере в ближайшее время.
«Вот-вот, – подумал Гуров. – Ключевое слово здесь – официально. А если НЕофициально? В порядке самодеятельности? Мы со Стасиком все же и без взвода ОМОНа чего-то стоим. Два опера-важняка могут устроить нехорошим парням нехилую оперетту».
Идея, пришедшая ему в голову во время перекура, окончательно оформлялась, ее скелет стремительно обрастал мясом. Комбинация получалась предельно дерзкая, на грани фола, но имела все шансы на успех. Правда, для запуска комбинации в ход требовалось задействовать один фактор…
