Эд Макбейн - Такова любовь
– Вы полицейские. А?
– Совершенно верно, – подтвердил Хейз. – А что вы здесь делаете, мисс?
– Смотрю, только и всего.
– Все разглядываешь. А? – поинтересовался Карелла.
– Ну, в общем, да!
– И как тебя зовут?
– Синтия.
– Синтия? А дальше?
– Я ничего не взяла, мистер, – испугалась Синтия. – Я просто зашла посмотреть, только и всего. Я здесь живу, дальше по коридору. Спросите кого угодно.
– А что ты хочешь, чтобы мы спросили?
– Живу ли я здесь, на этаже.
Синтия пожала плечами. Лицо ее сморщилось и все более мрачнело, как у маленькой девочки, готовой расплакаться от вопросов взрослых.
– Как же все-таки твоя фамилия, Синтия?
– Рейли.
– Ну и что ты здесь делаешь?
Синтия опять пожала плечами.
– Воруешь?
– Нет! – она почти кричала. – Нет! Клянусь богом, нет!
– Тогда что же?
– Смотрю.
– Ты знаешь человека, который живет в этой квартире?
– Нет. Я его раза два видела в холле и только.
– А как его зовут?
– Тоже не знаю. – Синтия, помолчав, сказала: – Я больна, у меня сильная простуда. Вот почему я так одета. Я не смогла пойти на работу, потому что у меня был сильный жар: сто шесть градусов[3].
– Ну и решила немного прогуляться. Верно?
– Да. Верно. – Она улыбнулась, потому что подумала: наконец-то детективы начинают понимать, что она делает в чужой квартире, но детективы остались суровы, и опять на ее лицо набежала тень, и она помрачнела, готовая в любой момент расплакаться.
– И ты прямо сюда вошла. А?
– Только из любопытства.
– Что тебя заинтересовало?
– Стрельба. – Ее опять всю передернуло. – Вы что, собираетесь меня арестовать? Я ничего не брала. Я умру, если вы посадите меня в тюрьму. – Она помолчала, а потом вдруг выпалила: – И вообще у меня жар.
– Тогда иди и ложись в постель, – сказал Карелла.
– Вы разрешаете мне уйти?
– Иди, уходи отсюда.
– Спасибо. – Синтия наскоро поблагодарила и исчезла, пока они не передумали.
Карелла вздохнул.
– Ты хочешь заняться этой комнатой? Я займусь второй.
– Хорошо, – согласился Хейз.
Карелла пошел в соседнюю комнату. Хейз начал осматривать, что есть в туалетном столике, в котором шарила Синтия. Он разглядывал содержимое второго ящика, когда услышал за дверью звук роликовых коньков. Он оторвался от своего занятия в тот момент, когда девочка, которую они встретили на площадке второго этажа, на коньках въехала в комнату.
– Привет! – сказала она.
– Привет, – ответил Хейз.
– Вы только что въехали?
– Нет.
– Значит, куда-то переезжаете?
– Нет.
– Тогда зачем же вы вынимаете все вещи из ящика?
– Это не мои вещи.
– Тогда их нельзя трогать.
– Думаю, действительно нельзя.
– А зачем же трогаешь?
– Потому что пытаюсь что-нибудь найти.
– А что ты пытаешься найти?
– Пытаюсь выяснить имя человека, который живет в этой квартире.
– А, – протянула маленькая девочка и покатилась на своих коньках к другой стене комнаты, а затем, вернувшись, спросила: – Нашел его имя в ящике?
– Пока нет.
– А ты думаешь, оно там?
– Может быть. Смотри, видишь?
– Вижу. Это – рубашка.
– Верно. Но я имею в виду воротник.
– А? Вот эти цифры?! – поняла малышка. – Я уже умею считать до ста десятками. Хочешь послушать?
– Как-нибудь потом, – пообещал Хейз. – Вот эти цифры оставлены прачечной. Вот мы, возможно, и узнаем его имя по номеру заказа в прачечной.
– Здорово, – откликнулась девочка и потом сразу же сказала: – Десять, двадцать, тридцать, пятьдесят.
– Сорок, – поправил ее Хейз.
– ...сорок, пятьдесят, шестьдесят, тридцать.
– Семьдесят.
– Уж лучше я начну сначала – десять, двадцать.
Она замолчала, минуту внимательно изучала Хейза, потом сказала:
– Ты ведь здесь не живешь. Верно?
– Не живу.
– А я сначала подумала, что ты здесь живешь. Что ты только что переехал... Я подумала, что, может быть, Пети выехал.
– Нет. – Хейз положил стопку рубашек обратно в ящик и полез в карман за ярлыком.
– Зачем тебе нужна отметка прачечной, чтобы выяснить имя Пети?
– Потому что это единственная возможность узнать... Постой, что ты сказала, милая?
– Я не знаю. А что я сказала?
– Что-то о... Пети.
– Ах, да. Пети.
– Это его имя?
– Чье?
– Ну человека, который здесь живет.
– Не знаю. А что говорит рубашка?
– Рубашка – ерунда, милая. Если ты знаешь его имя, ты сбережешь нам уйму времени.
– А ты шпик? – спросила девочка.
– Почему ты это спрашиваешь?
– А мой папа говорит, что шпик воняет.
– Пети – твой папа?
Девочка засмеялась.
– Пети! Моего папу зовут Дейв. Дейв – мой папа.
– Ну хорошо. А Пети?
– А что Пети?
– Это его имя?
– Я думаю. Если об этом говорится в рубашке, значит это его имя.
– Пети, а дальше как?
– Что как?
– Ну, его фамилия? Пети?
– Питер Пайпер подобрал перец, – вспомнила считалочку девочка и вес гло рассмеялась. – А ты умеешь кататься на коньках?
– Да, милая. Ну, а как фамилия Пети?
– Не знаю. У меня второе имя Джейн. И зовут меня Алиса Джейн Горовец.
– А он тебе когда-нибудь называл свою фамилию?
– Не-е-т, – протянула девочка.
– А откуда ты узнала его первое имя?
– А он показал мне, как пользоваться ключом для коньков.
– Ну, а дальше?
– И все. Я сидела на ступеньках, коньки никак не открывались. Он спускался вниз и сказал: «Ну давай, Пеги тебе поможет». И помог.
– Спасибо, – поблагодарил девочку Хейз.
Она долго внимательно смотрела на него, а потом сказала:
– А все-таки ты шпик. Верно?
* * *У всех шести сыщиков, встретившихся в тот вечер на участке, не было настроения устраивать облаву в тире. Карелла и Мейер мечтали быть дома с женами и детьми. Энди Паркер всю неделю пытался попасть в кино, но вместо этого был все время занят наблюдением. Берт Клинг мечтал дочитать до конца книгу. Коттон Хейз хотел повидаться с Кристин Максвел. Лейтенант Бернс обещал жене поехать вместе с ней в гости к ее кузине в Беттаун. Как бы там ни было, все шестеро сошлись на участке и Паркер кратко изложил им обстановку и суть дела, расположение квартиры, за которой он вел наблюдение последние три недели.
– Там наверху у них точно тир, – пояснил Паркер, – но мне кажется, вчера вечером произошло что-то необычное. Впервые за все время, что я там, появился какой-то парень с чемоданом, а ушел без него. Мне кажется, он привез большую партию, так что, если мы накроем их сегодня вечером, мы можем застукать их с поличным.
– Стоит попытаться, – согласился Бернс, – по крайней мере накроем нескольких наркоманов.
– Которых к завтрашнему дню опять выпустят, – съязвил Карелла.
– Все зависит от того, сколько их там, – возразил Хейз.
– Может быть, хоть когда-нибудь в этом городе будут нормальные законы о наркотиках, – сокрушался Карелла.
– Надейся, – вставил Мейер.
– Ладно. Пошли, – скомандовал Бернс.
Они поехали в одной машине, потому что хотели появиться все вместе, выйти из машины и нагрянуть на квартиру прежде, чем беспроволочный телеграф оповестит всю округу о присутствии полицейских. Так и было, они почти все правильно рассчитали. Как только они подъехали к подъезду, человек, сидящий на крыльце, немедленно бросился в дом.
Паркер догнал его в коридоре и схватил за шиворот в тот момент, когда он уже стучал в дверь на первом этаже. Паркер, не колеблясь, резко ударил его разок по основанию черепа.
– Кто там? – спросил голос за дверью.
– Я, – ответил Паркер, к этому времени остальные были уже в коридоре.
– Кто я? – повторил голос, и Паркер ударил ногой в дверь.
Стрельбы в этот вечер не было. Может быть, квартира и была полна наркоманов, когда Паркер наблюдал за ней в другие вечера, но в этот вечер они обнаружили только толстого старика в нижнем белье, толстую старуху в домашнем халате и молодого парня в тенниске и брюках из хлопчатобумажной ткани. Все трое стояли за кухонным столом и занимались героином. Там его было на восемь миллионов фунтов. Они смешивали его с сахаром, предназначая весь товар для последующей продажи наркоманам здесь и дальше до самого Сан-Франциско. В тот момент, когда полиция ломала дверь, старик в ящике стола искал револьвер. Но, увидев целую армию вооруженных до зубов полицейских, не стал даже отстреливаться.
– Не ожидал? – спросил его Паркер.
И старик ответил:
– Чтоб ты сдох, вонючая ищейка!
Ну Паркер, конечно, врезал ему.
Они вернулись на участок что-то около половины девятого. Вместе выпили кофе, и оттуда Коттон Хейз поехал прямо на окраину города к дому Кристин Максвел.
Глава 16
Он любил наблюдать за тем, как она раздевается. Он тогда говорил себе, что он всего лишь усталый бизнесмен, который не мог позволить себе на свою скудную зарплату купить билет в музыкальную комедию и вместо этого смотрит на Кристин Максвел и предпочитает ее кордебалету хористок. Он также знал, что сам он не просто «голос за кадром», в его радости было что-то более личное. Вполне возможно, что он действительно очень устал и действительно был всего лишь бизнесменом, чей бизнес – преступление и наказание. Но, сидя напротив нее на диване с бокалом виски в больших руках, голые ноги спокойно лежат на специальной подушке, он наблюдал, как она снимает блузку, и в нем подымалось что-то большее, чем просто ожидание удовольствия. Он мечтал обнять обнаженное тело, любить ее, но она была для него чем-то большим, чем просто партнерша по постели, она сулила ему блаженство, к ней он возвращался в конце тяжелого и длинного дня, он всегда был счастлив с ней, а она, в свою очередь, делала все, чтобы с ней он чувствовал себя нужным и желанным.
