Энн Перри - Улица Полумесяца
Сэмюэля же последнее замечание, вполне очевидно, позабавило, как и то, что миссис Филдинг посмела не только подумать, но и сказать об этом. Впрочем, с другой стороны, ему же не придется жить с такой безрассудной особой…
Наконец Мария придумала идеальный ответ.
– Если ты, Кэролайн, предпочитаешь радовать только себя, – она обожгла взглядом свою бывшую невестку, – то вполне можешь закончить тем, что никого больше порадовать не сможешь. А для женщины в твоем положении сие будет равносильно полному фиаско, – последнее слово она произнесла с особым удовольствием.
И ее вознаградило выражение испуганной уязвимости на лице Кэролайн, словно та тут же представила разверзшуюся перед ней бездну одиночества. Однако старая дама не испытала ожидаемого удовлетворения. Это была почти победа, однако знакомые ощущения ужасного одиночества, ущербности, вины и жгучее чувство стыда опять начали терзать ее, а ей хотелось похоронить их навеки, чтобы никогда больше не видеть перед собой их проявлений, никогда не думать о них, даже в отношении Кэролайн. И как же невыносимо больно, что именно Кэролайн пришлось оживить в ней те жуткие воспоминания!
– Неприлично говорить так много на личные темы, – быстро бросила Мария и повернулась к Сэмюэлю: – Долго ли вы планируете пробыть в Лондоне? Вам, конечно же, интересно повидать всю страну. Полагаю, Бат еще по-прежнему очарователен, как и в давние времена. И исключительно популярен в светском обществе. А в такой хороший сезон туда на воды отправляется каждый, кто имеет хоть какое-то стремление к интересным путешествиям.
– О да. – Должно быть, Сэмюэль понял, что ему ненавязчиво предлагают удалиться, но предпочел остаться. – Как же, как же, знаменитые Римские термы!
– Когда-то их там строили римляне, верно. Теперь же этот курорт поистине английский, как сказал бы любой, кто побывал там, – сказала миссис Эллисон.
– Пожалуйста, расскажите нам побольше о вашей родной стране, – Кэролайн налила всем еще по чашке чая и вновь предложила сэндвичи. Похоже, она тоже забыла о приличиях. – Как далеко вы забирались на запад? – спросила она. – Неужели вы действительно видели индейцев?
Грустное облачко, казалось, набежало на лицо Сэмюэля.
– Действительно видел. Далеко ли на запад? Да, до самой Калифорнии и Пиратского берега. Познакомился со старателями, которые мыли золото во времена золотой лихорадки сорок девятого года[18], с людьми, которые еще видели те равнины потемневшими от огромных стад бизонов, чьи миграции заставляли дрожать эти земли, – он явно перенесся мысленно в те далекие края, и на лице его отразились глубокие переживания. – Я познакомился с людьми, благодаря которым расцвела эта пустынная земля, и с теми, кто убивал коренное население, уничтожая дикую и прекрасную природу, нанося ей невосполнимый ущерб. Порой это делалось по невежеству, а иногда в алчной погоне за богатством. Я видел, как крепла власть белого человека и как умирал краснокожий индеец.
Кэролайн вздохнула, собираясь что-то сказать, но передумала. Она сидела молча, глядя на мистера Эллисона и понимая, что сейчас не стоит прерывать его.
Он взглянул на нее с улыбкой.
Нить понимания, протянувшаяся между ними, стала почти осязаемой в безмолвной комнате.
– Кэролайн, будь добра, налей мне еще чаю! – нарушая молчание, потребовала Мария.
Как же заставить его уйти? Под предлогом головной боли она могла бы удалиться сама, но гость мог оказаться достаточно бестактным, чтобы остаться даже тогда… и уже наедине с Кэролайн. А ведь у нее хватит глупости позволить ему задержаться. Не видит ничего дальше собственного носа. С тех самых пор, как бедный Эдвард умер, несчастья сыплются на их семью одно за другим.
– Пожалуйста, – охотно сказала миссис Филдинг, взяв чайник и выполнив просьбу. – Сэмюэль, не хотите ли попробовать другой сэндвич?
Мужчина с благодарностью согласился, хотя гораздо больше еды и напитков его, безусловно, привлекал разговор. Он представал в выгодном свете перед своими собеседницами и наслаждался повышенным вниманием. Миссис Эллисон недоумевала: неужели Кэролайн не замечает этого? Вероятно, так же этот человек ведет себя с любой женщиной, достаточно глупой, чтобы слушать его россказни. А Кэролайн еще и приторно улыбалась, внимая каждому его слову, словно он обхаживал ее. Джошуа будет недоволен… и тогда она потеряет даже то малое, что обрела, выйдя за него замуж. Пусть в глазах общества их брак считался мезальянсом, но это все же лучше, чем одиночество. И где же тогда окажется она? Скомпрометированная особа! Изгнанная за безнравственность – в ее-то возрасте! – без средств к существованию и с испорченной репутацией.
Кэролайн вновь взглянула на Сэмюэля:
– Вы так рассказали об этом, что у меня возникло ощущение огромной трагедии. Обычно я слышала о покорении Запада как о смелом и волнующем предприятии, исполненном трудностей и жертв, но не бесчестья.
Она почувствовала, что воспоминания причиняют ее собеседнику настоящую мучительную боль, и ей захотелось понять и даже разделить их. Кэролайн охватило какое-то неосознанное чувство, которое включало в себя необходимость в ободрении, в обретении собственной внутренней гармонии и уверенности, и поэтому ее глубоко тронули страдания Сэмюэля. Если кто-то безутешен, то можно хотя бы попробовать утешить его. К тому же Кэролайн не могла припомнить, когда кто-то так быстро и легко вызвал у нее симпатию, за исключением, возможно, Джошуа, хотя сейчас как раз о нем ей думать не хотелось.
Она следила за гостем, ожидая ответа и избегая взгляда Марии. Старая дама пребывала в каком-то странном – даже для нее – расположении духа. Миссис Филдинг сказала бы, что она испугана, если бы не знала, что такое просто невозможно. Определенно свекровь испытывала раздражение, но Кэролайн никогда не замечала, чтобы чувство ее недовольства подогревалось ставшей сейчас очевидной странной яростью. Обычно она с легкостью находила повод для выхода своего раздражения, обвиняя в нем других, ругая и обижая любого, кто подвернется под горячую руку.
Но сегодня миссис Эллисон вела себя иначе. Связано ли это с одиночеством, с неизбывной трагедией долгого вдовства, о которой она так часто упоминала? Неужели она до сих пор скорбит по Эдмунду? Не сердита ли она уже на целый мир за то, что все продолжают спокойно жить, несмотря на то что Эдмунд Эллисон покоится в могиле?
Кэролайн любила своего первого мужа, но когда он умер, скорбь ее не переросла в безутешное горе. Годы не лишили ее желания любви. Иногда она все еще с тоской вспоминала жизнь с ним. Но потрясение от утраты, безусловно, исцелилось, как и преходящее оцепенелое одиночество после его ухода.
Теперь, разумеется, с ней жил Джошуа, открывший для нее совершенно новый мир: волнующий – иногда слишком сильно, – поразительно возбуждающий и даже угрожающий, полный неведомого раньше ощущения веселья и глубины и тревожащий новыми идеями… возможно, не всегда хорошими. Некоторые из них Кэролайн не желала и не могла поддерживать.
Ей очень понравился Сэмюэль Эллисон. Было ли дело в нем самом или в том, что он так напоминал все то хорошее, что связывало ее с Эдвардом, но общение с ним напомнило женщине о том гораздо более спокойном прошлом, меньше угрожавшем ее безопасности, самоуважению, привычным ей идеям и ценностям…
Сэмюэль что-то говорил ей, и лицо его озабоченно нахмурилось – вероятно, он заметил, что она задумалась и почти не слушает его.
– …именно из-за владения землей, – заключил он. – Вы понимаете, индейцы воспринимают землю не так, как мы, по их понятиям, она не может принадлежать тому или другому человеку. Они считают землю общей для всего племени, живут там, охотятся и оберегают свои владения. Нам не нужен, да и непонятен их образ жизни. А они не понимают нас. Их трагедия порождена тем, что они поверили нам, когда мы заявили, что будем кормить и защищать их в обмен на разрешение поселиться на тех землях.
– А вы не остались там? – спросила миссис Филдинг, хотя уже прочла ответ по его лицу.
– Некоторые, вероятно, остались, – взгляд Эллисона стал отрешенным, словно он всецело погрузился в глубины своей памяти, – но многие отправились дальше на запад, а потом новые поселенцы хлынули потоком. Едва мы видели плодородные земли, то жадно стремились завладеть ими, выстраивали заборы, не пуская за них чужаков. История индейцев – это повесть о череде трагедий.
Дальше Кэролайн, не прерывая его, выслушала историю о предательском избиении племени модок[19]. Она не знала, слушает ли еще миссис Эллисон. Мария сидела, прикрыв свои черные глаза и сердито поджав узкие губы, но одному Богу было известно, относилось ли ее неодобрение к войне с индейцами, самому Сэмюэлю Эллисону или чему-то совсем иному.
Миссис Филдинг, потрясенная и глубоко тронутая, вдруг заметила сбегавшие по щекам Сэмюэля слезы. Не раздумывая, она понимающе коснулась его руки, но ничего не сказала. Словами тут было не помочь, они свидетельствовали бы лишь о недостатке понимания или о попытке выразить невыразимое.
