Стеклянные крылья - Энгберг Катрине

Снова зазвонил телефон. На этот раз он снял трубку.

– Анетта? А сейчас ты чего хочешь?

– А правда, что в озере нашли третий труп? И кстати, привет.

– Скажи, тебе больше нечем заняться, кроме как переговоры по рации слушать? – Йеппе бросил в воду еще камешек. – Но да, нашли еще один труп, поэтому я чуточку занят, ты ведь понимаешь…

– Кто это? Снова кто-то из интерната?

– Анетта, я кладу трубку: три, два…

– Имя Мария Бирк тебе о чем-нибудь говорит?

Йеппе с растущим нетерпением смотрел на озеро.

– Она жила в интернате. А что?

– Вы ее нашли?

– Нет, она пропала. Возможно, живет у вокзала. Зачем она тебе?

– Это я всегда могу объяснить, когда ты не будешь занят. Привет подтяжкам!

Она положила трубку.

Покачав головой, Йеппе убрал телефон в карман и вернулся к месту, где обнаружили тело. Заметил на берегу группу полицейских, а Фалька нашел у машины: тот был занят – чесал ухо.

– Фальк, поехали! Где работает Бо Рамсгорд? Надо с ним поговорить.

– В аэропорту. Ты туда собираешься? В час пик?

– Надо его прижать насчет алиби. Поехали!

Йеппе сел в машину.

Фальк неторопливо пристегнул подтяжки и втиснулся за руль.

Йеппе вздохнул. Наличие в группе подтяжек не упрощает расследование трех жестоких убийств. Возможно, это и имела в виду комиссар, говоря о подкреплении.

– Поехали. Фальк! Будь добр, поддай газу!

Фальк вдавил педаль, но не переключил передачу. Он растерянно смотрел вправо, а машина скользила в противоположную сторону. Затем она остановилась.

– Упс. Дай мне две секунды.

Йеппе откинулся на спинку сиденья и закрыл газа. Возможно, к тому моменту, как он медленно досчитает до миллиона, они как раз доедут.

Фальк выругался на машину, завел ее и поехал – с закрытыми глазами сам Йеппе оценивал их темп как неторопливый. В кармане звонил телефон. Наверняка опять мама. Придется с ней серьезно поговорить и объяснить, что не надо мешать ему на работе – звонить, только если дело серьезное. Он не стал брать трубку.

Поездка стала казаться бесконечной, как контрольная по физике, и тут машина остановилась.

– Можем тут припарковаться. Он работает в зоне досмотра.

– В службе безопасности?

– Да. В зоне досмотра.

Они вышли из машины и пошли в третий терминал, где путешественники объезжали тележки с багажом и растерянно смотрели на табло. На посту охраны Йеппе нашел дежурного, и тот провел их мимо огромной очереди к шестому пункту досмотра, где Бо Рамсгорд – в форменной белой рубашке и темно-синем галстуке – объяснял людям, что и в какой контейнер класть и что туалетные принадлежности должны быть в отдельных пакетиках. На фоне аккуратной формы всклоченные волосы и борода казались неухоженными. Он не рад их видеть.

– Простите, что побеспокоили на работе, но нам нужно с вами поговорить. Это не ждет.

Он не ответил – только прервал свое занятие и отошел, чуть кивнув коллегам. Йеппе и Фальк пошли за ним в небольшое помещение для персонала – без окон, отделанное панелями под дерево, из-за чего оно напоминало сауну.

– В чем дело? До обеда у меня есть десятиминутный перерыв.

Он сел на квадратный стол, занимавший почти все помещение, – Йеппе и Фальку ничего не оставалось, кроме как тесниться у двери.

Какой чуткий человек, подумал Йеппе, сесть предложил.

– Где вы были сегодня ночью?

Он озадаченно улыбнулся.

– Дома с Наталией, младшей дочкой. А что?

– Ваша дочь может это подтвердить?

– Да. – Он провел по бороде большим и указательным пальцем. – А что случилось?

Йеппе не видел повода рассказывать ему о Рите. Возможно, он проглотит их наживку и сболтнет лишнего, если ему есть что скрывать.

– Это к делу не относится. Вы говорили, что ваша жена была дома вечером и ночью в воскресенье и понедельник?

Бо Рамсгорд ответил без колебаний.

– Нет, вы меня неправильно поняли. Лисбет уехала на курсы в понедельник. Но на этой неделе я каждую ночь был дома с дочкой. Ну и если уж на то пошло, на прошлой неделе тоже.

Йеппе помолчал. Пока он придерживается версии, что был дома, с этим особо ничего не поделаешь. Придется каким-то образом связаться с центром медитации в Швеции, где находится Лисбет Рамсгорд. Никто не снимал трубку стационарного телефона – придется им туда поехать, если возникнет необходимость. Возможно, она соучастница.

Йеппе скрестил руки на груди.

– Насколько я понимаю, у Перниллы был куратор – Ким Сейерсен, он три года назад умер. Что вы можете о нем сказать?

У Бо Рамсгорда затряслось веко.

– Ким был хорошим воспитателем. Пернилла его очень любила, привязалась к нему. Мы были благодарны за то, что он ее поддерживал и столько ей помогал. Первое время в «Бабочке» ей стало получше: она набирала вес и стала счастливее – давно такой не была.

– А потом?

– У нее начались панические атаки, и она стала худеть.

Йеппе слышал, что голос отца дрогнул, и задумался, не всем ли родителям хочется винить кого-то за то, что их ребенок покончил с собой. Все что угодно, лишь бы самому с той виной не жить.

Йеппе вежливо перебил Рамсгорда.

– Как умер Ким?

Отец посмотрел на Йеппе и Фалька так, будто они должны были это знать. Наверное, и правда должны.

– Несчастный случай. Он утонул.

У Йеппе защекотало затылок – будто по нему долгоножка пробежала.

– Пернилле, наверно, тяжело пришлось?

– Тяжело? Таким подросткам тяжело, если на обед подают не то, на что они рассчитывали. А смерть – это катастрофа.

– А может, смерть Кима подтолкнула Перниллу к самоубийству?

– Прекратите! – Бо Рамсгорд резко ударил кулаком по столу. – Проблема не в том, что Ким умер. По крайней мере не только в этом, хотя, конечно, его смерть стала тяжелым ударом.

– Тогда в чем?

Йеппе видел, что отец Перниллы вот-вот взбесится.

– То, что тогда мы не смогли ничего доказать, не значит, что Рита и весь остальной персонал не несут в какой-то степени ответственность за смерть Перниллы. Они плохо выполняли свою работу. А может, делали и кое-что похуже. Просто мы слишком поздно об этом узнали…

Он умолк и спрятал лицо в ладонях. Так и говорил.

– Во время вскрытия судмедэксперты обнаружили свежие порезы на запястьях Перниллы. Она и раньше себя резала, но потом прекратила. Она была с нами дома за неделю до самоубийства – тогда на руках не было никаких отметин. Наверно, она снова стала себя резать, когда после каникул вернулась в «Бабочку».

– И что это значит?

Отец удрученно покачал головой, будто объяснение отнимало у него все силы, а он считал, что они будут потрачены напрасно.

– Это ведь доказывает, что ей стало намного хуже после возвращения в интернат. Персонал не сообщил нам, что она снова себя режет. Либо не заметили, либо не сочли нужным рассказывать – в любом случае это ужасно. Моя дочь продержалась всего неделю. А потом свела счеты с жизнью.

В маленьком помещении было тепло и душно. Запах перегара и уныние отца – становилось трудно дышать. Йеппе и Фальк переглянулись.

– Если жена с вами свяжется, попросите ее немедленно позвонить нам. Возвращайтесь к работе. Спасибо, что уделили нам время.

Отец выставил указательный палец.

– Спросите Петера Деманта, что там творилось! Он так и не захотел поговорить с нами о смерти Перниллы. Почему он отказал? Попросите медкарту моей дочери, я разрешаю.

– Ладно…

Йеппе помолчал, сомневаясь в том, как следует трактовать его слова. Совет – или несчастный родитель хочет отомстить?

– Не будет пары крон на еду?

Задававший вопрос мужчина, что удивительно, хорошо одет, ему максимум тридцать лет, но, судя по потемневшим зубам и запаху разложения, он явно не из тех, кому повезло в жизни.

– В Дании, как тебе известно, попрошайничество запрещено. Да и что ты купишь на две кроны? Теперь за эти деньги даже горчица к хот-догу не продается.