Фридрих Незнанский - Взлетная полоса
«Гипноз, – вдруг припомнилась Пете беседа с профессором Солодовниковым. – Психолингвистика. Туман. Воздействие на психику. Гипноз…»
В этом зале происходила, по-видимому, конференция рекламистов, собравшихся, чтобы обменяться опытом, но обстановка придавала происходящему вид колдовского шабаша. Или это ему так мерещилось? Люди, поставившие своей целью изучение процессов человеческой психики, чтобы заставить людей делать то, что им нужно… Делать покупки, не правда ли, всего лишь делать покупки? Но если речь идет только о покупках, к чему столько усилий? Нет ли здесь подспудного намерения через управление процессом покупок достичь чего-то другого… утвердить свою власть… Если же человеком не удается управлять, остается его просто убить… Все это хаотически вспыхивало и гасло в не привыкшем к глобальным обобщениям мозгу Пети, точно свет фар автомобиля, движущегося сквозь туман.
– Таким образом, возможности туманного экрана… – заговорил не замеченный поначалу лектор. Буквы погасли, лучи подсветки переместились на него. Длинный худой мужчина, возвышающийся над академической кафедрой, благодаря подсветке, которая сохранила инфернальный рдяный оттенок, приобрел мрачное величие. Последовавшие его слова показались сыщикам профессиональной абракадаброй, но это было не главное. Главным было то, что, похоже, на трибуне находился тот самый Дмитрий Шиллер, к которому они приехали.
– Не упустить бы, – прошептал Пете на ухо Плетнев.
– Не упустим, – лаконично и так же тихо отозвался Щеткин.
Собравшиеся на демонстрацию возможностей туманного экрана рекламщики не спешили дать сыщикам добраться до Шиллера. Оратора забросали вопросами, часть из которых задавалась с явной подковыркой. В ответах Шиллера звучал сдержанный сарказм, и, хотя сыщики понимали сказанное им в лучшем случае через одно слово, они уловили, что ему по большей части удавалось посадить в лужу того, кто пытался ехидничать. Остальные даже и не пытались… Зал разразился уважительными аплодисментами. Загорелся верхний свет, явивший наконец истинные черты зала. Он был, в отличие от лестницы, невелик и напомнил Антону актовый зал его родной школы. Зато народу сюда набилось немерено. Видимо, происходило какое-то важное в рекламном мире мероприятие, и посторонние здесь были совсем не к месту.
Плетнев и Щеткин попытались пробиться к кафедре и, соответственно, Шиллеру, но публика, клубившаяся в проходах и выруливавшая в коридор, не благоприятствовала исполнению их намерений. Шиллер оставался недосягаем. Теперь, при нормальном желтоватом свете лампочек на потолке, можно было его разглядеть. Ничего зловещего, как то померещилось в кровавых лучах туманного экрана: просто высокий, худощавый, подтянутый человек с неожиданно полным лицом. В его облике, однако, чувствовалось нечто значительное, почти величавое… Наверное, на восприятие влияла фамилия, но Антон Плетнев, понятия не имевший, каков из себя был немецкий поэт Фридрих Шиллер, подумал, что, возможно, Дмитрий Шиллер на самом деле его прямой родственник. Такому и впрямь место на парадном портрете XVIII века: овальные очертания лица, полный широкий подбородок с ямочкой, густые дугообразные брови, довольно крупный нос. Гремучая смесь Казановы с Ломоносовым. На вид – лет за сорок, возможно, под пятьдесят. Кирилл Легейдо, очевидно, моложе своего первого начальника… То есть был моложе. Покойники имеют только один возраст: тот, в котором они ушли из жизни.
На Шиллера можно было, конечно, любоваться и дольше, неуклонно ввинчиваясь в толпу, чтобы добраться до него. Но, по счастью (или к несчастью), у сыщиков было еще развито и боковое зрение. И этим боковым зрением Петя Щеткин как раз отметил промелькнувшее в водовороте публики знакомое лицо. Это лицо, виденное им на фотографии, прилагавшейся к университетским документам друга Легейдо Сергея Иванова, мало изменилось. Люди такого склада вообще не подвержены влиянию хода неумолимых лет – словно нарочно для того, чтобы их легче было узнать…
– Стой! Ты куда? – Плетнев ухватил за рукав Щеткина, который, словно вдруг спятил с ума, начал двигаться в противоположном направлении.
– Там Сергей Иванов, – скупо сообщил Петя.
– За двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь, – вздохнул Антон, круто меняя направление вслед за Щеткиным.
Одного-то зайца они тем не менее поймали!
У выхода из зала толпа редела, распадалась на отдельные группки. Сергей Иванов, не обращая ни на кого внимания, спешил в коридор. Возможно, в туалет, возможно, покурить, ну или неизвестно какие еще у человека могут быть надобности… Так или иначе, ему пришлось прервать свой быстрый ход, почти бег, когда Плетнев, могучей фигурой загородив дорогу, представился:
– Антон Плетнев, частное сыскное агентство «Глория». Поговорим?
– О чем? – не дрогнул Иванов. Ни следа испуга, только слабое удивление. И, пожалуй, понимание в усталом взгляде…
– А вы как думаете?
– О Кирилле Легейдо. Он недавно умер… Я угадал?
– Вы очень догадливы, – наклонил голову Антон. – Только почему-то смягчаете формулировки. Кирилл Легейдо не просто умер. Он погиб.
– Ах да, ну да… Я понимаю, о чем вы думаете. Конечно, постороннему человеку это трудно объяснить. Но я уверяю, это несерьезно. Кирилл сам бы вам сказал, что это несерьезно… Сигарету?
– Спасибо, нет.
– А вы не возражаете, если мы пройдем в место для курения?
– Нет. Спасибо… – Хотя последнее «спасибо» было, пожалуй, лишним.
Место для курения на лестничной площадке – не главной лестницы, а боковой, заурядной, с разъезжающейся пластмассой на железных покосившихся перилах – было означено соответственной надписью, нанесенной черной краской через трафарет, высокой черной урной, набитой окурками, и въевшимся запахом. Сергей Иванов, одетый безо всякой парадности, приподняв край длинной рыжей рубахи, вытащил из кармана брюк пачку сигарет. Щелкнуло колесико зажигалки. Антон и Петя смотрели на него с общим сосредоточенным выражением.
– Вы сказали, что это несерьезно, – напомнил Антон. – Что именно, по-вашему, несерьезно? Смерть Легейдо?
Сергей Иванов с наслаждением затянулся и выпустил дым. Посмотрел на Антона сквозь поднимающуюся к грязноватому потолку струйку спокойными серыми глазами:
– Диверсия.
Следующим пунктом, куда непременно следовало наведаться для выяснения обстоятельств гибели Кирилла Легейдо, стала экологическая милиция, точнее, ее главное здание в Москве, возле метро «Баррикадная». В самом деле, игнорировать драчку, завязавшуюся в канун крушения самолета между «экологами» и администрацией аэродрома, было бы неумно. Аэродром гарантированно получал массу неприятностей в связи с тем, что на его территории произошло такое ЧП… «Ищи, кому выгодно», – этого древнеримского правила юриспруденции не отменила даже наша гораздая на выдумки современность. Турецкий не утверждал, что представители экологической милиции способны были подкупить авиаинструктора Сергея Воронина, чтобы тот подстроил крушение, а после смылся. Но и априорно отметать такую возможность он права не имел. Следует проверить все версии, а потом уже взвешивать, насколько одна превосходит в правдоподобии другую.
Конечно, прямо в лоб спрашивать «эколога» об аэродроме было бы глупо. Ситуация диктует непрямые ходы… И, в конце концов, необязательно, чтобы представители этого ведомства оказались каким-либо образом причастны к смерти Легейдо. Однако экологическая милиция априорно вызывала у Турецкого неприязнь. Вероятно, причина заключалась в том, что ему доводилось сталкиваться с этими честными, благородными людьми, озабоченными охраной окружающей среды, лишь тогда, когда они нападают на автолюбителей, обвиняя их в нарушении нормативов загазованности. Причем козе понятно, что газоиспускание конкретного автомобиля им абсолютно по барабану, а не по барабану им только та сумма, которая может перекочевать из кармана водителя в карман экомилиционера. А после этого – вот чудеса на виражах! – машина вместо опасного газа начинает испускать чистейший кислород и может ехать дальше. До следующего экологического поста… Конечно, Турецкий сознавал, что его восприятие страдает однобокостью и предвзятостью: так и о работниках прокуратуры кто-то может сказать, что все они взяточники, на основании столкновения с отдельными нечестными ее представителями. Но собственный опыт есть собственный опыт, и с его данными трудно бороться.
Баррикадная улица, забитая машинами и заполненная бензинными испарениями, которые вследствие большой концентрации превратились в заметный глазу сизый дым, представляла собой вопиюще антиэкологическое зрелище. Зато в небольшом, скромно обставленном чиновничьем кабинете было прохладно и свежо, точно в сосновом бору. Молодой человек с внешностью положительного героя советского агитплаката в форме экологической милиции выложил перед Турецким папки с делами. Плакатного красавчика звали Ярослав Кутепов. Время от времени поглядывая на его невозмутимый чистый профиль, Турецкий сосредоточенно читал названия, перелистывал материалы дел.
