Донна Леон - Гибель веры
Нет, нельзя сказать, чтобы эти двое дружили. Синьор Вентури — вдовец, да Пре никогда не был женат. Но того факта, что жили они в одном доме, оказалось достаточно, чтобы каждый доверил другому набор ключей, хотя ни один из них до прошлого вечера не имел случая ими воспользоваться. Брунетти не только не узнал от Вентури ничего нового, но и уверился, что узнавать больше нечего.
Среди бумаг, найденных в ящике в квартире да Пре, было несколько писем от адвоката, адрес его офиса — в Дорсодуро, и Брунетти позвонил ему вскоре после того, как прибыл в собственный офис. Адвокат слышал, как обычно все узнают такие новости в Венеции, о смерти да Пре и уже пытался уведомить дочь его кузена. Однако она уехала на неделю в Торонто с мужем — он гинеколог, у него там международная конференция. Адвокат сказал: продолжит попытки связаться с ней, но абсолютно уверен только в одном — событие это произведет на нее впечатление, когда она вернется в Италию.
Брунетти его попросил, но он не дал почти никаких сведений о да Пре. Много лет был его адвокатом, но отношения их оставались на уровне юрист — клиент. Практически ничего не знал о жизни да Пре, хотя, когда ему задали вопрос, рискнул предположить, что по оценке состояние, не считая квартиры, невелико: почти все да Пре вкладывал в табакерки, а их он завещал музею Коррер.
Брунетти позвонил к Риццарди и не успел спросить, как патологоанатом сказал:
— Да, есть синяк на левой стороне подбородка, так же как и вдоль хребта. Оба связаны с падением. Голова откинулась назад, когда он упал, как я тебе и говорил вечером. Умер сразу.
— Не могли его ударить или толкнуть?
— Это возможно, Гвидо. Но ты ведь не станешь заставлять меня это сказать, по крайней мере официально.
Комиссар знал, что лучше не спорить, поблагодарил и повесил трубку. Следующий звонок — фотографу, тот предложил спуститься в лабораторию и посмотреть. Он так и сделал: четыре больших увеличенных снимка — два цветных, два черно-белых — приколоты к пробковой доске на задней стене лаборатории.
Прошел по комнате, встал перед ними, вгляделся, постепенно приближая к ним лицо. Когда почти уперся носом, в нижнем левом квадранте одной из фотографий увидел две тонкие параллельные линии. Приставил палец к линиям и повернулся к Павезе:
— Эти?
— Да. — Фотограф подошел и встал рядом с ним. Вежливо сдвинул его палец тем концом карандаша, где ластик, и провел по двум еле видимым линиям.
— Следы от обуви? — спросил Брунетти.
— Может быть. Но может быть очень много чем еще.
— Вы проверили туфли?
— Фосколо проверил. Задняя часть каблуков стерта, но во многих местах.
— Можно ли надеяться сопоставить отметины на туфлях с этими?
Павезе помотал головой:
— Не так, чтобы кого-нибудь убедить.
— Но его могли затащить в ванную?
— Да, — подтвердил Павезе, но тут же добавил: — Но могло быть много разного: чемоданчик, стул, пылесос.
— Что это, по-твоему, Павезе?
Прежде чем ответить, Павезе постучал концом карандаша по фото.
— Все, что мне известно, находится на снимке, синьор: две параллельные отметины на полу. Могут быть чем угодно.
Брунетти понял, что ничего более определенного от фотографа не добьется, поблагодарил и вернулся в свой кабинет.
Когда вошел, увидел две записки, написанные от руки синьориной Элеттрой. Первая сообщала: некто, по имени Стефания, просила ей позвонить, вторая — синьорина Элеттра нашла какую-то информацию «по поводу того священника». Вот и все.
Он набрал номер Стефании и снова услышал жизнерадостное приветствие, которое предполагало мертвый застой на рынке недвижимости.
— Это Гвидо. Ты еще не продала ту квартиру в Каннареджо?
Голос Стефании потеплел:
— Бумаги подписывают завтра после обеда.
— А свечку против наводнения поставили?
— Гвидо, если бы я думала, что это удержит воды в бухте до подписания бумаг, на коленях сползала бы к Лурдес.
— Так плохо идут дела?
— Тебе неинтересно.
— Немцам продаешь? — спросил он.
— Ja.
— Sehrgut. А про те квартиры выяснила что-нибудь?
— Да, но ничего особо интересного. Все три пребывали на рынке по нескольку месяцев, но дело осложнялось тем, что владелец в Кении.
— В Кении? Я думал, в Турине, в завещании адрес такой.
— Тоже может быть правдой, но в Кении он последние семь лет, так что у него больше нет в Венеции постоянного жилья. Это все превратилось в кошмар по налогам, и никто не хочет разбираться с квартирами, особенно при таком рынке. Ты даже знать не захочешь, какая там путаница.
Нет, думал Брунетти, не захочу, достаточно знать, что наследник семь лет в Кении. Стефания спросила:
— Достаточно ли этого… — Тут голоса ее не стало слышно — зазвонил телефон у нее в кабинете. — Другая линия, надо взять, Гвидо. Господи, только бы по бизнесу!
— Буду за это молиться. И спасибо, Стеффи. Auf Wiedersehen.
Она засмеялась и отключилась.
Он вышел из кабинета и спустился по лестнице к кабинету синьорины Элеттры. Когда он вошел, она подняла глаза и слегка улыбнулась. Сегодня, заметил он, на ней пуританский черный костюм с высокой стойкой. По верху ее — в том же духе, как клерикальный воротничок торчит из-под лацканов у священника, — тонкий слепящей белизны кант из хлопка.
— Вы так представляете себе монашескую простоту, синьорина? — От него не укрылось, что костюм — из натурального шелка.
— Ах, это! — Тон такой, будто только и ждет следующей благотворительной ярмарки, чтобы от этой вещи избавиться. — Все совпадения с духовенством совершенно случайны, уверяю вас, комиссар. — Потянулась к своему столу, достала несколько листков бумаги и передала их ему. — Прочтете это — уверена, поймете мое желание, чтобы это было случайным совпадением.
Он взял бумаги и прочитал две первые строчки:
— Падре Лючано?
— Он самый. Человек много путешествовал, как вы увидите. — И отвернулась к компьютеру, оставив его читать бумаги.
Первая страница содержала краткую историю Лючано Беневенто. Родился в Порденоне сорок семь лет назад, учился в школе, поступил в семинарию в семнадцать лет. Потом в истории провал, в основном что касается того, где он получал священническое образование, школьный табель, прикрепленный к странице сзади, не свидетельствовал, что он принадлежал к числу выдающихся учеников.
Еще студентом семинарии Лючано Беневенто попался на глаза властям, угодив в какую-то неприятность в поезде, причем с участием ребенка. Мать оставила девочку со студентом семинарии, а сама пошла в другой вагон раздобыть бутербродов. Что там случилось, пока ее не было, так и не выяснилось, и последовавшую неразбериху приписали воображению маленькой девочки.
После рукоположения двадцать три года назад падре Лючано назначен в маленькую тирольскую деревушку, где пробыл три года, его перевели, когда отец двенадцатилетней девочки, обучавшейся катехизису, начал рассказывать односельчанам странные истории про падре Лючано и приводить вопросы, которые тот задавал его дочке на исповеди.
Следующее место служения — на юге, там он задержался на семь лет, потом был отослан в дом, устроенный церковью для священников с проблемами. Природа проблем падре Лючано не раскрывалась.
Пробыв там год, назначен в маленький приход в Доломитовых Альпах, прослужил пять лет, никак не выделившись, под началом пастора, отличавшегося такой суровостью правил, какая, говорят, не имела себе равных во всей Северной Италии. После смерти этого пастора падре Лючано стал пастором вместо него, переведен из этой деревни через два года — упоминание об «источнике неприятностей — мэре-коммунисте».
Оттуда падре послан в церквушку на склонах Тревизо, пребывал там год и три месяца, пока его не перевели, год назад, в церковь Сан-Поло, с кафедры ее нынче проповедует и от нее же направлен внести свой вклад в религиозное воспитание городского юношества.
Брунетти закончил читать.
— Как вы это добыли?
— Пути Господни неисповедимы и множественны, комиссар, — спокойно ответила она.
— На этот раз я серьезно, синьорина. Хотел бы знать, как вы получили эти сведения. — Он не ответил на ее улыбку.
Несколько секунд она его рассматривала.
— У меня есть друг, работает в офисе патриарха.
— Друг-церковник?
Она кивнула.
— И он охотно вам это выдал?
Опять кивнула.
— Как вы устроили это, синьорина? Такую информацию они предпочли бы держать вне досягаемости мирян.
— И я предположила бы то же, комиссар.
У нее зазвонил телефон, но она не стала отвечать. Семь звонков — и тишина.
— У него роман с моей подругой.
— Понятно, — сказал он, потом спросил самым нейтральным тоном: — Вы его этим шантажируете?
