Николай Леонов - Волчий билет
— Собираюсь, — ответил он севшим голосом.
Она расхохоталась, скинула халат, нырнула в постель.
— Ладно. Не стоит портить финал красивой истории! Иди ко мне, расстанемся друзьями.
Через час по-мальчишески счастливый магнат вернулся в свою спальню. А Вера, фыркая и отплевываясь, отмывалась под душем.
* * *Алену Тихон уже “завербовал”, подавил ее волю, девушка была безропотна и послушна, словно овечка. Антон оказался парнем с характером, держался стойко и под чары Сатаны не подпадал. Тогда Тихон решил провести ритуал жертвоприношения, но зарезать ребенка он не мог — не было сил и смелости. Он понимал, что подобное действие произведет на присутствующих колоссальное впечатление, но рано или поздно станет известно на стороне и кончится для него тюрьмой. Тогда он решил провести жертвоприношение в присутствии троих — Антона, Алены и Линды, а непосвященных держать за черным занавесом. Антона и Алену опоить, чтобы они происшедшее не помнили, зарезать кошку, испачкать парня в крови, а кошку убрать, объяснив, что убиенный младенец вознесся к Князю Тьмы.
Так все и произошло. Антон согласился лечь на ложе, выпил снадобье и заснул. Тихон долго читал заклинания, Линда подпоила Алену, непосвященные скрылись за занавесом. Для пущего эффекта сожгли небольшую дымовую шашку, Линда раздела Алену, Тихон совершил “жертвоприношение”, и Антон весь оказался в крови.
“Ритуал” был закончен. Когда “публика” вернулась к алтарю, то увидела окровавленного Антона в беспамятстве, у его ног обнаженную девушку, почувствовала запах серы и с придыханием следила за Тихоном и Линдой, которые в черном облачении стояли у алтаря на коленях.
Началась оргия. Антона и Алену поначалу оттащили в сторону и на время о них забыли. Позже кто-то из пьяных парней заметил обнаженную Алену, изнасиловал ее. За первым последовал второй...
Антон пришел в себя, когда Тихон всех выгнал, увидел, что весь в крови, увидел Алену, которая распласталась рядом на черном балахоне Линды. Тихон провозгласил:
— Свершилось. Поздравляю вас, дети мои. Князь Тьмы явился и принял вас в свое братство.
В полубессознательном состоянии ребята кое-как оделись и добрались до дома Алены, где мать с проклятиями выгнала дочь из дома.
А через неделю случилось непоправимое. Антон и Алена упали с крыши дома.
Точнее, не упали, а бросились. А еще точнее, Алена начала на крыше танцевать, Антон, испугавшись за любимую, обнял девушку, тогда Алена, обхватив его тоненькими ручками и целуя, увлекла в бездну. Только этого никто не видел.
Александра Матвеевна, сидевшая у окна в доме напротив, в этот момент взглянула на икону и перекрестилась.
Глава 7
После разговора у заместителя министра Гуров вернулся в свой кабинет, где его ждал Станислав.
— Ну, скажи, друг мой, по-твоему, я не прав? — Вид у него был воинственный.
Станислав состроил комическую гримасу, почесал в затылке, сплюнул в урну и смачно сказал:
— По сути ты поступил верно, на подобную должность человеку с твоим характером соглашаться нельзя.
Но по форме отказа ты был в своем репертуаре, значит, не прав. Следовало изобразить смущение, поблагодарить, тебя все-таки значительно повышают, и просить время на раздумья.
— Врать? — уточнил Гуров.
— Хитрить, — поправил Станислав. — Как ты полагаешь, с чего вдруг последовало подобное предложение? У министра нет своих людей, которым можно повысить оклад?
Гуров несколько растерялся, он как-то не думал об этом. Точнее, задумался на секунду и со свойственной ему самонадеянностью сделал вывод: мол, всем известно, что Гуров не берет, вот и решили поставить его выявлять жуликов среди своих.
— Кому-то ты, дружище, сильно мешаешь, — сказал убежденно Станислав. — Ты мешал и десять лет назад, и двадцать и будешь мешать, пока жив. Торчишь у них словно кость в горле. Посадить тебя на такую должность все равно что посадить на коня, который всадника органически не переносит.
— Думаешь, не усидел бы? — усмехнулся Гуров.
— Я ничего не думаю, я знаю. — Станислав оценивающе оглядел друга. — Три месяца максимум, вместе со сдачей дел, медосмотром, пьянкой и опохмелкой.
— Следовательно, я поступил верно и по существу, и по форме, — подвел итог разговора Гуров. — А вот отпустил Котова и Нестеренко неправильно. Звони им на квартиры, проси завтра к девяти явиться.
Он позвонил в прокуратуру и, когда следователь Гойда снял трубку, деланно бодрым голосом сказал:
— Господин советник юстиции высочайшего класса, здравия желаю, докладывает сыскарь Гуров. Какие имеются указания?
— Не мешать работать, — ответил Гойда. — Я так понимаю, что по делу ничего нового? Его следует прекратить за отсутствием состава преступления. Так?
— Похоже, так, Игорь.
— Значит, ребята сами прыгнули? — Гойда постарался добавить в голос язвительности.
— А в твоей практике это первый случай? — спросил Гуров. — Убежден, с сатанинской сектой непорядок. Я консультировался, говорят, возможно и психологическое давление. Но в Уголовном кодексе ничего похожего не предусмотрено.
— Так я выношу постановление?
— Обожди денька два. Я завтра потолкую с двумя девицами из секты. Если хоть что-нибудь добуду, пришлю их к тебе на допрос. Я убежден, убийства не было, но на будущее показания этих свидетельниц могут пригодиться. — Гуров выговорился, ему стало легче, фактически он признался в своем бессилии. В спину ребят не толкали, но к последней черте подвели, сыщик не сомневался. Известно, когда оперативник ссылается на несовершенство УК, значит, он плохой сыщик.
— Считаешь, у истории будет продолжение? — удивился Гойда.
— Обязательно.
— Действуй, тебе виднее, — следователь положил трубку.
— Станислав, я от работы в безопасности отказался, но Бодрашову обещал, что крупного коррупционера из наших найду. — Гуров опасался смотреть на друга и сделал вид, что усердно ищет в сейфе какой-то документ.
Но Стас был не мальчик, все уловки и примочки своего друга освоил давно, потому терпеливо молчал и, лишь когда тот перестал суетиться, сел в кресло, взглянул на него сочувственно, как на больного, и спросил:
— Обещал, значит? Молодец. А сроки не оговаривал? Нет? Значит, остатки разума у тебя остались.
Дело в том, что друзья данную проблему обсуждали множество раз и пришли к выводу: ситуация абсолютно тупиковая. Доказать причастность человека к коррупции возможно лишь двумя способами. Схватить за руку в момент получения взятки, чего профессионал никогда не допустит, или получить прямые показания минимум двух человек, что взятка чиновнику была дана. Такие показания может дать только наглухо арестованный, добиваясь смягчения наказания. Но ни один разумный человек на подобную сделку не пойдет. Освободить ценного свидетеля, сменить ему документы и спрятать, как это порой практикуется за рубежом при разгроме юстицией мафии или крупных чиновников-коррупционеров, в работе наших правоохранительных органов еще не случалось. А дать в суде показания на крупного милицейского чиновника и остаться в тюрьме, пусть и на четверть срока от положенного, не согласится никто и никогда. Если повесят в камере, считай, повезло, случается смерть и похуже.
Кто в министерстве берет по-крупному? Данный вопрос Гуров и Станислав обсуждали уже лет пять. Даже установили для себя несколько кандидатур. Продумывали хитрые ловушки, фантастические способы доказательств. Когда сыщики остывали, воздушные замки рушились, растворялись в воздухе. Существовала еще одна сложность: пока присмотришься к человеку, вычислишь его ошибки, он уже ушел из министерства на повышение, а там его совсем не достать. Гуров убежден: непосредственными взяточниками являются не высшие чины, они получают свое не напрямую, а опосредованно. Получают роскошные квартиры родственники, переезжая в Москву, либо некий международный фонд оплачивает лечение за рубежом. Детки поступают в престижный университет, обучение и проживание оплачивает опять же некий благотворительный фонд. В такие сферы простому сыщику никогда не пробраться. Но существует несколько человек, которые имеют дело с деньгами непосредственно. Этих людей сыщик называет “подбрюшье”, они рядом и вполне досягаемы. Хотя дальше предположений негласные разработки сыщиков никогда не доходили.
Такие одиозные личности, как полковники-важняки Гуров и Крячко, к “подбрюшью” не допускались. Противники раскланивались в коридорах, могли порой распить бутылочку, поговорить о сложностях оперативной работы и постоянном безденежье, не более того. Лишь однажды чуть не случился пожар. Большой генерал отмечал пятидесятилетие. Гуров и Станислав, естественно, приглашены не были. А на следующий день похмельный именинник явился на работу с золотыми часами на руке, часы стоили двадцать тысяч долларов. Гуров не соприкасался с тем генералом, службы были разные. Но так случилось, что на одном документе сыщику понадобилась подпись вчерашнего юбиляра, и Гуров направился к нему. Секретарша, новая молоденькая девочка, растерялась, Гуров кивнул ей, вошел и оказался в кабинете в момент опохмелки. Кроме хозяина, в кабинете присутствовали два полковника и французский коньяк. В принципе никакого криминала не было. Сыщик поздоровался, извинился, поздравил, протянул свою папочку, но генерал оказался радушен не в меру и сказал:
