Шарль Эксбрейа - Пожиратель женщин (Сборник)
Голос медика прервался на каком-то хриплом рыдании, а потрясенный полицейский был не в силах произнести ни слова.
— Простите, но для меня эта драма происходит как будто сегодня, такая боль... Как и все грешные отцы на этом белом свете, я подумал о том, о чем вы, вероятно, тоже. Я попытался вызвать Рут на откровенность, объяснял ей, что она может мне довериться во всем, и что бы с ней ни случилось, она всегда найдет во мне друга... что я не хочу, чтобы она попала в руки медикам-шарлатанам... Она дико посмотрела на меня, а потом как закричит: «Вы что, вообразили, будто я жду ребенка?» И она захохотала таким безудержным смехом, что аж согнулась пополам. Это был жуткий, истерический смех, а потом она выскочила, не сказав мне больше ни слова. Я ничего, не понимал, инспектор, только где-то из глубины памяти вынырнул такой же смех, но где и когда я его слышал? И только спустя сорок восемь часов, когда я перебирал свои старые бумаги времен моей первой стажировки в госпитале, до меня вдруг дошло: этот смех Рут я уже слышал, так смеялась одна наркоманка, и с этой минуты все признаки, столь очевидные для медика, буквально бросились мне в глаза. Моя дочь кололась! Это был страшный удар... нечеловеческий. Когда я ей сказал, что знаю, чем она страдает, она презрительно фыркнула, да, да, инспектор, Рут уже больше не была моей малышкой Рут... Она испарилась, а я даже этого не заметил. Я потерял свою дочь, все еще не отдавая себе в этом отчета. Вы можете себе представить этот кошмар?
— Но разве вы, как медик...
— Я перепробовал все, инспектор. Курсы дезинтоксикации, лечение, смену обстановки — ничего не помогло. Как только ее отпускали, она снова окуналась в свой порок. Я ей перестал давать деньги, а она все равно доставала наркотики, даже страшно подумать, каким способом... Время от времени она все-таки становилась моей прежней Рут, умоляла спасти ее, и мы с ней оба рыдали в обнимку. Я снова начинал верить, что исцеление возможно, но назавтра все начиналось сначала...
— И... она умерла?
— Да... Ее нашли в подсобке одного бара. Она отравилась. Может быть, в момент какого-то просветления ей стало стыдно за то, во что она превратилась, и она не смогла перенести такого позора...
Глядя на исстрадавшееся лицо пожилого отчаявшегося человека, инспектор почувствовал, как его объяла глубокая жалость.
— Именно с того самого дня вы начали лечить больных наркоманией?
—- Да... особенно молоденьких девушек, молодых женщин, почти в каждой из них я вижу свою Рут... В каждой из этих отверженных я пытаюсь вырвать свою Рут, спасти ее от чудовищного падения. Вот и эта девчушка, которая только что была у меня, ведь мне казалось, что ко мне пришла моя дочь, пришла доверить себя. И поэтому вы можете рассчитывать на любую помощь с моей стороны.
— Благодарю вас, доктор. Но если в сферу ваших забот попадают жертвы, то в круг моих интересов входит борьба с теми, кто за это в ответе. Я должен обезвредить этих подонков.
— Трудная задача.
— Мы привыкли к трудностям.
— Желаю вам мужества, инспектор, и большой удачи, разумеется.
— О да, ваше доверие придает мне силы.
— В таком случае я счастлив, что вам пришло в голову идти по пятам этой девочки.
Инспектор рассудил, что мисс Банхилл сейчас не в лучшей форме, а значит, как раз подходящий момент выудить у нее необходимые сведения, которые бы помогли ему выйти на закулисных главарей. Он вскочил в такси и отправился в Ноттинг-Хилл. Дом номер сто двадцать четыре по Энс-Роуд-стрит выглядел обшарпанным. Наркоманы плевать хотели на комфорт, потому что большую часть времени они проводят по ту сторону реальности. Тщедушная женщина, какая-то вся выцветшая и линялая, представилась ему хозяйкой дома. Она нехотя поведала визитеру, что мисс Банхилл только что поднялась в свою комнату, но не преминула добавить хихикающим голоском, что ее жилица вряд ли в состоянии связать два слова.
Комната оказалась не запертой на ключ, и поскольку никто не ответил на стук, инспектор вошел. В комнате был полный бардак. Одежда валялась где попало, грязная посуда громоздилась рядом с газовой плитой, воздух стоял такой, что хоть вешай топор, окно здесь явно открывалось редко. Не было никаких признаков, что тут велось хоть какое-то хозяйство. Полицейский узнал эту картину жилья, где обычно жили наркоманы, рвотный порошок, одним словом. Эти жертвы теряли уже всякое представление о человеческом достоинстве, не помышляя ни о чем другом— лишь бы впасть в это мертвящее, но успокоительное оцепенение, которое им приносил укол или принятая доза порошка. В постельной берлоге, одетая, даже не сняв обуви, спала мисс Банхилл. Но сон ее был не так уж глубок, как казалось, ибо она почувствовала рядом чье-то постороннее присутствие и открыла глаза. Ее блуждающий взгляд скользнул по лицу Полларда, не остановившись на нем, потом она снова перевела глаза на него, и тут ее маленькие зрачки расширились. Мисс Банхилл попыталась встать и не смогла. Инспектору пришлось помочь ей сесть. Еле ворочая языком, она осведомилась:
— Что это вы ко мне ввалились?
— Я вошел, потому что никто не ответил на мой стук, а дверь была не заперта.
— А что вам от меня надо?
— Мне нужно с вами поговорить.
— Это о чем еще?
— О наркотиках.
Она уставилась на него, потом настороженно спросила:
— Вас послал ко мне Сэм?
— Нет.
— Нет? В общем-то, мне плевать. Денег у меня нет, а расплатиться другим способом с такой отравой, как я, вы, наверное, не согласитесь, ведь так?
— Так-с, мисс Банхилл, дальше уж ехать некуда?
Не веря своим ушам, она некоторое время смотрела на него.
— А у вас что... нет для меня... товара?
— Нет.
— Что-то я не могу допереть.
— Я из полиции, мисс Банхилл.
Она взвыла от ужаса:
— Вы... Вы что, меня арестуете?
— Нет.
Поллард сел у изголовья кровати.
— Послушайте меня внимательно, мисс Банхилл. Я сюда пришел не добавлять горя к вашим горестям, а чтобы помочь вам.
Она пожала плечами:
— Слишком поздно...
— Ошибаетесь. Сколько вам лет?
— Двадцать четыре.
— И вы себя уже считаете старухой?
— Само собой, я и есть старуха.
В ее ответе не было никакой иронии, наоборот, в нем сквозила такая убежденность, что на полицейского это произвело угнетающее впечатление. Не без труда он возобновил разговор.
— Не говорите глупостей! Я вам вот что скажу: если вы захотите мне помочь, я вас вылечу и вы ничем не будете отличаться от своих сверстниц.
Она заплакала тихо и горько и прошептала:
— Если бы это могло сбыться...
— Так оно и будет, если вы будете меня слушаться, мисс Банхилл. Расскажите мне, как вы дошли до жизни такой.
Она заколебалась лишь на мгновение перед тем, как начать рассказывать ему свою историю, историю, каких инспектор уже выслушал сотни. Сначала безработица, изолированность от людей, потом пошли посещения баров, вошла во вкус легкой жизни, а однажды вечером, когда навалилась тоска, пришло прозрение. Она поняла, что настал плачевный итог, что лучше вообще все закончить, но тут нашелся жалостливый дружок, который сказал, что вернет ее к жизни в два счета, вот только уколет ее, и все дела. А поскольку уже все до лампочки, то отчего ж не согласиться, ведь ты все равно уже решил подохнуть. А здесь — о чудо! — наркотик дал потрясный результат! Все, что еще минуту назад на тебя навалилось тяжким грузом, казалось полной фигней, и ты снова верил в жизнь! Но депрессия неизбежно приходит снова, и ты бежишь к удружившему тебе парню, но он на этот раз уже требует с тебя денег. И ты попался. И наступает неистребимая потребность в наркотике, а денег нет, и все такое, дело кончается проституцией, самоубийством или адским лечением от интоксикации.
Мисс Банхилл не составляла исключения. Поллард начал читать ей нравоучительную лекцию. Он говорил долго, уже спустилась ночь, а он все продолжал читать нотации, отклоняя возражения, утихомиривая тревоги. Он смог быть достаточно убедительным, потому что мисс Банхилл все-таки согласилась с ним, что двадцать четыре года — это еще не старость и если она вылечится, то ей еще хватит времени пожить. В конце концов она согласилась вручить свою судьбу полицейскому и пойти в госпиталь на курс лечения.
— А теперь, мисс, когда вы уже на себе испытали, на-
сколько преступны люди, зарабатывающие деньги — и сколько денег! — на больных, превратившихся в больных их «заботами», я думаю, вы согласитесь, что они преступники?
— Да, они подонки!
— Это гнойная рана на нашем обществе. И вот теперь, мисс, вы должны мне помочь их обезвредить. Кто вас снабжал наркотиками?
— Первый раз?
— Да.
— Так, один парень... пустое место... А сейчас он и сам сидит на игле... Его зовут Джон Вилби... Он, кажется, жил в Хэмпстиде, если не ошибаюсь...
