Евгений Сартинов - Стекляный лабиринт
"Милая, какое замужество, - ехидно подумал Фомин. - Сразу видно оторвавшуюся от жизни интеллигенцию. Твоя дочь сейчас, поди, отрабатывает свою победу в постели кого-нибудь из членов жюри".
Тогда родители Ольги ушли ни с чем. Но Фомину через сутки все-таки пришлось отдать приказ о розыске девушки, но она словно в воду канула. Оперативники работали во всю, но безуспешно. Вопреки ожиданиям начальника ГОВД, у всех так называемых "спонсоров", в основном кавказского происхождения, Ольги не было. Обсуждая исчезновение первой красавицы на совещании с замами, Фомин удрученно заключил:
- Да, похоже, что намучаемся мы с этой девицей.
Дело завертелось с невероятной быстротой, потому что сам мэр Кривова Александр Иванович Стародымов позвонил Фомину и поинтересовался ходом расследования. Волнение мэра можно было понять: он лично вручал награду победительнице конкурса, и сюжет этот был показан по областному телевидению. Мэр прекрасно представлял себе ехидные комментарии журналистов по поводу пропавшей мисс.
В преддверии перевыборов городского головы подобная реклама ему была ни к чему. В городе его шутливо называли, правда, не мэром, а бургомистром. Кличку ему придумал однин из местных журналистов, Антон Рябцев. И она, как-то незаметно, прижилась. Александр Иванович царствовал в городе уже несколько лет и в ближайшем будущем никому не собирался уступать свое кресло, поэтому и взял дело об исчезновении Ольги под личный контроль.
Старший лейтенант Ковчугин, командир роты патрульно-постовой службы, одним из первых узнал от дежурного, что Орлова нашлась. Он побежал в свой кабинет, схватил телефонную трубку и торопливо набрал домашний номер. Когда отозвался сонный женский голос, лейтенант с усмешкой начал выговаривать:
- Все спишь? Я тут на тебя пашу как вол, а ты дрыхнешь целыми сутками.
- Ой, не смеши, ты пашешь на меня! - насмешливо отозвалась далекая собеседница Ковчугина. - Что ты такого напахал? Опять какая-нибудь пьяная драка?
Ковчугин сразу представил себе Ленку, как всегда, в короткой ночнушке, ее потрясающие ножки, и ему нестерпимо захотелось домой. Елена и Ковчугин не торопились узаконивать свои отношения, считая, что два года добровольной совместной жизни значат гораздо больше, чем какой-то штамп в паспорте.
Михаил продолжал интриговать свою подругу:
- Нет, в этот раз кое-что поинтереснее.
Сделав паузу, Ковчугин торжественно закончил:
- Орлова нашлась.
- Что, труп? - спросила Ленка, и Михаил услышал в трубке ее возбужденное дыхание.
Он невольно улыбнулся, хорошо зная свою подругу, - для нее это сообщение прозвучало как выстрел стартового пистолета для спринтера.
- А вот и нет. Жива, но ранена и без сознания.
- Где же она была, и что с ней произошло?
- Больше ничего не знаю. Она в реанимации. Остальное - твоя забота. Ну, как, не зря я тебя пробудил?
- Молоток! Целую тебя! - чмокнув микрофон, Ленка бросила трубку и начала торопливо одеваться. Всю свою сознательную жизнь двадцатишестилетняя Елена Брошина посвятила журналистике. Лет с тринадцати начала писать в местную газету, потом закончила институт и стала работать корреспондентом, подвизаясь сразу в нескольких областных газетах, а с прошлого года и на телевидении. Именно она снимала первый кривовский конкурс красоты для областной телекомпании "Скат", а потом и репортажи об исчезновении Орловой с собственными острыми комментариями.
Через полчаса после звонка она уже находилась в приемном покое больницы и моментально умудрилась взять интервью у того же самого доктора Аркадия Михайловича.
В тот же вечер репортаж Брошиной вышел в эфир, но в самом Кривове его мало кто видел. За пять минут до его начала в большей части города вырубился свет - сгорела одна из питающих город подстанций. Гораздо больший эффект вызвала небольшая заметка Елены в местной газете, "Кривовском вестнике", поступившей в продажу следующим утром.
В то утро Шурик Медведкин решил поправить здоровье пивком, он разложил на столе первую попавшуюся газету с целью почистить на ней тарань и глазами машинально уперся в заголовок "Криминальные новости". Сообщения о взломанных гаражах и срезанных проводах не вызвали у него интереса, но самый большой сюжет колонки заставил его буквально подпрыгнуть на месте. Коротко выругавшись, он спросил вошедшую на кухню мать:
- Мам, это, за какое число газета?
- Эта? Да это же новая совсем, сегодняшняя! Ты что это устроился тут со своей воблой, мы ее еще не читали! Отец ругаться будет...
Она продолжала что-то ворчать, а Шурик уже рванул в свою комнату, прихватив с собой мобильник. Пару минут он не решался набрать нужный номер, но потом все-таки нажал кнопку вызова, потея от накатившего ужаса.
Не только понедельник, но и вторник оказался для Астафьева днем тяжелым. Нет, похмельный синдром на этот раз не мучил лейтенанта. Случилась гораздо большая неприятность: на работу вышел его непосредственный начальник, майор Мазуров.
Вчерашний разговор на повышенных тонах с главврачом отделения не прошел даром, конфликт разрастался как снежный ком, и Мазурова выписали. Ивана Михайловича это нисколько не огорчило, а, наоборот, обрадовало. Язва его окончательно успокоилась, так что в семь утра он был на боевом посту, а ровно в восемь начал разнос своему подчиненному.
- Так, и что, это все? - спросил он, поднимая тоненькую папку с бумагами по делу Орловой.
- А что, разве мало? - искренне удивился Астафьев.
- Мало. Ты не сделал и половины положенной работы.
- Как это?
- А вот так! Ты опросил одну медсестру, а где остальные, кто дежурил, когда поступила Орлова, врачи, санитары? Важна любая информация, и ты это прекрасно знаешь!
- Но их уже не было на работе.
- Ну и что, что они, померли, что ли? Надо было взять телефоны, адреса, опросить, может, кто-то знает этого парня, который привез Орлову.
- Поднимать людей после ночного дежурства?
- Ну и что?! Не рассыплются. Работа у тебя такая.
- Да она придет в себя и сама все расскажет! - возмутился Астафьев.
- А если не придет?
- Врач говорит, что они надеются...
- Врач! А если он такой же врач, как ты опер?
Астафьев помрачнел, предчувствуя продолжение разноса.
Вместе они работали два года, и все это время Мазуров постоянно пенял лейтенанту, что тот халтурно относится к своей работе. Оба они занимались поисками пропавших без вести людей и укрывающихся от правосудия нарушителей закона. Сам майор отличался редкой въедливостью и был из племени трудоголиков. На работу он приходил чуть свет, а дома появлялся лишь поздним вечером. Астафьев же четко соблюдал трудовое законодательство: от и до. Мазуров признавал его ум, энергию, умение вывести людей на откровенность, но кроме этого требовал полной самоотдачи. Начальник забывал, что лейтенант молод и, кроме работы, у него существует еще и бурная личная жизнь. Большой поклонник женского пола, Юрий постоянно заводил скоротечные и фатально невезучие романы. Такими они были по причине удивительного умения лейтенанта "западать" на замужних женщин.
Как и предполагал Астафьев, разнос продолжался.
- Ты даже не выяснил, как Орлова попала в больницу. Что, этот бомж в автобусе ее вез? Или на руках по городу тащил? Была машина, я уверен. Эту версию ты совсем не отработал.
Наконец Астафьеву удалось вставить слово:
- Иван Михайлович! Но я же бригаду в больницу вызвал, Колодникова с его орлами. Вычислил он машину, вы правы: кто-то из больных курил на улице и видел, как мужик этот с Орловой из старенького "Москвича" вылез, четыреста двенадцатого. Таких в городе единицы, а может, вообще одна. Водилу найти элементарно.
- Ну, вот видишь! А сам что не подключился? Знаешь ведь, людей мало.
- Иван Михайлович! У меня на десять была назначена встреча в морге с родственниками Перфилова.
- Ну и что? Опознали его? - Тот час же заинтересовался Мазуров.
- Да вроде бы.
- Что значит вроде бы? - возмутился майор. - Вроде бы у нас не считается. Либо опознали, либо нет!
- Ага, Лену Мамонтову тоже вон опознали, - ухмыльнулся Юрий.
Зимой у Мазурова произошла неприятная история, связанная с розыском пропавшей девушки по фамилии Мамонтова. Через месяц после ее исчезновения в лесопосадке нашли похожий труп, пригласили близких родственников, и те дружно опознали в убитой сестру и дочь. После похорон те же родственнички, все как на подбор склонные к злоупотреблению спиртным, мирно сидели за поминальным столом, когда открылась дверь, и живая и невредимая, только очень пьяная Лена Мамонтова ввалилась в дом. Увидев обильный стол, она закричала во всю глотку: