Сергей Саканский - Проклятье древней гробницы
Обвел глазами зал, по которому рассеянно бродили посетители, разглядывая витрины и отражаясь в стекле. Все, с кем он говорил сегодня, прошли перед ним кинематографической панорамой. Вот сторож хватает за руку подростка, который взял глиняный сосуд и сделал вид, что пьет из него. Художник в задумчивости стоит у траурного портрета профессора Коровина и, теребя бородку, смотрит в сторону, где, в уголке, сидит лаборантка Ольга. Она плачет. Далее, на фоне окна, Вышинская и Лебедева о чем-то горячо спорят, размахивая руками. Мимо проходит Рудольф, явно пытаясь прислушаться к их разговору. В контровом свете окна видно, что его рыжая шевелюра точно такая же, как лиловый «одуванчик» Вышинской…
Странно, – подумал Жаров. – Будь это кино, то эта похожесть была бы придумана неспроста. Как-нибудь бы сыграли эти два силуэта.
ТутанхамонНаутро, едва войдя в редакцию и разогрев компьютер, Жаров принялся набрасывать передовицу для очередного номера, но дальше заголовка дело не двинулось.
Археологичская экспедиция странная историяОн и не заметил, как раскрылась дверь, и в помещение вошел следователь Пилипенко. До управления было рукой подать, и старый друг имел привычку прогуляться и попить кофейку в уютном офисе, который Жаров снимал в стенах старинного особняка в Народном переулке.
– Стучаться надо, дружище! – сказал Жаров.
– Потому и не стучусь, что дружище, – парировал Пилипенко. – А тебе бы я посоветовал все же запирать дверь. Тогда все бы и стучались, даже я.
Проходя мимо стола, он заглянул в монитор и усмехнулся. Жаров зацепил его за рукав.
– Там на самом деле происходит что-то странное! – воскликнул он. – Все эти люди что-то скрывают, они явно не доверяют друг другу.
– В чем это выражается? – спросил следователь.
– Ну, они постоянно шепчутся, чего-то недоговаривают.
– И что же это за люди?
– Пьяный сторож… – начал было Жаров, но осекся под насмешливым взглядом друга. – Дело не в личности, а в том, что он говорил. У него создалось впечатление, что смерть профессора Коровина не случайна. Он видел кого-то или что-то, бродящее вокруг могилы…
– Что особенно умиляет у вас, писателей, – заметил Пилипенко, – так это сочетание слов «кого-то или что-то». Подразумеваются некие потусторонние силы, конечно.
– Он прямо говорил о призраке!
– Призраком может быть только переодетый человек. И это, смею тебя заверить, гораздо интереснее. Мне уже хочется ввязаться в эту историю. Кто там еще был подозрительный?
– Подозрительны все! – воскликнул Жаров – Например, лаборантка Оля. Она почему-то плакала, о чем-то спорила с художником экспедиции… Невзрачная такая, серенькая, словно мышка.
– Но ты, конечно, в нее немедленно влюбился, – с какой-то мрачностью заметил Пилипенко.
– Нет, что ты! Мне понравилась другая…
– Попробую угадать. Руководитель экспедиции Лебедева.
Жаров махнул рукой, но тут же смутился и покраснел.
– Да брось ты об этом! Сдается мне, что сторож недаром упоминал Тутанхамона. Есть версия, что все, побывавшие в том египетском подземелье, отравились неизвестным грибком, после чего сошли с ума, и с ними стали происходить всякие загадочные психические явления.
– С этим Тутанхамоном была действительно весьма странная история, – задумчиво проговорил Пилипенко. – И если мы с тобой оказались в развитие чего-то подобного, то действовать надо немедленно.
– Что? Матерый материалист наконец-то стал неофитом моей религии! Не поверю.
– А ты и не верь.
– Происшествия могут быть и случайными. Но все же! Два несчастных случая подряд. Профессор Коровин сорвался с обрыва, а руководителя экспедиции Лебедеву чуть было не задавило плитой.
– Точно, – сказал Пилипенко. – Все в этом мире взаимосвязано и никаких случайностей нет. Знаешь что… Давай-ка проедемся до этих раскопок, просто как двое любопытных, и посмотрим, что это там была за плита-убийца. У меня почему-то побаливает печень. А это значит – что?
– Интуиция!
– Так точно. Моя знаменитая солдатская смекалка.
Причудливый мир экспедицииЧерез полчаса быстрой езды на полицейском «Жигуленке» друзья поднимались по узкой лестнице, вырубленной в скале.
– Наверное, профессор Коровин пролетел как раз здесь, – заметил Жаров.
Пилипенко угрюмо глянул на него:
– Угу. Поднимемся – уточним.
Наверху, на ровной площадке, был разбит лагерь археологической экспедиции – несколько временных построек и павильон, закрывающий раскопки, размером и формой не более летнего пивного заведения. Из павильона вышли парень и девушка, тут же откинули носилки с землей на металлическую сетку, ветер понес клубы пыли в сторону… Поставив пустые носилки на землю, рабочие принялись разгребать грунт по сетке. Жаров понял, что этот нехитрый прием позволяет собрать при раскопках каждую мелочь.
Девушка взяла что-то с сетки, рассмотрела, показала парню, тот покачал головой, и девушка выбросила в кучу земляного отвала, похоже, ненужный предмет.
Какой-то человек с большой папкой в руке не спеша проходил мимо, держась поодаль от кромки обрыва, вдруг оглянулся и помахал Жарову. Тот узнал художника Боревича, с которым беседовал на выставке.
– Здравствуйте, господин журналист, – поприветствовал он Жарова и посмотрел на следователя, ожидая, что тот представится, но Пилипенко молчал.
– Вот о чем я говорил вчера, – сказал Боревич, раскрывая папку. – Это и есть моя работа: все тщательно зарисовывать.
Пилипенко глянул через его плечо на чертежи и рисунки.
– Не эта ли плита? – деловито спросил он.
– Какая плита? – удивился художник.
– Которая вдруг, ни с того ни с сего рухнула?
– Точно – она. Только здесь она изображена в своем прежнем положении. Вы, я вижу, всё знаете. Тоже журналист? Коллега?
– Нет. Я друг этого молодого человека. Старый друг, – уточнил Пилипенко тоном, которым говорят «Бонд – Джеймс Бонд». – И я – следователь. Покажите-ка мне, любезнейший, то место, откуда случайно сорвался профессор Коровин.
Говоря, Пилипенко небрежно махнул перед лицом Боревича своим удостоверением. Тот пожал плечами:
– Точного места не знаю. Где-то здесь.
Жаров отметил, что на слове «случайно» Пилипенко не сделал смыслового ударения, как это подразумевалось по ходу действия.
Следователь подошел к краю обрыва. Его полицейские ботинки чуть выступали над обрезом скалы. Далеко внизу меж камней плескались пенные волны.
– Проводите нас в раскоп, ладно? – сказал он Боревичу. – Я хочу посмотреть эту плиту живьем.
Через минуту Пилипенко уже сидел на корточках, осматривая плиту.
Поверх раскопа был сооружен павильон – пластиковая палатка на металлических столбах. Внутри было сумрачно, слепили светильники, солнечный свет пробивался сквозь дверной проем, оставляя за собой туманные лучи, когда парень и девушка с носилками проходили туда и обратно. В углу возился землекоп, молодой крымский татарин. Он копал, наполнял носилки. Сделав порцию работы, опирался на лопату и замирал, глядя перед собой. Когда ребята возвращались, они ставили перед ним пустые носилки и забирали полные. Землекоп снова брался за лопату. Весь этот цикл Жаров наблюдал на заднем плане.
Боревич защелкнул свою папку, шутливо козырнул:
– Позвольте откланяться. У меня работа в камералке.
– В камералке? – переспросил Пилипенко.
Но художник уже не слышал его, он шел по павильону. Столкнувшись на входе с носильщиками, поклонился им и вышел.
– Камералкой они называют помещение для камеральных работ, – уточнил Жаров.
– От слова «камера»? – мрачно пошутил Пилипенко.
– Ага. Некая камера – КПЗ, куда для предварительного заключения поступают артефакты, вынутые из земли. Там они и хранятся. Там их измеряют, рисуют, переписывают и так далее. Начальница Лебедева, наверное, сейчас тоже в камералке.
Пилипенко погладил рукой плиту.
– Ладно. И с терминологией разберемся по ходу дела.
Он встал, обошел плиту, заглянул под нее, достал какую-то деревянную палку.
– Это очень интересно, – сказал он. – Очень…
– Нашел что-то? – спросил Жаров.
– Возможно. Эта плита на самом деле могла кого-то раздавить.
– Что я говорил! Проклятие древней гробницы существует!
Пилипенко держал в руках палку, постукивая ею о свою ногу.
– У тебя фотоаппарат с собой?
– Всегда.
Он достал из пенала, что висел у него на поясе, портативную камеру, махнул ею.
– Куда?
Пилипенко указал пальцем. Жаров снял, сам не понимая, что и для чего. Просто каменистую стену ямы, фрагменты плиты.
– Дойдешь до редакции, сразу пришли фото, – распорядился Пилипенко.
– Сам не знаешь или говорить не хочешь? – язвительно спросил Жаров.
