Лоуренс Гоуф - Свободное падение
Пора.
Одна из причин, по которой он выбрал этот банк, заключалась в том, что в здании напротив находился магазин. Грег околачивался около стойки с журналами и книгами, перелистывая страницы «Мотоцикла», но мысленно был в банке. Влипнуть было легче легкого: выбрать неподходящего кассира – опытного, с быстрой реакцией – либо замешкаться в самом начале, так сказать, во вступительной части. Грег знал, что ментам для приезда по вызову требуется что-то около трех минут. Сто восемьдесят секунд. Он никогда не позволял себе затянуть визит более чем наполовину этого времени. Девяносто секунд – предел. После этого, как бы ни была приятна встреча, аста ла виста, детка, он уходил.
Этот журнал «Мотоцикл» был довольно странным: больше фотографий обнаженных женщин, чем в среднем «Пентхаусе», и гораздо меньше мотоциклов. Двадцать семь минут пятого. Банки – как пончики – хороши в любое время, но он предпочитал начало ленча, а также между четырьмя и шестью часами вечера, когда улицы запружены автомобилями и фараоны приезжали позже – их сирены и красные мигалки не срабатывали.
К счастью, за Грегом никто никогда не гнался. Было бы достаточно одного случая, чтобы он спокойно и всерьез рассмотрел вопрос об изменении профессии – например, розничная торговля или что-то в этом роде.
Он прошел по узкому проходу в дальний конец магазина и начал копаться в отсеке с мороженым. Огромный выбор, и никакого аппетита. Он выбрал лимонное на палочке, потом передумал и взял последнюю порцию сливочного. По пути к кассе он так хромал и так приволакивал левую ногу, что на линолеуме оставались вмятины.
Молодой человек за прилавком выразительно посмотрел на него, словно хотел сказать: был бы ты человеком, узнал бы, почем фунт лиха.
Грегу неохотно разменяли сдачу, дав по его просьбе четыре двадцатипятицентовые монеты для телефона-автомата. Посапывая, он обошел магазин по кругу, вышел на улицу, потом зашел за магазин, где мог усесться на парапете и покусывать свое мороженое, продолжая видеть уличное движение.
В четыре тридцать пять он закурил, дохромал до телефонной будки и, набрав номера таксопарков в квартале Блек-Топ, потом Йеллоу и наконец Чекер-Кесб, заказал три такси ровно на пять часов. Такси из Блек-Топа должно было забрать его у банка, из Йеллоу прибудет к магазину напротив, а из Чекер подъедет к ресторану «Бино» неподалеку от этого квартала.
Он еще не пробовал использовать несколько такси, но надеялся, что это сработает. А если нет, он вышвырнет из седла какого-нибудь владельца и одолжит у него тачку, чтобы добраться до «торуса» на подземной стоянке. Он мог влезть в автобус, украсть тележку – любая мысль хороша, если приходит в голову вовремя. Потому что, если тебя заштопают внутри банка, можешь делать все, что угодно – выламывать дверь, биться об нее головой, – все кончено, это уж будьте спокойны.
С другой стороны, Грег был твердо убежден, что с той минуты, как он выскочил на улицу, – он свободен. В чем он был поистине мастер, так это в искусстве импровизации, в способности соображать на бегу.
Если у него есть хоть малейшее поле для маневра, они могут накрыть сетью весь этот проклятый город и все равно никогда его не поймают. Все дело в том, что они не знают, кого ищут и как он выглядит. И никогда не узнают.
Рукавом рубашки Грег стер отпечатки пальцев на телефоне и закурил еще одну сигарету. У него было такое чувство, словно он собирается жить вечно – настолько медленно текло время. В четыре пятьдесят одну он пересек стоянку магазина, тщательно отрабатывая хромоту, и в четыре пятьдесят четыре, локтем открыв стеклянную дверь банка, вошел. Внутри было три клиента: пожилая дама в розовом брючном костюме и недорогой соломенной шляпке, украшенной искусственными розами; худощавая блондинка лет двадцати с небольшим и невысокий толстячок чуть за сорок, с лысиной, одетый в форменный комбинезон с ярлыком местной компании кабельного телевидения.
Грег был неплохим физиономистом.
Блондинка, на его взгляд, представляла собой тип девушки весьма наблюдательной, все примечающей. Хороший свидетель. Она запомнит все детали ограбления, расскажет о них друзьям, но ни слова не произнесет перед ментами, чтобы не быть замешанной. Телевизионщик же на повременной оплате – и вряд ли захочет рисковать ради спасения средств корпорации.
Оставалась пожилая женщина, и чутье подсказывало ему, что именно этой женщины следовало опасаться. Она умела различать добро и зло и этим гордилась, жила достаточно долго, чтобы считать себя бессмертной и, возможно, располагала средним достатком.
Грег решил, что, если понадобится, он покажет ей браунинг. Если и это не охладит ее пыл, он всадит ей между глаз пулю, и эти искусственные розы пригодятся для ее могилы.
Грег улыбнулся телевизионщику, и тот неожиданно заинтересовался мозаикой на полу, избегая его взгляда. Застенчивый тип. Откуда у него такой загар? Без сомнения – Гавайи. Ежегодные каникулы, и никто не предупредил его о таких пустяках, как озоновые дыры или смертельный рак кожи?
Лишь две из пяти касс были открыты и работали. Блондинка стояла перед той, что у окна, а пожилая дама перед кассой в углу, где работала Хилари.
Телевизионщик переминался с ноги на ногу, казалось, улыбка Грега заставила его нервничать. Так, улыбки для этого и существуют. Грег слегка потрепал его по плечу. Парень подскочил. В руках у него был черный блестящий портфель, и Грегу показалось, что он крепче сжал ручку.
– Почему на семнадцатом канале плохой прием? – спросил Грег.
– Возможно, дело не в приеме, а в вас, – ответил он без запинки, но с сильным акцентом. Кубинец или мексиканец? Неожиданно парень перестал стесняться и уставился на Грега большими, карими, как у ротвейлера, глазами. Грег заскрипел зубами, подавляя искушение двинуть ему в морду правой полусогнутой. Телевизионщик довольно долго молчал, потом произнес слово, незнакомое Грегу, и повернулся к нему спиной. «Пута», кажется, он сказал «пута»? Ну разве приятно услышать от кого-то «пута»?
Он представил себе, как ввинчивает браунинг парню в ухо, взводит курок и видит, как у того разлетается башка.
Почувствовав у себя за спиной какое-то движение, Грег оглянулся и увидел, как женщина, слишком пожилая и выцветшая, чтобы иметь детей, вкатывала через дверь двойную коляску. Близнецы были рыженькие, совсем крошечные, но очень шумные. Один из них бросил бутылочку на пол, она покатилась по мраморному полу и остановилась в нескольких дюймах от Грега. Грег поддал ее ногой, отсылая обратно к колясочке. Женщина уставилась на него, потом наклонилась, подняла бутылочку и заткнула ею орущий рот младенца. Второе дитя тоже бросило бутылочку на пол, но Грегу эта игра уже наскучила.
Блондинка шевелила губами, считая деньги и медленно продвигаясь к двери.
Пута направился к кассе рядом с окном. Это давало надежду, что следующей освободится касса Хилари, и Грег сможет подойти и сказать ей – «привет». Если же так не получится, то Грег пропустит вперед мамочку.
Коляска двигалась взад и вперед, взад и вперед.
Грег был в напряжении. Сливочное мороженое в его животе превратилось в айсберг. Ему показалось, что он всю жизнь провел в этом проклятом банке. На часах без пяти пять. Он посмотрел на пожилую даму, как бы в ответ на его взгляд она с силой защелкнула кошелек, словно дверцу самого надежного в мире сейфа. Затем повернулась и прошла прямо мимо него.
Грег захромал к кассе Хилари. Она видела его своим холодным взглядом, но он ее не интересовал, да и мог ли интересовать? Грег улыбнулся ей, хриплым голосом боксера сказал «привет», потом внимательно, прищурив глаза, сверху вниз оглядел ее. На ней была белая шелковая блузка, а на юбке – больше складок, чем на аккордеоне. Ее не волновало, что верхняя пуговка ее блузки была расстегнута и клиенты могли увидеть кусочек ее розового белья с кружевами и золотую цепочку веревочкой, которую ей подарил Грег. Выглядела она просто потрясающе. Сочная, притягательная.
Грег передал ей записку, над которой целый час трудился предыдущим вечером. Записка была в стихах. Нужно отдать должное Грегу, он был очень застенчив. Он следил, как Хилари читает записку, видел, как она уже была готова улыбнуться и как улыбка исчезла, когда до нее дошел смысл. Прямо перед собой она видела пожилого верзилу с глазами-щелками, который собирался ее ограбить. Грегу показалось, что Хилари напряглась, но не испугалась и пыталась сообразить, что она должна делать.
Грег, схватив пластиковую дощечку, на которой было выгравировано: «ХИЛАРИ ФЛЕТЧЕР», ударил ею по прилавку с такой силой, что в дереве образовалась вмятина.
– Давай сюда деньги!
Хилари молча смотрела на него.
– Давай деньги, детка, иначе взорву этих славных близнецов, позвоню в газету и скажу: «Мне очень жаль, но именно Хилари заставила меня это сделать».
Она не двигалась, казалось, оцепенела и стала твердой, как глыба льда. И, хотя это было не совсем разумно, Грег направил на нее дуло браунинга. Ее голова откинулась, а рот раскрылся так широко, что он мог сосчитать все ее зубы. И вдруг она заорала таким истошным голосом, что даже близнецы смолкли.
