Андрей Кивинов - Полнолуние
Я подхватил сумку с листовками и не стал ждать второго приглашения. Едва я оказался в клубном чреве, мой аллергический нос пронзил ядреный дух. Эпицентр газовой атаки. Винегрет, состоящий из дыма дешевого табака, паров ацетона или керосина и свинцового портяночного смрада. Распахнутые окна не спасали. От неожиданности я не удержался и чихнул.
– Будь здоров! Знакомься, это Валерыч. Или гвардии сержант Пряжкин!
– Паша, – я протянул руку коренастому бритому почти под ноль парню с плоским носом и запекшейся ссадиной на левой скуле.
– Валера, – он прижал меня к своей груди словно единоутробного брата, вернувшегося с фронтов после десятилетней разлуки.
Видимо душевный человек. Всегда рад нежданным гостям. Аж кости затрещали.
Вырвавшись из объятий, я бегло оглядел внутреннее пространство клуба. Оно представляло собой одну большую комнату без потолка. В том смысле, что потолок заменяла дощатая крыша, покрытая снаружи рубероидом. Возможно, когда-то потолок был, но впоследствии рухнул и восстановлению не подлежал за ненадобностью. Таким образом, клуб напоминал большой шатер, с купола которого на перекрученном проводе свешивалась лампочка в сорок свечей. В ее свете я разглядел длинный стол, тянувшийся от дверей до противоположной стены, вдоль которого сидело человек двадцать пять деревенских. В основном мужчин, но попалась пара женщин с детьми лет десяти. Одним словом, нормальная корпоративная вечеринка российских фермеров. Все улыбались, а стало быть, наш приезд никого не огорчил. Я тоже улыбнулся, громко поздоровался и пожелал приятного аппетита.
Дальше, как требует протокол, началась процедура представления. Я, вслед за Никитой, пожал руку каждому, по возможности, стараясь запоминать имена. Затем поздравил именинника – Николая Михайловича, мужика лет сорока пяти с порванным ухом и выцветшими белесыми глазами. Мой друг извинился за отсутствие подарка. Наконец, нам с Никитой предложили разделить трапезу и усадили на почетное гостевое место, возле окна, прямо напротив гармониста – крепко спившегося дедка с копной седых волос, добрым взглядом и оттопыренными ушами, напоминавшего Чебурашку. По левую руку от меня оказался рыжеволосый скелет в тельняшке с выколотым на тощем предплечье силуэтом трактора и с блатными татуировками на пальцах в виде перстней. Если я правильно запомнил, звали его Димой-трактористом. Судя по маринованному лицу, он тоже не состоял в обществе трезвости. Далеко не состоял. Как, к слову и большинство присутствующих, в том числе женщины и Никитин однополчанин.
Когда я опустился на доску, заменявшую скамью, в глаза бросилась еще она деталь. Праздничный стол совершенно не ломился от яств и даже не радовал глаз элементарной закуской. Вся сервировка состояла из разномастных стаканов и нескольких пластиковых бутылок из-под лимонада «Буратино». Едва я присел, передо мной возник граненый двухсотграммовый стакан почти до краев наполненный мутной голубоватой жидкостью, по консистенции напоминавшей рисовый отвар, а по запаху – жидкость для мытья стекол.
– Слово дорогим гостям! – пробасил именинник.
Все радостно загалдели, наполняя тару жидкостью из бутылок.
– Простите, – обратился я к Диме-трактористу, пока поднявшийся Никита собирался с мыслями, – а что это?
Я кивнул на стакан.
– Холодок, – ответил тот с такой нежностью, словно назвал имя любимой девушки, – крайне замечательная вещь.
– Водка? – на всякий случай уточнил я.
– Типа того. Только лучше. На родниковой воде. Пей, не бойся.
Я нерешительно взял стакан и осторожно макнул язык в «Холодок». Ого!
Градусов пятьдесят, не меньше. Как бы действительно не охладеть. Насовсем. Не скажу за всех научных сотрудников, но лично я к употреблению крепких спиртных напитков отношусь отрицательно. Особенно в таких дозах и без закуски. Так и не смог приспособить организм, несмотря на тренировки. Мало того, являюсь редактором институтской стенной газеты «За трезвый образ».
– А ничего другого нет? – без особых перспектив уточнил я, – вина или водки?
– А на хрена? – искренне удивился скелет, – матушка беленькая в автолавке сотенную стоит, а «Холодок» двадцатку. Потому как без акцизов. Разницы никакой, чего ж за зря переплачивать, сам рассуди.
Им то, может, разницы никакой, а в реанимацию меня повезут. Если успеют…
Пока Никита толкал спич, я пялился на стакан, прикидывая, как буду это пить. Особенно без закуски и натощак. В брюхе, кроме чипсов, ничего не залежалось. Пару раз бросал взгляд на остальных. Никого, похоже, подобные мысли не терзали. Никиту тоже. Но я так и не рискнул наносить нокаутирующего удара здоровью. Пригублю и сошлюсь на строгую диету.
Сослаться не вышло.
– Первую до дна, – не терпящем возражений тоном потребовал тракторист, заметивший мой маневр.
– Мне нельзя. Диета, – скромно попытался защититься я.
– Какая на хрен диета? Мы ж за здоровье Михалыча пьем! Это ж мировой мужик!
Михалыч, конечно, может и будет здоров, но боюсь, мне такая участь не грозит. Я скосился на Никиту. Тот благополучно опорожнил свой сосуд и, морщась, занюхивал выпитое кожаным ремешком от часов. Замечу, что, он, как и я по жизни предпочитал легкий алкоголь, и сейчас, дабы не обижать фермеров, наступил на горло собственной песенке.
Пришлось наступить и мне. В тот момент казалось, что все без исключения запорьевцы, в том числе и дети, словно экзаменаторы, строго смотрят на мой стакан. Резко выдохнув, я зажмурился и вылил все двести грамм в свой незакаленный тяжелым спиртным рот.
Вылить то вылил, но теперь «Холодок» предстояло проглотить. Сейчас мои щеки напоминали перекачанный воздушный шарик. Пищевод категорически протестовал и не пропускал незнакомую жидкость дальше. Но выбора уже не было. Я силой заставил пищевод освободить дорогу. В следующее мгновенье в чрево ворвался рой разъяренных пчел, жалящих все на своем пути. Дыхание перехватило, жуткое бульканье вырвалось из моей несчастной глотки и почему-то мгновенно похолодели ноги. Напиток оправдывал свое название. Правда, градусов на десять я ошибся. В меньшую сторону.
– Хорошо пошла, – улыбаясь, прокомментировал тракторист.
Запить или закусить, как я уже замечал, было нечем. Оставалось занюхивать. Мои часы висели на металлическом браслете, поэтому я схватил левую руку Никиты и прижал его кожаный ремешок к носу.
Немного отпустило. Я жестом показал другу, что едва не сдох.
– А ты хотел, чтоб тебе карту вин принесли? – прошептал тот, сдерживая слезы.
Дима хлопнул меня по плечу.
– Молодец. Это по-нашему… Стакан-то поставь.
– Я не умру? – инстинкт сохранения жизни велел задать простой, но крайне актуальный вопрос.
– Все когда-нибудь умрем, – развел костлявыми руками тракторист.
– Я имею в виду – от «Холодка»?
– А чего от него умирать? Три года пьем, пока живы-здоровы. И вам того же желаем.
Пчелы потихоньку перемещались из желудка в голову. Резкость изображения ухудшилась, как в ненастроенном телевизоре. Пока картинка не исчезла совсем, я задал еще один важнейший вопрос.
– Из чего вы это гоните?
– Что, понравилось? – одобряюще ухмыльнулся Дима.
– Прекрасная вещь.
– А то…
Он нагнулся, пошарил рукой под столом и выудил пустой стеклянный флакончик с белой крышкой.
– Вот. Родниковой воды добавляешь и всего делов. Ха-ха-ха…
На желтой этикетке мое затуманенное око разобрало уже знакомое название, набранное крупными буквами цвета медного купороса. «Холодок». Над ним краснело строгое предупреждение «Беречь от детей, огнеопасно»! Для чего предназначалась сия жидкость я прочитать уже не смог – мелкие буквы затеяли хоровод. Но, видимо, для местного крестьянства это не имело особого значения. Главное – огнеопасно.
Я по отсталости полагал, что времена всяких «Красных шапочек» и «Огуречных лосьонов» канули в лету. Ан нет – неистребимы культурные традиции. Пьет народ бытовую химию, еще как пьет.
Пока я изучал флакончик, стакан вновь наполнился «Холодком».
– Теперь слово второму гостю!
Никита толкнул меня в бок.
– Давай про кандидата чего-нибудь скажи. Пока при памяти.
В заднем кармане джинсов лежала свернутая листовка. Заранее приготовленная. Но воспользоваться я ей уже вряд ли смогу. Придется своими словами. Со второй попытки я поднялся, крепко сжимая стакан.
– Дорогие запо… Зопа… Запорожцы! Мы приехали к вам не просто так. А по поручению кандидата в областной парламент товарища…
Проклятая память. И фамилия то простая. То ли Прошкин, то Брошкин… А ладно, проскочим.
– Замечательного человека и видного общественного деятеля.
Проскочили.
– Не секрет, что ваша деревня переживает не лучшие времена. Но мы хотим заверить, что в случае победы… как его… нашего кандидата, все изменится на сто восемьдесят градусов. Сейчас я в двух словах познакомлю с его программой.
