Эд Макбейн - Послушаем за глухого!
— Вы полагаете, что клиенты сочтут хорошим обслуживанием исчезновение полумиллиона долларов после визита этого безумца?
— Нет, но… — мистер Алтон снова покачал головой. — А скажите, когда ваши люди собираются прийти?
— Во сколько вы открываетесь?
— В девять.
— В девять и явимся, — сказал Шмитт.
В детективном отделе Восемьдесят седьмого участка сыщики напропалую рассказывали анекдоты о глухих, полагая, очевидно, что еще немного, и они окончательно избавятся от своего Глухого.
— Человек купил слуховой аппарат и объясняет приятелю, какую удачную он сделал покупку, — говорил Мейер. — «Пока у меня не было аппарата, я был глух как пень, — говорит он. — Если я сижу у себя наверху, а в кухне закипает чайник, я слышу, как он свистит. Если к дому подъезжает машина, я слышу ее за километр. Потрясающе удачно потратил деньги». Тогда приятель кивает, а затем спрашивает: «А сколько этот аппарат стоит?» И слышит в ответ: «Без четверти два».
Зазвонил телефон. Клинг, смеясь, снял трубку.
— Восемьдесят седьмой участок, детектив Клинг.
— Берт, это я, Августа.
— А вот еще есть такой анекдот, — заговорил Хоуз. — Один тип играет на скрипке, причем так прекрасно, что, когда он берет ее в руки и начинает играть, люди перестают скандалить, кошки драться. Ему кажется, что это отличный инструмент для установления всеобщего мира…
— Берт, я через полчаса кончаю, — говорила Августа. — Ты когда освобождаешься.
— Не раньше четырех, а что?
— Просто я подумала, что у нас есть время, чтобы немножко полюбить друг друга…
— И вот он отправляется в ООН. Там его выслушивают и посылают в Африку для проверки — если ему удастся укротить тамошних хищников в джунглях, тогда ООН готова финансировать этот проект в мировом масштабе.
— Так, так, — забормотал Клинг. — Ну, наверное, я смогу что-нибудь придумать. Где ты?
— Я сейчас нахожусь…
— Погоди, достану карандашик.
— Он отправляется в Африку, оказывается в джунглях и располагается под пробковым деревом, вынимает скрипку, начинает играть, — продолжал рассказывать Хоуз.
— Давай, диктуй, — сказал Клинг.
— Вокруг собираются дикие звери — жирафы, носороги, львы, тигры, слушают прекрасную музыку, затаив дыхание. Они тихо сидят рядышком друг с дружкой, и никто не собирается ни с кем сражаться.
— Записал, — сказал Клинг в трубку.
— Вот и умница! — сказала Августа.
— Но тут с дерева спрыгивает ка скрипача леопард и сжирает его.
— Буду через полчаса, — пообещал Клинг и повесил трубку.
— Тут выходит лев, — продолжал Хоуз, — и говорит леопарду: «Почему ты это сделал? Этот человек приехал к нам из Америки со свей скрипкой, он играл так прекрасно, что мы забыли все наши ссоры и распри и слушали, слушали. Почему ты его съел?» А леопард прикладывает к уху лапу и спрашивает: «Что, что?»
Все расхохотались, кроме Клинга.
— Если объявится Ингерсолл, — сказал Клинг сухо, словно человек, отправляющийся на оперативное задание, — передайте ему, что я в квартире Блер.
В полутьме спальни Августы они занимались любовью. Все получалось не так прекрасно.
— В чем дело? — прошептала Августа.
— Не знаю, — так же шепотом отозвался Клинг.
— Может, я делаю что-то не так?
— Нет, нет, все хорошо.
— Потому что если не так, то скажи и…
— Нет, нет, Августа, не в этом дело…
— А в чем же?
— Просто, наверное, я тебя немножко боюсь.
— Боишься?
— Да, я все время думаю: как это такой болван из Риверхеда оказался в постели с красавицей?
— Ты не болван, — сказала Августа и коснулась его щеки кончиками пальцев.
— Но я все равно чувствую себя болваном.
— Почему?
— Потому что ты такая красивая.
— Берт, если ты будешь продолжать в том же духе, я возьму молоток и дам тебе по башке.
— Откуда ты знаешь?
— Про что?
— Про молоток. Про то, что это лучшее оружие для женщины.
— Я не знала.
Какое-то время они лежали молча, потом Августа сказала:
— Расслабься, Берт…
— В этом-то и состоит проблема…
— Если тебе так хочется, я могу сделаться ужасной. — Она скорчила гримасу. — Ну как?
— Красота!
— Ну погоди… — сказала Августа, — я иду за молотком.
Она встала и голой вышла из спальни. Когда она вскоре вернулась, в руках у нее действительно был молоток.
— Тебе когда-нибудь давали молотком по башке? — спросила она, подходя к кровати.
Она уселась в постели по-индейски, поджав под себя свои длинные ноги, застыв с прямой спиной.
— В тебя когда-нибудь стреляли? — спросила она.
— Стреляли.
— Это пуля? — осведомилась Августа, дотрагиваясь молотком до шрама на плече.
— Да.
— Было больно?
— Да.
Она нагнулась, поцеловала шрам, потом снова выпрямилась и сказала:
— Учти, ты имеешь дело с Безумным Молотком. Еще одно слово о моей красоте и — бах! бах! — твои приятели будут расследовать дело об убийстве.
— Понял.
— Это обязательная сексуальная сцена, — продолжала она. — В ближайшие десять минут я попытаюсь тебя отвлечь от тяжких дум. Если у тебя ничего не получится, то я тебя огрею по башке молотком. — Она повернулась к нему, приоткрыв губы и чуть высунув розовый язычок. — Ну что, начинаешь понимать, что к чему?
— Вроде бы…
Августа опустила голову на подушку, вытянула свои длинные ноги и тесно прижалась к Берту. Рука ее по-прежнему сжимала молоток.
— Слушай меня внимательно, — прошептала она.
— Слушаю.
— Мы будем очень много значить друг для друга.
— Конечно.
— Мне страшно, — сказала Августа и часто-часто задышала. — Мне никогда так не было страшно в постели. Ты мне веришь?
— Верю.
— Мы сейчас будем любить друг друга.
— Да, Августа.
— Потрогай меня, — прошептала она, и молоток выпал из ее разжавшихся пальцев.
Пока они были в кровати, телефон звонил четыре раза. Автоответчик вступил в диалог после первого же звонка.
— Вдруг кто-то важный, — прошептал Клинг при первом звонке.
— В данный момент у меня нет никого важнее тебя, — отозвалась Августа, встала и пошла на кухню. Она вернулась с бутылкой шампанского.
— Отлично! — воскликнул Клинг. — Как это ты догадалась, что я умираю от жажды.
— Открой, а я пока придумаю тост.
— Ты забыла бокалы.
— Возлюбленным ни к чему бокалы.
Клинг откупорил бутылку.
— Ну как, придумала тост?
— Ты льешь в кровать.
— За кого же мы выпьем?
— Как насчет Джона и Марты Митчелл?
— Почему бы нет? Так выпьем же…
— А может, за нас? За Берта и Августу. И за то… — Она замялась.
— Ну, говори!
— За то, чтобы мы были всегда… — закончила она, какое-то время внимательно разглядывая Берта, стоявшего с вытянутой рукой, в которой была бутылка.
— Отлично.
Она быстрым, каким-то застенчивым движением поднесла бутылку к губам, потом передала ее Берту. Он же, не сводя с Августы глаз, взял бутылку и провозгласил:
— За нас, чтобы мы были вместе всегда.
И выпил.
— Прошу прощения, — сказала Августа и двинулась к двери.
— Уже уходите? — осведомился Клинг. — После всех сладких речей?
— Я в ванную, — сказала Августа и хихикнула.
— В таком случае на обратном пути проверь автоответчик.
— Зачем?
— Я как-никак полицейский…
— К черту телефон! — сказала Августа.
Тем не менее она проверила, как обстоят дела с абонентами. Оказалось, что третий звонок из четырех поступивших предназначался Берту.
— Кто? — коротко спросил Берт.
— Какой-то Мейер. Говорит, миссис Унгерман готова опознать личность вора.
В десять минут двенадцатого Клинг постучал в дверь квартиры Майка Ингерсолла в Калмспойнте. За дверью слышались голоса, потом раздался звук шагов.
— Кто там?
— Берт Клинг.
— Кто?
— Клинг.
— О Господи, погоди секунду.
Звякнула цепочка, щелкнула задвижка замка. Дверь открылась, и в проеме возник Майк Ингерсолл в пижаме и шлепанцах.
— Привет, Берт, входи, — сказал он.
— Я понимаю, что поздно, — начал Берт. — Ты спал?
— Нет, смотрел новости по ящику.
— Ты один?
— Да, входи. Пива выпьешь?
— Нет, спасибо.
— Тогда я с твоего разрешения… Будь как дома, а я сейчас.
Берт вошел в гостиную, сел в кресло у телевизора. Ингерсолл хлопнул дверцей холодильника. Берт осмотрелся. На столике он увидел кобуру с револьвером Ингерсолла. Диктор сообщал о последних новостях. В пепельнице лежала сигарета со следами помады на фильтре. Затем появился Ингерсолл, покосился на закрытую дверь спальни, поднес ко рту бутылку с пивом, сделал глоток, потом вытер рот тыльной стороной ладони и сказал:
