Леонид Словин - Точку поставит пуля
«А пошли вы все!..»
Он достал да кармана таблетки, ссыпал в ладонь. Аптека добавила ощущение легкости. Происходившее складывалось в одну и туже знакомую комбинацию.
«Выше звезд, круче крутых яиц?»
Он миновал сквозной вестибюль, спросил у подвернувшегося носильщика:
— Где сейчас бухарские вагоны, командир?
— Душанбинский состав? В отстое… — Носилыцик махнул рукой в сторону горловины станции. — Под мост. Справа. Там увидишь…
На платформе было еще немало ментов в штатском. Пай-Пай смотрел спокойно — поверх глаз присматривающихся. Его не останавливали. Времени оставалось много. Пай-Пай потопал вдоль элеватора. Сотни голубей кружили вблизи вагонов, клевали просыпанное зерно. На станции было светло. Над платформами на невидимых нитях свисали каплевидные тарелки-светильники. Пай-Пай все дальше углублялся в грузовой двор, пока не угадал впереди парк отстоя поездов дальнего следования. За пакгаузами без признаков жизни чернели обезглавленные, без электровозов, составы, но до них было еще далеко. Вокруг лежала мертвая в эти вечерние, как и в ночные, часы охраняемая вохровцами зона товарно-материальных ценностей — миллионы рублей, воплощенные в ткани, мешки с сахаром, радиоприемники. Тысячи контейнеров, которые не в состоянии открыть голыми руками разве только ленивый… Массовая свалка ценностей ждала своих сталкеров. Но Пай-Пай шел за другим. Вскоре он был уже рядом с черным составом, пропахшим дождями и тлеющим углем.
Москва — Бухара…
В вагоне, который интересовал Пай-Пая, проводник был на месте — в служебке горел свет. Пай-Пай поднялся на подножку, постучал — в тамбуре показался проводник, симпатичный, с черными живыми глазами, в тренировочных брюках.
— Чего у тебя?
В парках отстоя велась обычно взаимовыгодная торговля. По преимуществу краденым.
— Можно сказать, ничего…
Пай-Пай достал несколько крупных купюр, протянул проводнику.
— Чаек найдется? — Он уже входил в вагон. — Немного отдохну! А там решим, может, доеду с тобой до Мичуринска…
Оттолкнуть сотенные, которые плыли в руки сами, проводник не смог: он был только человек!
— Заходи! — Он сунул деньги в карман. — Матрас бери, подушку. Чаек есть. А там решим. Как места будут… В общем, уедешь. Не тут, так у соседей…
Пай-Пай выбрал место по соседству с купе, в котором ехал Уби, забрался на верхнюю полку. Свет включать не стал. С мачты в глубь станции бил мощный прожектор. С полки был виден проезд к парку отстоя со стороны Дубининских въездных ворот и «пятачок» мертвой зоны непосредственно перед вагоном. Пай-Пай взглянул на часы: Лейтенант, должно быть, уже подтягивал свою Команду, готовился к очередному разгону…
Веселье в избе продолжалось. Принесли еще самогона и браги.
Омельчуку было не до праздника.
— Полковник, выходит, отправил вас сюда, а сам исчез!
Виталька, старший опер, объяснил обстоятельно:
— Путевка у него в санаторий. С завтрашнего дня… Замнач управления сначала запретил выезд, ну а Павел Михалыч к самому! Объяснил: с вами есть договоренность: «все будет о'кей!..»
Омельчук спросил глупо:
— А министерская проверка?
— Так заместители же остаются! Проверяйте на здоровье, товарищ подполковник!
«Ах, хитрец… — Остатки хмеля у Омельчука мгновенно испарились. Он уже поднимался. — Документы в Москве! А я — в Шарье! Стираю пыль с ушей!»
— Телефон тут далеко? Вызывай машину!
— Зачем вызывать? — Старший опер был идеальный партнер, о таком можно было только мечтать. Готов был ехать, искать, задерживать. Снова гулять. — Машина с нами! Пал Михалыч отдал «разъездную»! До утра!
Народ за столом сидел захмелевший. Любка и усач-дежурный по-прежнему не смотрели друг на друга и не разговаривали. Шумел телевизор. Омельчук и за ним Виталька выбрались из-за стола.
— Куда же вы! — всполошилась хозяйка. — Сейчас рыбка свежая пожарится…
— Надо, теща, — объяснил Виталька. — Работа такая!
Омельчук поблагодарил хозяйку, выскочил на крыльцо.
«Тишина! Звезды. Лес… Темнота такая — хоть глаза выколи! Как они живут тут?»
Сзади хлопнула дверь: Виталька с шофером.
— Сюда, товарищ подполковник…
Телефон оказался по соседству, дозванивались дольше, чем ехали. Трубку наконец снял дежурный на вокзале. Разговаривал с ним Виталий.
— Пал Михалыч на месте? Нет?!
У Омельчука все оборвалось внутри.
— И давно?
«Все надежды теперь на самолет… Но будет ли?! Шарья — Кострома! Кострома — Москва…» Виталька все разговаривал.
— И когда? Двадцать минут назад? — Старший опер обернулся, вернул Омельчуку жизнь. — Только-только уехал. Поехал домой — собираться… Поезд в двадцать два тридцать!
Омельчук понял, что родился в сорочке. С его подачи Виталька заговорил с дежурным круто:
— Подполковник Омелъчук сегодня уезжает. Он тут, рядом. Обстоятельства изменились. Завтра ему с утра в министерство. Значит, так… Закажи билет, чтобы с начальником вместе… — Виталька дублировал энергичный стиль московского проверяющего. — Чтобы им поговорить дорогой… И еще! Сейчас позвони начальнику. Пусть велит печатать акт проверки. Подполковник приедет к поезду — подпишет. Все!
Старший опер дождался ответного: «Вас понял!», положил трубку.
— Чего, товарищ подполковник? Время есть! Может, к теще вернемся? На посошок? А по дороге Любу отвезем…
— Да нет! — Омельчук отказался: слишком большой был искус. Особенно Любка! — Поехали!
— А акт проверки? Это же долго!
Омельчук усмехнулся:
— Перепечатают со старого! Двадцать минут работы…
Лейтенант и Штрок — в полном облачении, вооруженные — уже были на месте, во дворе спортивного комплекса над оврагом. Черную «Волгу» со штырем антенны, с престижными моссоветовскими номерами пригонял персональный шофер одного из деятелей, тоже входивший в Команду. Было уже темно. У домов жильцы прогуливали невидимых под деревьями собак. В спортивном зале горел свет, там еще шли тренировки.
— Зайдем? — предложил Штрок. После колонии ни он, ни Лейтенант так ни разу и не надели боксерские перчатки.
— Как хочешь…
На ринге работали юниоры. В отличие от младшей группы у юниоров не было форы. Они уже вступали в жизнь и даже на тренировочных спаррингах работали с максимальной нагрузкой.
Лейтенант взглянул на часы: «Пора выезжать…»
За воротами прозвучал клаксон.
— Приехал…
В последнюю секунду из зала выскочил тренер.
— Звони своему другу! Ну, этому… — Он понизил голос. — Из сорок девятого! Просил, чтобы срочно с ним связался…
— Я позвоню из автомата…
Тренер был немолод. Свое первенство Союза выиграл лет двадцать назад, с того времени ни сам, ни ученики его ни разу не поднялись на пьедестал. Недовольное начальство постоянно намекало: готовить надо олимпийскую смену, а не жэковскую шпану. Тренер все знал про своих бывших учеников.
— Смотри не забудь! — У него не поворачивался язык назвать его Лейтенантом. — Позвони!
— Непременно.
Лейтенант и Штрок прошли к припаркованной у ворот черной «Волге». Водитель персональной машины — громкоголосый, шумливый, «без царя в голове» — их зычно приветствовал.
— По вашему приказанию… — На «персоналыцике» была армейская пятнистая форма с кобурой на поясе.
— Вольно… — скомандовал Штрок. Лейтенант вообще не отреагировал.
— Смотри: новые права! — «Персоналыцик» достал документ. — «Без права проверки!» Ни одна милиция не подойдет!
— Откуда?
— Шеф сделал!
— Чего не бывает!
«Персоналыцика» не принимали всерьез. Деятель, которого он обслуживал, смотрел сквозь пальцы на то, что его шофер после работы не сразу ставит машину. Главное же состояло в том, что «персональщик» числился на учете в районном психоневродиспансере и справку о своей психической и неврологической полноценности попросту купил. То, что он до сих пор никого не угрохал, не загремел в тюрьму или Казанскую психиатрическую, объяснялось чистым везением.
— У телефонов-автоматов остановишь… — Лейтенант был хмур.
— Есть, товарищ начальник!
Лейтенант и Штрок разместились в машине. Кабана на этот раз не было — он ехал с Константином-таксистом и Хабиби в качестве быка. После спектакля с покупателями Штрок должен был пересесть в такси к Хабиби, а Кабан в наручниках в роли задержанного при попытке к бегству уголовника переходил в машину Лейтенанта. «Персональщик» повел свою «Волгу» аккуратно, применительно к рельефу здешних мест.
Было поздно.
Несмотря на темноту, еще гуляли дети, выбегали на дорогу.
Зловонные контейнеры лежали прямо на мостовой. Взрытый однажды зимой с корыстной поспешностью асфальт дыбился еще с прошлого года.
«Чистый Гарлем!..»
У булочной, рядом с телефоном-автоматом, «персональщик» притормозил. Лейтенант вышел, набрал номер. Разыскник 49-го оказался на месте. Он сразу узнал звонившего. Начали как бы с шуточного:
