Человек на балконе - Валё Пер
На обратном пути в главное управление Колльберг сказал:
– Никогда ни в чем нельзя быть полностью уверенным.
– Это верно, – согласился Мартин Бек.
XXI
В субботу вечером, без четверти восемь, позвонила жена Колльберга.
– Колльберг слушает, – сказал он.
– Господи, Леннарт, о чем ты думаешь? Со вчерашнего дня тебя не было дома!
– Я знаю.
– Я не хочу тебе лишний раз надоедать, но должна сказать, что это не слишком приятно – сидеть одной целыми днями.
– Я знаю.
– Пойми, я не сержусь на тебя и вовсе не хочу к тебе придираться. Но я здесь совсем одна. И я немножко боюсь.
– Понимаю. Хорошо, я приеду домой.
– Но ты не должен делать это ради меня, если у тебя есть какая-то важная работа. Мне достаточно, если я могу хоть минутку поговорить с тобой.
– Да нет, я уже еду, – произнес он. – Немедленно.
Наступила краткая пауза. Потом она сказала неожиданно нежно:
– Лени?
– Да?
– Минуту назад я видела тебя по телевизору. Ты выглядел ужасно усталым.
– Я действительно устал. Ну, так я уже еду домой. Пока.
– Пока, милый.
Колльберг обменялся несколькими словами с Мартином Беком, спустился вниз и сел в автомобиль.
Так же как Мартин Бек и Гюнвальд Ларссон, он жил в Сёдермальме, но не так далеко от центра, как они. На Паландергатан, недалеко от станции метро «Шермарбринк». Он проехал по городу, но когда переехал через мост в Шлюссен, повернул на перекрестке направо на Хорнсгатан вместо того, чтобы продолжить путь прямо. Ему не составило никакого труда сообразить, почему он так сделал.
Для него уже не существовало личной жизни или свободного времени, он не мог думать ни о чем другом, кроме службы и ответственности, которая на них лежит. Пока убийца на свободе, пока светло, пока есть хоть один парк и пока можно предположить, что в нем будет играть хоть один ребенок, до тех пор остается только одно: искать.
Или, скорее, охотиться. Поскольку полицейский розыск предполагает, что существует какой-то реальный материал, с которым можно работать, а те несколько фактов, которыми они располагали, машина расследования уже давно перемолола в порошок.
Он думал о заключении психологов: убийца – фигура без особых примет и без индивидуальности, и полиция должна схватить его до того, как он снова убьет. Конечно, для этого вам должно будет очень повезти, как выразился один из репортеров на вечерней пресс-конференции. Колльберг знал, что это ложный вывод. Он также знал, что когда они схватят убийцу – а в том, что это произойдет, у него не было ни малейших сомнений – это будет выглядеть так, словно им повезло, и большинство людей подумают, что все произошло случайно. Но случаю нужно помогать, а сеть случайностей, в которую наконец попадется преступник, нужно замаскировать как можно лучше. Именно эта задача возлагалась на него. И на всех полицейских. И больше ни на кого.
Поэтому Колльберг не поехал прямо домой, хотя ему этого очень хотелось, а медленно двигался в западном направлении по Хорнсгатан.
Колльберг, как человек систематический, был убежден в том, что полицейский в своей работе не должен полагаться на случайность. Он, например, был убежден, что Гюнвальд Ларссон допустил серьезную ошибку, когда вломился в квартиру грабителя, хотя дверь была старая и ветхая. А что, если бы дверь при первом ударе устояла? Вышибить дверь – значило полагаться на случайность, то есть на то, чему он принципиально противился и даже испытывал отвращение. В этом у него иногда случались разногласия и с Мартином Беком.
Он медленно объехал вокруг Марияторгет, внимательно рассматривая группки молодежи в скверике в центре площади и вокруг киосков. Он знал, что именно сюда к торговцам наркотиками ходят школьники и другие молодые люди. Здесь ежедневно тайно продается большое количество гашиша, марихуаны, прелюдина и ЛСД. А покупатели чем дальше, тем моложе. Пройдет немного времени, и они с головой увязнут в этом. Еще и дня не прошло, как он услышал, что разные люди предлагают наркотики десяти-одиннадцатилетним школьникам. А полиция здесь ничего не может поделать, потому что просто-напросто не располагает для этого никакими средствами. А чтобы наверняка приукрасить эту пагубную страсть и добавить тайным торговцам наглости и самоуверенности, мощные средства массовой информации снова и снова трубят об этом. Кроме того, он сомневался, входит ли указанный вопрос в сферу деятельности полиции. Употребление наркотиков молодежью обусловлено катастрофической философией, которую провоцирует система власти. Поэтому общество само должно найти действенные контраргументы. Причем эти контраргументы не должны опираться на самодовольство и растущее количество полицейских.
Об этом размышлял старший криминальный ассистент Леннарт Колльберг, когда сворачивал на Шёльдгатан и проезжал мимо площадки для игры в гольф недалеко от ночлежки. Он остановил автомобиль и вошел в парк Тантолунден по одной из тех дорожек, которые вели на вершину холма.
Начинало смеркаться, и в парке не было ни души. Однако тем не менее на улице, несмотря ни на что, играло много детей, ведь в конце концов нельзя же держать всех детей взаперти только потому, что по городу бродит убийца. Колльберг залез в редкие кусты и встал правой ногой на пень. Перед ним открывался вид на жилой массив за парком, и кроме того, он видел место, где пять дней назад лежала мертвая девочка.
Он не знал, привела его сюда какая-то особая причина или он заехал сюда только потому, что это был самый большой парк в центре города и что это было ему по пути. Вдали он увидел несколько детей постарше, наверняка лет тринадцати-четырнадцати. Он стоял неподвижно, чего-то ожидая. Чего, он не знал; очевидно, того, что дети постепенно будут уходить домой. Он очень устал. Время от времени у него темнело в глазах.
Колльберг был невооружен. Вопреки распространяющемуся бандитскому менталитету и непрерывно растущей жестокости насильственных преступлений, он относился к тем, кто придерживался мнения, что полиция должна полностью разоружиться, и сам носил пистолет лишь в крайних случаях и, как правило, только тогда, когда получал на это прямой приказ.
По высокой железнодорожной насыпи медленно прогрохотал товарный поезд, и только тогда, когда стук колес стал тише и начал исчезать, Колльберг понял, что в кустах он не один.
Он лежал на животе в покрытой росой траве, чувствовал во рту горечь и знал, что кто-то очень сильно ударил его сзади по затылку, явно каким-то орудием.
Человек, напавший на Колльберга, допустил серьезную ошибку. Случалось, что иногда люди допускали такие ошибки и не одному из них это стоило очень дорого.
Кроме того, этот человек, нанося удар, перенес вес тела на одну ногу и еще не восстановил равновесие, а Колльбергу хватило всего лишь двух секунд, чтобы перекатиться на спину и сбить напавшего на землю. Это был прекрасный прием, потому что нападавший грохнулся во весь рост, однако ни о чем другом Колльберг подумать не успел, так как выяснил, что там есть еще один. Другой противник, с изумленным лицом, засунул правую руку в карман, и вид у него стал еще более ошеломленным, когда Колльберг, все еще стоя на коленях, схватил его за руку и быстро скрутил ее.
Это был захват, который легко мог вывихнуть или даже сломать руку, если бы Колльберг посреди приема не остановился и не удовлетворился тем, что швырнул мужчину на спину в кусты.
Мужчина, который ударил его, сидел на земле, кривился и левой рукой осторожно ощупывал правое плечо. Он так быстро упал, что выронил из руки резиновую дубинку. Он был долговяз и выглядел на год-два младше Колльберга. На нем был синий спортивный костюм. Другой медленно выбирался из кустов. Он был немного старше и ниже, в вельветовом пиджаке и спортивных брюках. На обоих были белые парусиновые туфли на резиновой подошве. Они выглядели как спортсмены на празднике.
– Черт возьми, что все это значит? – сказал Колльберг.