Уильям Лэндей - Мишн-Флэтс
В самый большой из цехов ползла широкая лента конвейера, полная пластиковых бутылок и контейнеров – внутри их превращали в крошку.
На территории вне цехов – ни единого живого существа. Казалось, предприятие, будто огромный робот, работало само по себе.
– Вот он, здешний молодежный клуб, – сказал Гиттенс и хохотнул.
Мы прошли через ворота. Однако направились не к цехам, а вдоль ограды – к самым дальним строениям.
Гиттенс уверенно вел между рассортированными горами мусора – здесь газеты, там металлолом, еще дальше пластик. Нашей целью был стоявший на самом отшибе огромный мусоросборник высотой с четырехэтажный дом. Мы прошли через узкую щель между оградой и мусоросборником и оказались на обратной стороне бетонного куба. Я ломал голову, какого черта Гиттенс притащил нас сюда.
– Погодите, я первый зайду, – прошептал Гиттенс.
– Куда зайдете? – удивленно спросил я – тоже шепотом.
Гиттенс только рукой махнул – дескать, ждите.
Он отодвинул приваленную к стене ржавую кровать, за которой оказалась закрытая занавеской дыра. И исчез за занавеской.
Голоса внутри.
Через минуту Гиттенс появился опять.
– За мной! Внутри, конечно, не дворец, но и не так погано, как вы думаете.
Мы с Келли переглянулись.
– После вас, – сказал я.
Внутри мусоросборника царила кромешная тьма. Вонь стояла невыносимая – букет из запаха разлагающихся отбросов, мочи и чего-то горелого.
Секунд через десять мои глаза привыкли к темноте и стали различать какие-то контуры. Очевидно, где-то далеко вверху был источник слабого света.
В центре помещения красовался перевернутый намоточный барабан для кабеля.
Возле этого «стола» стояли два ветхих стула.
На «столе» была горелка, рядом с ней лежали шприцы, бумажные и пластиковые пакетики, развернутые куски фольги.
Знакомый по фильмам наркоманский натюрморт.
На одних пакетиках я мог различить чернильный штамп – черная собачка. На других – красная боксерская перчатка. Собачка – это, понятно, «Черный пес». А красная перчатка – «Нокаут».
Судя по количеству «Черного пса» и «Нокаута», эти два наркотика были чем-то вроде кока-колы и пепси-колы наркоманского подполья Мишн-Флэтс. Дешевые суррогаты для тех, кто не в состоянии позволить себе чистый героин или кокаин.
В Версале, конечно, покуривают марихуану, не по прямому назначению употребляют аптечные таблетки и пьют как сапожники. А старшеклассников изредка застукивают на употреблении кокаина. Ходят даже слухи, что Джо Грассо, водитель-дальнобойщик, который совершает регулярные рейсы по маршруту Монреаль – Флорида, устроил из своего дома на Пост-роуд настоящий вертеп, где всякий может разжиться не только «травкой», но и чем позабористей. Однако за отсутствием улик не было никакой возможности провести обыск в доме Джо Грассо – и слухи так и оставались слухами.
Это я к тому, что до сих пор воочию мне никогда не приходилось видеть настоящее наркоманское логово.
Гиттенс подошел к столу, машинально перебрал пакетики и рассеянно сунул один, с красной боксерской перчаткой, себе в карман. Было ясно – учинять обыск и кого-то арестовывать он не намерен. Сейчас не это для него главное.
В глубине помещения раздался не то стон, не то хмык.
Я вздрогнул и невольно шагнул назад. Напрягая зрение, я различил в дальнем конце на полу три-четыре человеческие фигуры. Они лежали плотно, почти сливаясь в одну массу. – Господи помилуй! – воскликнул я.
– Эй, ребятки, это мой прибор! – донеслось из дальнего угла.
Гиттенс молча показал мне на шприц на столе – дескать, это они называют «прибор».
– Братишка, твой прибор никто не трогает! – сказал он громко.
Келли, который брезгливо ежился рядом со мной, как кот на грязной мостовой, разглядывал «пиршественный стол» наркоманов.
Тем временем Гиттенс прошел к лежащим на полу людям.
– Все в порядке, – приговаривал он, надевая резиновые перчатки, – все путем.
Наклонившись, он потряс за плечо одну из фигур.
– Как себя чувствуешь, дружок?
Ноль реакции.
– Ну, очнись, дружок. Дай-ка я тебя разгляжу, кто ты такой. Покажи мне свое личико, спящая красавица! Братки, кто-нибудь из вас видел Рея Ратлеффа? А?
Он ворочал «братков» как бревна.
– Ага, – наконец сказал он, – я тебя знаю, ты Бобо. Вставай, Бобо, есть разговор!
Бобо только мычал и отпихивался.
– Вставай, Бобо, тихий час закончился!
Гиттенс взял парня под мышки и посадил, привалив спиной к чему-то большому и темному. Потом показал мне рукой на карман своей куртки. Я вытащил оттуда резиновые перчатки, надел их и помог Гиттенсу перетащить Бобо к столу, ближе к свету.
Бобо был тощий мужчина лет тридцати. Весил он не больше старушки – божьего одуванчика.
На Бобо были рабочие штаны и свитер, на голове кожаный рыбацкий картуз. Воняло от него так, что даже в этом малоароматном помещении его личный запах шибал в нос.
Мы усадили Бобо на один из стульев.
– Бобо, – сказал Гиттенс, – мы ищем Рея. Он нам позарез нужен.
Бобо что-то сердито ворчнул, и его голова опять упала на грудь. Я держал его за плечи, чтобы он не сполз со стула.
– Не прикидывайся! Ты же меня слышишь! Когда и где ты видел в последний раз Рея Ратлеффа?
Бобо наконец разлепил глаза.
– Ба! – сказал он. – Гиттенс!
– Бобо, когда и где ты видел в последний раз Рея Ратлеффа?
– Гиттенс, ты тут какими судьбами?
– Где Рей, мать твою!
– Не знаю я никакого Рея.
– Не капай мне на мозги. Говори, где Рей!
Бобо подумал, поводил головой.
– Ах, Р-е-е-ей! Так бы сразу и сказал! Где же он, Рей? Где этот сукин сын?
– Ну да, где?
– Нету Рея. Смылся сукин сын.
– Куда смылся?
– Он в этой самой, как ее... программе по защите этих самых... ну, которые свидетели.
– И что?
– Вот тебе и что. На ферме он теперь. Фермер, мать его.
– Бобо, ни в какую программу по защите свидетелей Рей не включен. Это туфта!
– Здрасьте! Я точно знаю – он в Коннектикуте. Фермер.
– Бобо, не вешай мне лапшу на уши. Рей даже слово «Коннектикут» может только в три приема произнести! А чтоб дотуда доехать!..
– Хватит попусту трепаться, – перебил Гиттенса Келли. – Разрешите мне с ним поговорить?
Гиттенс сделал широкий жест – дескать, чувствуйте себя как дома.
Бобо, стоило ему услышать голос Келли, нутром почувствовал перемену в ситуации. Он мигом стряхнул с себя сонливость, вскочил со стула и выставил перед собой кулаки.
– Сядь, козел! – приказал Келли.
Бобо не подчинился. И напрасно.
Келли сорвал деревянную полицейскую дубинку с пояса и с плеча огрел ею Бобо. Тот как подкошенный рухнул на пол.
– Ну вот, – спокойно произнес Келли, – теперь мы завоевали его внимание. Бен, подними-ка его обратно на стул. Детектив Гиттенс, можете продолжать допрос.
– Он мне яйца отбил! – орал Бобо, пока я втаскивал его на стул.
– Ну, Бобо, где же Рей? – медовым голосом спросил Гиттенс.
– Видел я его, видел! Гады!
– И давно видел?
– Вечер-другой назад. Он подвалил за пакетиком, стал канючить, жаловаться на жизнь.
– Ты ему продал пакетик?
– Дело шьешь?
– В котором часу он приходил?
– Я дневник не веду. Поздно. Я, помню, был в замоте.
– Он говорил, где сейчас кантуется?
– Нет.
– Он сюда пешком пришел или приехал?
– Приехал.
– На чем?
– Японская какая-то хреновина. «Шицу», кажется.
– «Шицу»?
– Ага, «шицу».
– Что ты мне мозги паришь! Какая такая «шицу»?
– Машина такая.
– Нет такой марки – «шицу».
– Чего вы меня терзаете! По мне, пусть нету – только он на ней приехал!
Гиттенс сердито хмыкнул.
– Какого цвета?
– Хрен ее знает. Коричневая. Или оранжевая. Гляделки у меня слабые.
– Значит, коричневая «шицу». И на том спасибо. Он был один?
– Ну ты даешь, Гиттенс. Я не компьютер, чтоб все помнить!
Гиттенс вздохнул, вытащил пачку долларов из кармана штанов и положил на стол две двадцатки.
– Надо вспомнить, дружок! Очень нужно.
– Не чувствую, что очень нужно.
Гиттенс добавил еще двадцатку.
– Бобо, я обязан найти Рея до того, как его найдет Брекстон.
– Я своего друга не продам. Мы с ним когда-то были вот так! – Бобо показал два пальца, плотно прижатых друг к другу. – Меня не купишь!
Гиттенс терпеливо покивал.
– Бобо, это останется между нами. Рей – покойник. Если Брекстон найдет его первым, твой старый друг Рей – покойник.
Бобо посмотрел на три двадцатки на столе, хмыкнул и сказал:
– У Рея есть сестра в Лоуэлле. Копы у нее уже были, только она заявила, что про Рея давно ничего не слышала. Не знаю ее имени. Она живет с Дейви Диасом. У которого «харлей». Рей может быть у нее.
Гиттенс кивнул – дескать, все понятно.
– Я сказал «может быть», Гиттенс. Я не говорил – «он у нее». Ясно?
– Ясно. Все в порядке, не дергайся.
