Эд Макбейн - Такова любовь
– Простите меня, пожалуйста, – успокоил ее Хейз. – Так зачем же вы туда ездили?
Марта пожала плечами.
– Потому что мне не нравится, когда меня игнорируют. Я же женщина.
– Тогда зачем же вы поехали?
– Заниматься любовью, – ответила она просто. Хейз несколько минут молчал, потом произнес:
– А он даже не захотел открыть дверь?
– Нет. Он, конечно, не знал, зачем я пришла.
– В противном случае он обязательно бы открыл. Верно?
– Нет, в любом случае он бы ее не открыл. Теперь-то я это знаю. Но я подумала, что мне стоит сказать вам. Он не знал, зачем я приехала к нему.
– А вы влюблены в Амоса Барлоу? – поинтересовался Хейз.
– Не будьте смешны!
– Может быть, были влюблены в него?
– Конечно, нет!
– Но тем не менее вы отправились к нему домой, чтобы... соблазнить его.
– Да.
– Зачем?
– Потому что я женщина.
– Да, вы уже мне говорили об этом.
– И я не люблю, когда мной пренебрегают.
– Вы и это мне уже сказали.
– Ну и что? Все так просто? Но все это уже прошло. – Она кивнула с чувством. – И все, конечно, мне теперь уже все равно.
– Почему, мисс Тэмид? Почему вам теперь все равно?
– Потому что он ко мне приезжал, и я все знаю, и теперь я не чувствую себя непривлекательной.
– Когда он был у вас?
– Четыре, а может быть, пять дней назад. Точно не помню.
– Он сам пришел?
– Нет, я его пригласила.
– Ну и как? Что произошло?
– Да ничего.
– Ничего?
– Совсем ничего, – Марта утвердительно кивнула. – Знаете, я очень терпеливая женщина. Мое терпение бесконечно. Видите ли, я ему предоставила все возможности. Но он просто... Он просто... неопытен. Он ничего не знает и не умеет. Абсолютно ничего. Ну есть же границы терпения?
– Я не уверен, что понимаю вас, мисс Тэмид.
– Нельзя же винить человека за неопытность. Это совсем не то, что быть невнимательным... Понимаете? Когда я попыталась все выяснить, я поняла, что он просто... неопытный. Он просто ничего не знает. Он ничего не знал и не умел.
– Что он не знал, мисс Тэмид?
– Что делать с женщиной и как.
Внезапно она наклонилась вперед.
– Я вам могу довериться. Верно? Вы ведь как исповедник. Разве нет? Священник, который выслушивает исповедь? Я могу вам все сказать?
– Конечно, – подтвердил Хейз.
– Я сама сняла блузку, – стала рассказывать Марта, – потому что он никак не мог расстегнуть пуговицы. Ну а потом... Он даже не сумел меня раздеть... не знал как. Он никогда не был с женщиной. Вы меня понимаете? Он еще невинный.
Марта откинулась на спинку стула и произнесла:
– Разве невинность может обидеть!
* * *Однако полицейские, которые обыскивали комнаты, очень обижались на полную невиновность всех. Они обыскали дом Мэри Томлинсон от подвала до чердака, прочесали каждый дюйм квартиры Майкла Тейера, они заполнили дом Амоса Барлоу, как термиты, но не нашли даже следов фильма, украденного у Фреда Хеслера. Они осмотрели все в маленьком «фольксвагене» миссис Томлинсон, перетряхнули каждое место в голубом «седане» Майкла Тейера, обшарили золотистый «шевроле» Амоса Барлоу, но ничего не нашли и там. Они перевернули все вверх дном в маленьком офисе Тейера в здании Брио и в почтовом отделении Барлоу на Мейфер, 891, но так и не наши фильм, и запущенная было карусель снова остановилась.
На следующий день, даже не подозревая, как близко они подошли к разгадке этого дела, детективы собрали совет на участке.
– Что вы обо всем этом думаете? – задал вопрос Хейз. – Есть какие-нибудь предложения?
– Никаких, – вздохнул Карелла.
– А у тебя, Мейер?
Мейер отрицательно покачал головой.
– У тебя, Берт?
Клинг ответил после минутного колебания:
– Нет.
– Значит, назовем это самоубийством и закроем дело? – спросил Хейз.
– А еще, черт возьми, что мы можем сделать? – задал вопрос Мейер.
– Давайте попросим у Питера разрешение оставить его среди нераскрытых, – предложил Карелла.
– Это все равно, что загубить все дело, – не согласился Хейз.
Карелла пожал плечами.
– Может, когда-нибудь в нем что-то и прояснится?
– Когда?
– Кто знает? Мы зашли в тупик. Что еще мы можем сделать сейчас?
Хейз все еще колебался, он не желал сам собственными руками загубить все.
– Давайте проголосуем, – предложил он.
Все согласно кивнули.
– Кто за то, чтобы просить у Питера разрешения сослать это дело в Сибирь?
Никто не поднял рук.
– Мейер?
– Сбрасывай, – махнул рукой Мейер.
– Берт?
– Сбрасывай.
– Стив?
Стив долго молчал, потом неохотно кивнул и сказал:
– Ладно. Ссылай, сбрасывай.
В тот день на стол лейтенанта Питера Бернса легло заявление. Он мельком взглянул на него, взял ручку и подписал разрешение. Перед тем как уйти домой, Альф Мисколо собрал со всех столов кучу бумаг, подошел к зеленому шкафу с надписью «Нераскрытые дела», выдвинул ящик и бросил в него папку, в которой были все документы по делу Томми и Ирэн Тейер.
Глава 14
Человек лежал на спине в Гровер-парке. Они уже очертили контуры его тела на мокрой траве к тому времени, когда прибыли Карелла и Хейз. Человек, казалось, был нелепо вставлен в раму своей невероятной позы, белый порошок схватил момент смерти и запечатлел его.
Полицейский фотограф исполнял свой мрачный танец вокруг трупа, каждый раз после очередной вспышки фотоаппарата меняя угол съемки. Труп, не мигая, глядел на него, скрючившись в нелепой позе, в которой застала его смерть: подогнув одну ногу под себя, вытянул другую. Солнце ярко светило. Стоял май, и воздух был напоен пьянящим ароматом свежескошенной травы, восхитительным запахом магнолий, кизила, вишен и айвы. А в сердце у него торчал нож!
Они стояли вокруг тела, обмениваясь любезностями, они собирались вместе только тогда, когда торжествовала Смерть. Ребята из лаборатории, фотограф, помощник главного медицинского эксперта, два детектива из отдела убийств Северного округа, двое с 87-го седьмого участка – все окружили труп человека с ножом в сердце и спрашивали друг друга о повседневных делах, слышали ли они, что Манилус из 33-го участка был убит грабителем вчера вечером, о людях, съезжающих с квартиры ночью, чтобы не платить за нее, и о том, будет ли упорствовать комиссар, и о том, что день был прекрасный и погода этой весной прекрасная и нет ни капли дождя. Они перекидывались шутками. Фотограф рассказал одну – о первом астронавте на луне, одновременно незаметно и по-деловому выполняя свою работу. Мертвец лежал на траве. Они признавали его присутствие мысленно, только ловко орудуя руками. Они, по сути, отрицали его. Он уже был для них не человеком, а проблемой.
Карелла вынул из его груди нож, после того как был закончен медицинский осмотр и фотографирование. Он осторожно взял его, предварительно прикрыв ладонь носовым платком, чтобы не снять возможные отпечатки на рукоятке и лезвии.
– Вы выпишете свидетельский бланк? – спросил его один из лаборантов.
– Да, – ответил он кратко.
Он вытащил три или четыре бланка из заднего кармана брюк, вынул один из перевязанной резинкой пачки, положил остальные обратно, снял колпачок с ручки и начал писать.
Автоматически он перевернул бланк и на обратной стороне заполнил строчки необходимой информацией.
Он привязал ярлык к ручке ножа в том месте, где она соединялась с острием. Затем, держа нож за привязанный к нему ярлык, подошел к лаборанту, который делал рисунок тела и его местоположение.
– Можете взять его с собой, – сказал Карелла.
– Спасибо, – лаборант принял нож из его рук и отнес его в машину, стоящую одним боком на траве, другим на дорожке, которая опоясывала парк. Прибыла «Скорая помощь», и санитары ждали, когда все кончат работу, и они смогут отвезти тело в морг на вскрытие. Хейз, находящийся где-то рядом на расстоянии нескольких футов от того места, где ожидали санитары, расспрашивал человека, заявившего, что видел все происшествие. Карелла без всякой определенной цели подошел ближе. Иногда ему казалось, что вся эта официальная суматоха, которая начинается, когда обнаружен труп, предназначена для того, чтобы безболезненно свыкнуться с мыслью о существовании насильственной смерти. Служащие делали снимки, наброски, собирали латентные отпечатки и все доступные свидетельские показания, но все это были действия людей, которые на самом деле медлили, привыкая к мысли о трупе и необходимости иметь с ним дело.
– Когда это случилось? – спрашивал Хейз свидетеля.
– Должно быть, полчаса назад, – сказал он. Это был худой старик, его голубые глаза слезились, из носа текло. Он все время вытирал его тыльной стороной руки, покрытой коркой слизи.
– А где вы сидели, мистер Колуци? – поинтересовался Хейз.
– Прямо здесь, на этом высоком камне. Я делал набросок озера. Видите ли, я уже на пенсии, живу с дочерью и зятем на Гровер-авеню, тут недалеко, через парк.
