Николай Леонов - Доброе лицо зла
– Я как раз хотел поинтересоваться, что эта загадочная фраза означает, – обратился Гуров к Виктору. – Какое платье?
– Красное, – усмехнулся Покровский. – Красивое, дорогое. Это случайно получилось. Как дошло дело до того, чтобы перевязать пакет с деньгами оговоренной красной ленточкой, обнаружилось, что у меня дома такой ленточки или шнура нет! Что делать? Не к соседям же идти, красную тряпочку просить – решат еще, что у меня с головой проблемы. А в каких лавках красными ленточками торгуют, я, ей-богу, не знаю. Меня время поджимает, и нервы, сами понимаете, на взводе. Заглянул в шифоньер, а там Светкино красное платье, нарядное такое. Недолго думая, взял ножницы и отчекрыжил от подола по кругу требуемый лоскут. Несколько раз обмотал пакет, завязал бантиком. Светланка лоскуток и признала.
– Стоп! – сказал Станислав. – Признала, говоришь? Хм… Пока лоскуток был несколько раз перекручен вокруг пакета, да еще завязан… Не больно-то его признаешь! Некая абстрактная тряпица. Вот когда тряпица расправлена – тут другой коленкор. Интересный момент просматривается: значит, снимали ленточку при ней, получается, что она распакованный пакет видела. Странно…
– Действительно… – согласился Гуров, с уважением поглядев на заметившего очередную несообразность «друга и соратника». – С чего бы похитителям распаковывать добычу при жертве? Жадность мозги затуманила? Ладно, отложим пока в копилку странностей. Теперь перейдем к инструкциям, которые озвучила Светлана.
Инструкции отличались краткостью и четкостью. Завтра в двенадцать дня Покровскому позвонят и скажут, что делать дальше. Но вот комментарий Светланы к этим сухим фразам вызвал у Виктора Алексеевича некоторое удивление. И не только у него. Смысл того, что сказала Светлана, был ясен, но вот зачем она это сказала?
– Вы сами слышали. Она произнесла следующее: «Папа, отнесись к тому, что услышишь, со всей серьезностью. Не бесись сразу, не упирайся рогами в землю, подумай. Очень может быть, что моя жизнь зависит от того, как ты поступишь!» Можно еще раз прослушать. Так вот… – Покровский нахмурил брови. – Я все-таки смею надеяться, что неплохо знаю свою дочку. Само построение фразы – совершенно не ее. Она бы ту же мысль выразила по-другому. Такая густопсовая вульгарщина, как «упираться рогами в землю», Светланке просто бы в голову не пришла. Вывод: фразу ей заранее продиктовали, заставили заучить и произнести после того, как она оповестит меня о завтрашнем звонке. Вопрос: к чему бы такие сложности? Зачем похитителям лишний звонок, к чему особо подчеркивать его серьезность? Чем больше звонков, тем, вообще говоря, больше риска для них. В этот раз номер мобильника, с которого сообщили о прогулке сирен, не определился. Тот, с которого в пять звонила Светлана, – тоже. Следовало ожидать, что они предпримут соответствующие меры. Но все-таки некоторый риск засветиться сохраняется, и с каждым новым звонком он растет. Что мешало им принудить Светлану передать мне то, что они собираются потребовать, во время нашего сеанса связи? Как в первый раз, с видеокассетой?
– Вижу одно объяснение, – после непродолжительного размышления высказался Гуров. – Похитители придают завтрашнему звонку и тому, что за ним последует, исключительное значение. Поэтому решили подстраховаться, оказать на тебя через Светлану дополнительный нажим. Чтобы ты был посговорчивее. Это настораживает: своим сегодняшним поведением ты продемонстрировал, что послушно идешь у них на поводу. Чего ж им еще?! Чем они собираются тебя ошарашить? Во всяком случае, чем-то таким, чего Светлане знать не надо. Поэтому они не стали использовать Светлану для передачи информации. Кстати, мне в этом видится очень обнадеживающий нюанс. Раз похитители не желают, чтобы Светлана что-то узнала, значит, они не намерены ее ликвидировать. Иначе им было бы все равно.
– О чем-то она все-таки знает, – уточнил Виктор Алексеевич, которому рассуждения Гурова о «нюансе» пришлись очень по душе, хоть полностью не успокоили. – Или догадывается. Потому что голос у нее по-настоящему взволнованный. Я вам больше скажу! Тогда, в первый раз, когда я смотрел и слушал ее на видеокассете, Светланка была спокойнее! Точно она что-то очень тревожное сегодня узнала, а сказать мне об этом не может.
– Ну-у… – протянул записной скептик Крячко. – Это тебе только так кажется. Как ты мог различить такие тонкие оттенки ее настроения за трехминутный разговор? И картинки не было. Как тут сравнивать?
– Я все-таки ее отец, – сердито возразил Покровский, – вот и различил. Картинка, представь себе, тоже имеется. Видимо, она заранее попросила тех, кто ее охраняет, сфотографировать ее в конце нашего разговора и переслать картинку мне. Для пущей убедительности. Может быть, паршивцы сами догадались: все, дескать, в порядке. Вот, смотрите сами. Не то она перепугана чем-то, не то шокирована. Выражение лица тревожное, и глаза…
Он вновь щелкнул клавишей на панельке мобильника. На маленьком экране высветилась фотография Светланы Покровской. Хорошая, кстати, фотография – увеличить, распечатать и хоть сейчас на выставку фотопортретов. На первый взгляд, ничего такого особо тревожного во внешности Светланы не замечалось. Ну, не сказать, чтобы лицо девушки лучилось радостью, так она ведь не на пикнике с подружками!
Лев и Станислав переглянулись.
Что померещилось Покровскому? Душа не на месте, беспокоится за дочурку, вот и накручивает себя?
А если не померещилось?
– Светлана попросила, и ей пошли навстречу, – произнес Гуров с какой-то странной интонацией. – Экие покладистые похитители… Что ж… И такое бывает! Давайте считать наши сегодняшние посиделки законченными, ничего более существенного мы пока не высидим. Встретимся завтра, здесь же, в два часа. К тому времени Виктор уже будет знать новые требования похитителей, да и у нас, глядишь, появится что-то перспективное. Ты, Витя, не обижайся, что мы только слушали тебя в четыре уха, а сами ничего не рассказали. Мы не секретничаем, просто пока нечего. Посмотри вот, кстати, ты этого парня раньше встречал?
Он достал из кармана своего спортивного пиджака фотографию Пугачева, которую двумя часами раньше Крячко, по просьбе Льва, получил по e-mail из паспортного отдела по месту жительства Сергея. Протянул фотографию Виктору.
– Встречал, а как же! Я вам про него рассказывал, он к Светлане несколько раз в гости заходил. Когда с компанией, когда один.
– «Цыганистый тип»? – уточнил Гуров и победно взглянул на Стаса: видишь, опять я угадал!
– Ну да, – кивнул Покровский. – Он. А при чем…
– Да ни при чем, скорее всего, – успокаивающе перебил его Гуров. – Но встретиться с ним мне бы хотелось. Это, понимаешь ли, вроде как неформальный лидер у «Детей тумана», есть некоторые основания так считать. Может быть, в разговоре с ним появится какая-нибудь зацепка. Что-то видел, что-то слышал, что-то привлекло его внимание… У нас с зацепками неважно, поневоле где угодно рыться начнешь. Впрочем, побеседуем об этом завтра, я как раз собираюсь утром его дома навестить. Встретимся в два – поделюсь впечатлениями. А сейчас давайте разбегаться. Нет возражений? – Лев сознательно сворачивал разговор. Он не хотел, чтобы его – непонятно почему обострившийся! – интерес к Сергею Пугачеву был неправильно воспринят Виктором, который сейчас стал обостренно чувствительным, точно сверхчуткий сейсмограф. Да и пану Крячко не стоило давать лишний повод для ехидства.
Возражений не последовало.
– Ты ведь на машине, Витя? – спросил Гуров. – Отлично… А меня Станислав на «мерсике» подбросит, хватит с меня на сегодня прелестей московской подземки. Посматривай на всякий случай, не прицепился ли к тебе «хвост». Хоть это маловероятно, нет смысла. И успокойся, сбрось нервное напряжение. Советую: как доберешься до дома, выпей грамм сто пятьдесят коньяку. Есть у тебя такой напиток?
– Найдется, – проворчал Покровский. Ох, как не хотелось Виктору Алексеевичу сейчас оставаться одному, в тихой пустой квартире, где все напоминает о дочке. – Я, когда ехал сюда на встречу с вами, проверялся. Не было «хвоста». Или ставили его профессионалы суперкласса, но в такое я не верю. До завтра, друзья! Удачи вам!
– Взаимно! – откликнулся на традиционное пожелание «друг и соратник». – А относительно коньяка Лева прав. Но лучше – двести грамм.
Тихо пофыркивая мотором, черный «Мерседес» преклонного возраста двигался по Пятницкой в сторону набережных. Вечерело. Воздух, врывавшийся в приоткрытые окошки машины, становился прохладнее, свежее и все сильнее пах цветами.
– Витю успокаиваю, а у самого на душе маетно, – вдруг пожаловался Гуров. – Дурацкий день. Ни черта толком не сделали! Хоть бы одна ниточка… И дело какое-то дурацкое, печенкой чую. Нет, в Управление ехать не стоит, хоть и договаривались с Петром. Давай встречу с Орловым перенесем на завтра, нечего зря языками молоть, я ему позвоню сейчас, чтобы не ждал. Хорошо, что хоть не подводим начальника, он все равно раньше восьми из кабинета не выходит, покуда свою пичугу не накормит. У Капитана Флинта последнее кормление по расписанию в девятнадцать тридцать. Хорошо живется канарейке, никаких тебе похищений… Да-а, забуксовали мы с тобой, дружище!..
