Фридрих Незнанский - Свой против своих
Летом русская речь на Кипре слышалась на каждом шагу. Тут этим никого не удивишь. Чаще всего здесь отдыхают туристы, прибывающие со сформированными российскими агентствами группами. Приехавшие на неделю-другую девушки охотно знакомились с постоянно проживающим здесь соотечественником. Состоятельный холостой парень был для них хорошей приманкой. Он и на пляж-то поэтому редко ходил, — надоело подобное внимание. Как-то его они быстро вычисляли и начинали вести массированную атаку, некоторые бабенки были весьма назойливы, от одной особы еле ноги унес. Однако все же иногда нестерпимо хочется освежиться, поплескаться в море, невозможно постоянно находиться в такой жаре, спасу нет.
Вволю наплававшись, почти два часа, Дмитрий вышел из моря и блаженно растянулся на лежаке, подставив могучую спину солнцу. Однако спокойно полежать удалось от силы минуту. Кто-то постучал костяшками пальцев по деревянному топчану, словно в закрытую дверь, и нежный девичий голосок произнес на чистом русском языке:
— Простите, вы легли на мое полотенце.
Раз говорит по-русски, значит, кто-то из соотечественниц. Нужен повод заговорить, вот в ход и пошел примитивный розыгрыш с полотенцем.
Разлепив глаза, он нехотя поднял голову. Смущенно улыбаясь, перед ним стояла стройная, загорелая девушка в отдельном купальнике. Сероглазая, с тонкими бровями, волосы перехвачены сзади резинкой. Она только что вышла из воды и машинально ладошками смахивала с себя капли.
Раньше Дмитрий ее не видел и сейчас растерялся. Что за странное требование! Он же не сумасшедший, прекрасно помнит свое полотенце.
— Я сразу заметила, что они у нас одинаковые, — засмеялась девушка и кивнула в сторону.
Там, метрах в десяти, стоял лежак с точно таким же полотенцем. Это же надо такому случиться! Тысячи разных рисунков, вероятность встречи одинаковых — ноль. Причем довольно экзотические — с символическими изображениями летних видов спорта. Дмитрий свое купил в Болгарии.
— Нет, я в другом магазине — в Германии.
— Что вы там делаете?
— С некоторых пор я там живу.
Маргарита Форосевич уехала с родителями из России шесть лет назад, до эмиграции они жили в Петербурге, в роскошном доме на углу Пестеля и Моховой. И никаких претензий к той жизни у них не было до тех пор, пока не заболела мама. Обнаружился целый букет недугов, от которых российские врачи не могли ее избавить. Случайно удалось связаться с немецкими медиками, те гарантировали, что, возьмись они за дело, от хворей Натальи Абрамовны не останется и следа. Однако лечение предстояло длительное, поэтому семье Форосевич пришлось переехать в Германию.
Слово свое медики сдержали: мама полностью выздоровела, сейчас работает.
— Она по образованию искусствовед, специалист по средневековой культуре. Мама и в России много занималась изучением творчества Дюрера и Альтдорфера, никогда не думая, что станет их земляками. У нее даже были заочные знакомые в местном историческом музее, теперь она там работает.
Отец Маргариты — капитан первого ранга, подводник. Выйдя в отставку, он еще в Питере не на шутку увлекся историей. Не оставляет это увлечение и поныне. Он даже подрабатывает тем, что составляет для желающих генеалогическое древо. Много времени проводит в университетской библиотеке Регенсбурга, иногда ездит в архивы, дома ночи напролет торчит во Всемирной паутине.
— Вы продолжаете какую-нибудь семейную династию?
— Нет, я учусь на диетолога.
— То есть выбрали специальность под влиянием вылечивших маму врачей.
— Опять же нет. Я не врач, а именно диетолог. Разные вещи. Заканчиваю специальный курс, а не медицинский факультет.
— Это называется на ловца и зверь бежит — я ведь как раз страстно мечтаю похудеть.
У Дмитрия действительно появилась такая мыслишка, поскольку начал заметно полнеть. Даже несколько раз пытался истязать себя голодом. Правда, помогало это мало. Однажды сам признал: «Похудел всего на два грамма».
Маргарита оказалась классным специалистом — она сразу сказала, что нельзя постоянно недоедать. Уже за одно это Дмитрий испытал к ней чувство благодарности. Когда же девушка стала рассказывать про самую прогрессивную на сегодняшний день хлебную диету, ярой сторонницей которой была, он вообще расцвел и слушал ее раскрыв рот.
— Хлебная диета не ведет к резким и быстрым изменениям в деятельности организма, потому-то совсем не опасна, — убеждала Маргарита с таким жаром, будто собеседник протестовал. — Необходимо каждые три-четыре часа есть пищу, содержащую сложные углеводы, что и приводит к ощущению сытости. При этом человек чувствует себя весьма комфортно, не страдает постоянно от голода, не мучается вопросом, что можно будет съесть в следующий раз и когда это произойдет. Это называется — худеть с удовольствием. При этом у человека отпадает потребность, извините за грубость, обжираться, исчезает потребность в очень больших порциях. Он просто физически не сможет каждые три-четыре часа есть много…
В этот день за разговорами Дмитрий начисто забыл про еду. Пляж пустел, начинало смеркаться, и в глаза особенно заметно бросалось полотенце со спортивными символами, ставшее невольным катализатором нового знакомства. А они все говорили и говорили. Свою беседу они продолжили на следующий день — встретились утром, расстались поздно вечером.
День ото дня Дмитрий все больше попадал под очарование этой обаятельной девушки. Вскоре Саврасов и жизни не представлял себе без нее, безостановочно думал о Маргарите, старался предвидеть ее желания, развеселить, чем-нибудь помочь. Он вполне мог бы сказать о себе словами Санчо Пансы: «Это я, если только меня не подменили в колыбели…» О старушке Скворцовской он вспоминал с отвращением, каждый телефонный разговор с ней был ему неприятен как напоминание о постыдном прошлом.
Маргариту тоже покорил молодой российский коммерсант, рядом с которым ей было интересно и приятно. Возвратившись в Германию, она тоже беспрерывно думала о нем, перезванивались новые знакомые ежедневно. Да вскоре и новыми считать себя перестали — казалось, они знают друг друга давным-давно.
После отъезда Маргариты прошел уже месяц, который показался Дмитрию нестерпимо длинным. Он собрался съездить в Регенсбург. Самому хотелось, да и девушка уговаривала — тоже соскучилась. Уже был куплен билет — самолетом до Мюнхена, оттуда час езды на электричке — когда неожиданно был нарушен размеренный ход его жизни. Сначала эта дурацкая пьянка-гулянка со случайными российскими знакомыми, результатом чего явилась потеря мобильного телефона, на несколько дней прервана регулярная связь с Регенсбургом. Когда же приобрел новый аппарат и сам позвонил по делам Коростылеву, тот ошарашил его сообщением о гибели матери.
На похороны Дмитрий не успел. Прилетев в Москву, сразу отправился на кладбище, где пробыл до самого закрытия. Потом приехал к дяде Паше, переночевал и рано утром улетел в Германию. Вместе с Маргаритой ему будет легче пережить трагическое время.
В один из дней Дмитрий позвонил в Москву.
— На девятый день прибудешь? — спросил дядя Паша.
— Обязательно.
Глава 23 Московский уик-энд
В ночь на субботу Анатолий Ксенофонтович Альбицкий летел в Москву.
Для Грейсфорда его исчезновение недолго оставалось загадкой. Благодаря сотрудникам «Кристалла» удалось выяснить, что Анатолий Ксенофонтович регулярно, примерно раз в три месяца, летал в Россию. Так было и в этот раз. Через аэропортовские службы полковник без проблем узнал номер рейса мистера Альбицкого. В то время, когда руководитель «Кристалла», он же пассажир бизнес-класса, с блаженным видом потягивая из плоской фляжечки коньячок, пролетал над просторами Швейцарии, московские оперативники и следователи прокуратуры готовились к его встрече. Грязнов выделил двоих человек для наружного наблюдения, которые отправились в Шереметьево.
— Что это за дурацкая манера — прилетать в такую даль всего лишь на два дня?! — пожал плечами Турецкий, узнав из американского донесения, что у Альбицкого обратный билет взят на воскресенье вечером.
— А почему ты не удивляешься, когда многие наши бизнесмены летают на выходные кататься на горных лыжах в Швейцарию? — меланхолично ответил Вячеслав Иванович.
Оперативники из наружки узнали Альбицкого по условному сигналу лейтенанта, сидевшего на паспортном контроле: тот будто бы машинально передвинул вставленный за стеклом календарик. «Можно считать, он одновременно прошел и фейс-контроль», — шутливо сказал один оперативник своему напарнику. Второй охотно поддержал шутку: «С таким интеллигентным лицом не то что в нашу страну — в любой ночной клуб пропустят».
Стройный, высокий блондин в фирменной осенней куртке одним из первых с нью-йоркского рейса прошел в зал для встречающих. Багаж он ждать не стал. В руках у него был только кейс с кодовым замком.
