Андрей Константинов - Реализация
Валера направил было в сторону головы Сво пистолет Крылова. Но добить бандита не смог. Точнее, не то чтобы не смог – просто понял, что тот и сам доходит.
Убрав пистолет во внутренний карман и сжав посильнее ручки баула, Штукин заковылял прочь. Инстинктивно он брел в сторону вокзала. Лишь дойдя по бульвару до памятника Эрнсту Тельману, Валера начал свободной рукой ощупывать свою шею. Под кожей он нащупал бугорок. Это была пуля из «тэтэшки», пробившая воротник куртки и непонятно почему не прошедшая навылет – может быть, патрон был бракованным и потому ослабленным…
У Валерки закружилась голова. Он достал платок из кармана брюк и осторожно положил его на шею. Голова закружилась еще сильнее. Задохнувшись, Штукин был вынужден присесть на лавочку – отдышаться. Несколько минут он сидел и дышал, словно случайно выскочившая на берег рыба. От внезапно пришедшей в голову мысли Валерка иронично улыбнулся и прошептал:
– Что ж они меня добить-то никак не могут? Это же сколько они по мне выпустили пуль, с учетом лифта!
Он посидел еще немного, подставляя лицо холодному ветру, а потом скомандовал сам себе:
– Надо нырнуть!
Штукин встал и, покачиваясь, пошел к привокзальной площади, чтобы попытаться взять там машину до города. У него была сначала мысль уехать на оставшейся от Перша и Сво «девятке», но этот вариант Валерка сразу же отверг: в таком состоянии, в каком он находился, да еще без доверенности – далеко не уедешь. Либо сам улетишь в кювет, либо сотрудники ГИБДД остановят со всеми вытекающими… Никакого пресловутого плана «Перехват» Штукин не опасался, потому что знал: милиция начнет осуществлять разные мероприятия только после того, как все съедутся к месту происшествия, обляпают там все и дождутся начальства. И потом уже пойдут всякие перехваты – и не потому, что они дадут какой-то результат, а потому, что так положено… Хорошо, что Валера все-таки не дошел до привокзальной площади – там он, наверное, со своим странным внешним видом лишь нашел бы новые проблемы. Штукину удалось поймать машину прямо на бульваре. Это была очень неновая белая «Волга», за рулем которой сидел мужик лет сорока.
– Мне в Питер, – сказал ему Валера. – Плачу тонну. Могу половину отдать вперед.
Мужик молча кивнул и, когда Штукин уже залез на заднее сиденье, спросил:
– Что, крепко досталось?
Для того, чтобы задать такой вопрос, особой наблюдательности не требовалось.
– И это только начало… – простонал Валерка, осторожно устраивая разбитую голову на подголовник.
Водитель плавно тронулся и через некоторое время поинтересовался:
– И за что страдаем?
По мужику было видно, что он обладал разносторонним жизненным опытом.
У Штукина не было сил врать, и он ответил честно:
– За большие, как обычно, деньги…
Водитель через зеркало заднего вида покосился на кожаный баул, оценил его и спокойно пообещал:
– Не боись, я тебя не сдам. У самого две судимости.
Валерка кивнул и через несколько секунд отрешенно спросил:
– Хочешь, поделюсь?
– Не хочу, – твердо ответил мужик, покачав головой.
– Чего так?
– Не люблю халявы. А в долю падать, видно, поздновато…
– Поздновато, дядя, – согласился Штукин и начал впадать в какую-то полудрему.
– Что-то можно исправить? – спросил его водитель через несколько минут.
Валерка вопрос слышал, но отвечать на него что-либо у него уже не было сил. Не было у него сил и на то, чтобы подумать – а что, собственно, делать дальше. Штукин даже не знал, куда ему ехать. Он понимал, что домой соваться нельзя. А куда можно? Сил для решения этой проблемы не хватало. Валерка провалился в полусон – полукоматоз. Он словно грезил наяву. Перед ним поочередно появлялись лица Ильюхина, Юнгерова, Гамерника, Крылова, Сво и Перша, матери и отчима, еще кого-то… Из этого почти анабиозного состояния его вывел телефонный звонок. Трель звонка была незнакомой, и Штукин не сразу сообразил, что мобильник звонит в кармане его куртки. Ах да, он же зачем-то подобрал телефон Крылова, оставив свой у Перша или Сво… И «Осу» оставил у них… А сейчас возвращаться на место перестрелки поздно…
Непонятно зачем, Валерка ответил на звонок:
– Алло…
– Петр Андреевич! – энергично затараторил в трубке мужской голос. – Это Губанков. У меня тут небольшая проблема нарисовалась…
– Петр Андреевич сменил номер, – перебил Губанкова Штукин. – У него тоже… проблема. Сюда можно больше не звонить.
Валерка отключил мобильник, некоторое время тупо смотрел на мобильник, а потом вспомнил: Вера! Наверное, она – единственная, кто может хоть чем-то помочь в этой ситуации.
Несколько минут он мучительно вспоминал ее номер, потом неуверенно набирал его трясущимися пальцами… Ему повезло – номер он вспомнил правильно:
– Алло…
– Валера! – сразу узнала его Вера. – Как ты? Куда пропал?
– Я… у меня проблемы кое-какие…
– Что случилось?! Ты где?!
– Я… Я тут подрался малость с одними красавцами… Ты дома?
– Дома…
– Я… Можно я заеду к тебе?… Я не совсем в кондиции…
Надо отдать должное Вере – она почти не колебалась:
– Приезжай, конечно, Валера! Адрес помнишь?
– Помню, – сказал Штукин и нажал на клавишу отбоя.
Закрыв глаза, он тихо сказал водителю:
– На Васильевский едем. Хорошо?
Водитель лишь молча кивнул.
Трубка Крылова звонила еще несколько раз, но Валерка на звонки уже не стал отвечать. Он сидел с закрытыми глазами и боялся думать о том, почему все пошло совсем не по его плану…
А по его плану, наверное, ничего не могло пойти изначально. Слишком много моментов Штукин просто не учел: что-то неправильно оценил, на что-то вообще не обратил внимания.
Например, он совершенно не придал значения в подслушанном в доме Юнгерова разговоре фразе о том, что к офису Вадима кто-то должен будет подвезти сувениры и подарки для того, чтобы Крылов мог их распихать в Москве нужным людям…
Этим «кем-то» был не кто иной, как Якушев. Поручение закупить всякой дорогой презентационной ерунды Юнгеров дал именно ему. Через это задание Александр Сергеевич хотел как-то разрулить неправильную ситуацию с Егором. Юнгеров ведь по-своему очень любил этого парня и переживал за него. Своего сына у Александра Сергеевича не было, поэтому к Якушеву он относился если и не совсем по-отцовски, то все равно очень по-родственному. Накануне предполагаемого отъезда Крылова в Москву Юнгеров позвонил Егору, выдернул его на встречу и объяснил, что нужно сделать. Якушев выслушал задание, глядя в пол, и кивнул в знак согласия:
– Я все понял. Все сделаю, Александр Сергеевич.
Выглядел Егор не очень хорошо: он сильно похудел, под глазами залегла чернота, да и сами глаза не радовали, в них не было прежнего доброго блеска, не кричали озорные искорки. Якушев словно постарел сразу на несколько лет. Тот, кто Егора не знал раньше, посмотрев на него, легко бы дал ему не двадцать два года, а «уверенный тридцатник».
У Юнгерова кольнуло сердце и запершило в горле. Он откашлялся и спросил:
– Что это ты меня по имени-отчеству?… Я для тебя дядя Саша! Забыл, что ли?
Егор ничего не ответил, лишь поднял глаза на секунду, но Александру Сергеевичу этого хватило. Юнгеров вздохнул и взял парня за плечо:
– Егор… Егорка… Я все понимаю… Может, и я тогда резко слишком… Но и ты был не прав… Я понимаю, ты к этой женщине по-особенному относился… Но это еще не основание, чтобы с ходу в морду бить нашего… члена нашего коллектива, своего…
Якушев устало и очень по-взрослому вздохнул:
– Никакой Штукин не свой… Вы… Вы не знаете… И неправильно к нему относитесь…
Юнгеров нахмурился:
– Может, я чего-то и не знаю. Но думаю, что и ты знаешь не все… Ладно, Егор, давай сейчас не будем – вот так, впопыхах. Давай Петра Андреевича в Москву проводим – он туда по очень важному делу едет, для всех нас очень важному – и поговорим потом. Долго поговорим, про все-все. Хорошо, сынок?
Егор вскинул голову и долго смотрел Александру Сергеевичу в глаза, а потом сказал:
– Хорошо… дядя Саша…
…С купленными на почти тридцать тысяч долларов «шелабушками» в большой сумке Якушев подъехал на такси к месту бойни буквально через несколько минут после того, как оттуда уехал Штукин. Таксист, увидев мертвые тела вокруг машины с мигалкой, охренел настолько, что рванул прочь, забыв взять с Егора деньги. Якушев выронил сумку с сувенирами и обежал кругом место происшествия. Потом он начал метаться от одного остывающего тела к другому. Четверо были мертвыми, а пятый (это был Сво) тоже «доходил». Но он все же еще дышал, правда еле-еле. Егор упал рядом с ним на колени и, подхватив под плечи, стал бережно поднимать ему голову: