Николай Леонов - Профессионалы
– Здравствуйте, – заговорил он быстро, стараясь скрыть замешательство и злость. – Шумите? Заговор? Когда флибустьеры были недовольны капитаном, то вздергивали его на рею. Пока я живой, будете меня слушаться. Ты, Боря, свою вахту кончай и бебехи из кабинета убери! Спи в своей постели, ты мне нужен свежий, а не замученный!
Светлов, одобрительно кивая, уступил Гурову место за столом, Крячко ухмыльнулся, а Боря, только и мечтавший, чтобы ему помогли, взъерошился.
– Вы «Тиля Уленшпигеля» читали? – вызывающе спросил он.
– Мог и не читать, – ответил Гуров. – Пепел Клааса стучит в твое сердце? Что стучит, это хорошо. А что дыхание у тебя короткое – плохо. – Последнее время Гуров порой употреблял в разговоре спортивную терминологию. – Мы с преступниками не наперегонки гоняемся. Все! Профсоюзное собрание закончено, я – приказал, ты – выполнил.
Светлов из-за стола вышел, а Гуров не сел, поднялся и Боря, Крячко стоял у стены. Кабинет был небольшой, и они вчетвером чуть ли не толкались. Гуров первым оценил комизм ситуации, рассмеялся:
– Ну ладно, коллеги. Дружно выдохнули, сели, попробуем жить дальше, – он занял место за столом.
Крячко и Светлов разместились на диване, Боря, тяжело вздохнув, опустился на свой стул.
– Давайте разберемся в своих бумагах, что требуется, отпишем, наведем порядок. Серьезное дело у нас одно. Василий Иванович, в отделениях работают? – Гуров взглянул на Светлова.
– Работают.
– Если с таким энтузиазмом, как вы отвечаете, то дело плохо. – Гуров перевел взгляд на Крячко: – Станислав, честно, ты считаешь версию «Бильярдист» перспективной?
– А я в подхалимах не хожу, – ответил Крячко. – Версия ваша, – он кивнул, – не блеск, надуманная, притянутая, но на сегодня единственная. Надо работать. В чем вы правы, так это в оценке имеющихся у нас примет преступника. Я как-то ранее не задумывался, что мужчин среднего роста, возраста, телосложения не так уж много. Стоит присмотреться, каждый чем-то выделяется. Я бы в бильярдные Бориса запустил, – Крячко задумался. – И вы сами, конечно, по этой линии должны работать. А Станислава Крячко я бы от работы по делу освободил.
– И что бы ты поручил Станиславу Крячко? – улыбаясь, спросил Гуров.
– Парня, которого мы за недоказанностью освободили, – ответил Станислав, – кажется, Ветрин Сергей Семенович. То дело мы паршиво провели, хвосты оставили, где-то пистолет в группе болтается. Раз пистолет есть, значит, он в конце концов выстрелит.
«А ведь он прав, – думал Гуров, – я недорабатываю, перескакиваю, тороплюсь, все сам хочу ухватить. Вроде, кроме меня, оперативников в отделе нет».
– Возможно, ты и прав, Станислав, – Гуров помолчал, взглянул на товарищей. – Ты как считаешь, Василий Иванович?
Светлов мучился насморком, платок у него намок, нос покраснел, глаза слезились.
– Я полагаю, дело по девочке надо ставить на глубокую длинную колею, – хлюпая, ответил он. – Наскоком тут не возьмешь.
«Каждый полагает, глядя со своего места, – подумал Гуров. – Дело на контроле у руководства, будут требовать зримых результатов. А где их взять?»
– Начнем с того, что вы возьмете больничный и быстренько подлечитесь, – сказал Гуров. – Над отварной картошкой дышать, лук нюхать, сообразите.
В розыскном деле удача – фактор далеко не последний. Почему она прячется, когда появляется, даже самые опытные оперативники не знают. Но именно в этот момент, когда группа Гурова безнадежно заходила в тупик, раздался телефонный звонок. Гуров снял трубку неторопливо, по обязанности.
– Дело по несовершеннолетней…
– Говорите! – Гуров сделал такой жест, словно призывал присутствующих замолчать.
Голос был неуверенный, извиняющийся:
– Участковый Калошин. У школы я стою. Каждый день стою, примет не имею… Ходит тут один, может, ждет кого… Не пойму.
– Хорошо. Вы молодец, инспектор. Адрес. Сейчас приедут. Глаз не спускать, но не подходить.
Гуров записал адрес. Боря Вакуров рванул дверцу сейфа, выхватил пистолет. Светлов поднялся с дивана, преградил Борису дорогу.
– Крячко и Светлов, – Гуров протянул записку с адресом. – Станислав, задерживаешь ты.
– Я! – крикнул Вакуров. – Должен я!
– Сядь! – прошептал Гуров. – Все еще на воде вилами писано, – он вышел следом за Крячко и Светловым, жестом остановил.
– Станислав, – Гуров смотрел ему в глаза. – Если это он, а ты сработаешь плохо? Может, мне самому?
– Я сделаю его, – ответил Крячко.
И хотя Гуров знал, что Крячко для этой работы либо годится, либо нет, но словами помочь сейчас невозможно, сказал:
– Его надо развалить там, на месте. Ни на секунду раньше и ни на секунду позже, и до конца! Размазать подонка, и привезти сюда.
Крячко уже ничего не слышал, он молча кивнул и бросился к лифту, где его ждал Светлов. Когда Гуров вернулся в кабинет, Боря, размахивая пистолетом, закричал:
– Он мой! Мой! Вы безнравственны!
Гуров толкнул его на диван и прошел на свое место. «Ну что же, Станислав, я тебе дал старт, – Гуров перекладывал бумаги, не знал, куда девать руки. – Надо научиться курить». Он нашел в столе пачку сигарет:
– У тебя есть спички?
– Я вас очень не люблю, товарищ майор, – тихо сказал Вакуров.
– Я и говорю, у тебя короткое дыхание, – Гуров отыскал в ящике спички и неторопливо, чтобы не видно было, как у него дрожат руки, закурил. – У нас есть три человека, которые видели, как мужчина от школы уводил ту девочку. У всех имеются служебные телефоны, – он указал на аппарат. – Соединись, предупреди, пусть ждут нашего звонка.
Вакуров сидел неподвижно, сжимая в руке пистолет.
– Встать! – Гуров хлопнул по столу ладонью. – Положить оружие в сейф!
Борис подчинился, словно под гипнозом.
– Сейф запереть! Ключ положить на стол! Сесть к телефону! Выполнять!
– Вы все коростой покрылись, нелюдьми стали, – бормотал Боря, листая документы в поисках нужных телефонов. – На совещаниях о нравственности выступаете!
– Тебе дома следует жить, с мамой и папой, а не в кабинете, – Гуров пыхтел сигаретой, решая, куда бы ее пристроить, так как пепельницы на столе не было. – Смотрю на тебя, вспоминаю, каким был в твоем возрасте. Надо у генерала Турилина спросить, неужели и я тоже хамил старшим? Нервничал, точно, язвой был, не отрицаю, но чтобы хамил?
Гуров украдкой, словно кто мог увидеть, раздавил сигарету о радиатор батареи, вытер пальцы, смотрел на Борю с любопытством, действительно вспоминал.
– Двенадцать лет прошло. Когда старшие говорят: «Я этих лет не заметил», – не веришь. Как можно десятилетия не заметить? Когда начинаешь вспоминать, прошлое растягивается, становится наполненным и объемным. Если, увлеченный днем сегодняшним, оглянешься быстро, прошлого-то не видишь, вроде его и не было.
Гуров слушал телефонные переговоры Бориса невнимательно, решая, всыпать парню за хамство или сделать вид, что ничего не произошло. Конечно, работать Боре трудно. За свою жизнь в розыске Гуров с таким преступлением встречался лишь второй раз.
Он вспомнил свое первое крупное розыскное дело. Убийство наездника Логинова на ипподроме. Убийца, некто Крошин, формально человек образованный, даже интеллигентный. Фактически – человек ущербный, фашист, пытавшийся подняться над людьми, воображающий себя сверхчеловеком. Тоже мне, Заратустра.
Убийство писателя Ветрова. Его убил друг детства только за то, что Ветров был человеком сильным и целеустремленным, а убийца хотел быть таким. И он убил, доказывая самому себе, что тоже чего-то стоит и личность неординарная.
Бессмысленная смерть Елены Качалиной, которую убил проворовавшийся муж. Ему, видите ли, стало обидно, что он за воровство пойдет под суд, а она останется на свободе среди вещей, им добытых на ворованные деньги.
Последнее дело, которым он занимался в командировке. Человек спился, потерял себя, убил одного человека, пытаясь скомпрометировать другого. Так шахматист жертвует фигурой ради выигрыша позиции.
Кто из них был нормальный?
А этот Петренко, что застрелил четырех человек? Уж абсолютная патология.
Гуров подвинул настольный календарь, записал: «Встретиться с врачами, узнать о Петренко. Болен? Причины?»
Машина, в которой ехали Крячко и Светлов, включила сирену и заняла левый ряд, однако время все равно шло.
Светлов посмотрел на коллегу без ревности. Пусть Станислав младше по званию и возрасту, опыта у него меньше, ему жить и работать, как говорится, ему и карты в руки.
Хотя Крячко и плохо слышал последние наставления старшего, но ситуацию понимал отлично. Есть три свидетеля, готовые опознать мужчину, который увел девочку от школы. О трех свидетелях можно только мечтать, а тут они есть. Однако, с точки зрения прокуратуры и суда, свидетели эти ничего не стоят. Что они видели? Да, скажут они, вы видели, как этот человек увел девочку. Позже ее нашли мертвой, и экспертиза установила время смерти? И что? Почему увел? Они вместе ушли. И за ближайшим поворотом расстались. Не знает он и не ведает, что с несчастной произошло.
