Исторический криминальный детектив. Компиляция. Книги 1-58 (СИ) - Шарапов Валерий
— Давай, Маргарита Павловна, действуй, — схватил он меня за локоть. — Ты женщина, найдешь подход к ребенку. Смотри, чтобы с Танечкой не случилось что-нибудь необратимое.
Мама сдалась — как не сдаться, когда над душой нависла вся мощь милицейского управления? Мне сунули халат, подтолкнули к палате. Можно подумать, я детский специалист! Опыта общения с детьми никакого. Дежурная медсестра на цыпочках удалилась из палаты. Девочка лежала под одеялом, съежившись в комочек, все еще дрожала. Подрагивали ресницы. Ручка вылезла из-под одеяла, теребила каркас кровати. В горле образовался комок, я встала как вкопанная. Но нужно работать, невзирая ни на что. Я придвинула стул, села рядом, взяла руку девочки в свои руки. Она перестала дрожать, покосилась на меня. Не все девочки в четвертом-пятом классах вытягиваются, как жирафихи. Кто-то остается мелким. Танечка Кулагина была из последних. В схватке с маньяком она получила ссадины и шишки, медики обработали их зеленкой и йодом, облепили всю девочку лейкопластырем.
— Привет, — сказала я.
— Здравствуйте, тетенька… — прошептала Таня. — Почему вы так смотрите?
— Уважаю, подруга, — улыбнулась я. — Ты прямо как я в детстве… не растерялась, отбилась, молодец…
— Я не понимаю вас…
— Да и ладно, прости. Слушай, я в милиции работаю, мы ищем очень нехорошего человека. Если поможешь, будет здорово.
В принципе, я справилась с поставленной задачей. Девочка говорила — при этом мне удавалось не бередить ее душу страшными воспоминаниями. К чему ей знать, что маньяк хотел надругаться над ней и убить? Просто попугать решил. Плохой дядька, хулиган. И нам обязательно нужно его поймать, пока он еще кого-нибудь не напугал. Не знаю, поверила ли девочка. Нынешние школьницы уже не столь наивные. И слухи ходят по городу — и по школам в том числе. Танечка говорила, при этом сильно сжимала мою руку. Задачу я выполнила, но мы по-прежнему находились в тумане. Единственная отрада: очередной жертве удалось спастись. О том, что приключилось, я уже знала, волновал лишь один вопрос: КТО ЭТО БЫЛ? И снова жертва его не видела, напал сзади. Руки сильные, но много ли надо, чтобы справиться с ребенком? Подъехал на машине, бежал за ней, она слышала отчетливые звуки, хотя он и не топал, как слон. Ясно, чего хотел: усыпить эфиром — и в машину. Танюша отбивалась со всей яростью, звезданула по колену, еще куда-то. Во что одет, не помнила, пыталась прокусить ему руку, когда он давил на горло, но ткань была грубая, прокусить не смогла. «Жаль, — подумала я. — Человека с отметинами на запястье мы бы нашли». В пах она специально не била — много понимает в мужской анатомии? Просто вышло так — да и слава богу…
— Запах был, — вспомнила девочка. — Не сильный, но присутствовал. Только сейчас вспомнила. Примерно так от папы пахнет, когда они с мамой в гости собираются.
— Мужской парфюм? — изумилась я.
Запах был не сильный, но все же ощущался. В марках мужского одеколона девочка не разбиралась. Но не «Шипр», потому что «Шипром» пользуется папа, и она этот запах знает. Флакончик все время стоит на трюмо. Запах от «хулигана» был совершенно другим. Каким именно, Танюша объяснить не могла. А я терялась в догадках. «Тройной» одеколон, обожаемый алкашами? «Гигиенический»? Что-то благороднее? «Магнолия»? «Красный мак»? «Огни Москвы»? «Озеро Рица», которым всю дорогу пользовался Малеев и который у меня в печенках сидит? То есть, идя на дело, он душится парфюмом, чтобы легче было его поймать? Или все проще? Утром перед работой побрызгал на себя, запах за день не выветрился — значит, штука дорогая. Он же не рассчитывал, что жертва вырвется, а потом даст на него показания?
Все это было как-то глупо. От директора детдома особо не пахло. Я бы почувствовала. Сбивает следствие с толка, как он обычно и делает? По крайней мере, это была зацепка. Пока единственная. Девочка вспомнит этот запах — теперь он будет стойко ассоциироваться с нападением в подворотне…
Сон в этот вечер пришлось отменить. Работа кипела. Опера и криминалисты обшаривали подворотню, ползали по асфальту. Постороннего мужчину никто не видел. Делали поквартирный обход, поднимали людей. Жильцы испуганно ежились, пожимали плечами. Пенсионер проходил по аллее с собакой, вроде почудились отдаленные крики, но не точно. Еще один мужчина курил на балконе, заметил тусклый свет в подворотне, но не всматривался, да и жена позвала…
И все же задержание произвели. Шишковский и Хорунжев работали по школе — оттуда и потянули ниточку. Гардеробщица видела, как учитель пения, некто Глазьев, вышел вслед за девочкой. Вел себя неровно, словно не в себе был. Вахтер на крыльце курил, видел, как Танюша покинула школу. Сбежала по ступеням и засеменила вдоль здания, ранец за плечами подпрыгивал. Еще подумал: куда это она одна по темноте? Вроде был приказ по школе в темное время сопровождать детей. Но разве за всеми уследишь? Вахтер был пожилой, разменял седьмой десяток. Следом вышел Глазьев, обнаружил рядом вахтера и стал ходить вокруг да около по крыльцу. То есть вел себя в высшей мере подозрительно. Вахтер докурил, вошел в здание. Потом надоумило что-то — приоткрыл дверь, высунулся на улицу. Глазьев торопливо уходил туда же, куда ушла девчонка. Все это показалось странным, но вахтер значения не придал. И только потом, когда пришли оперативники, он начал вспоминать…
Учителя пения взяли по свежим следам — в одиннадцать вечера. Он еще не спал, испуганно хлопал подслеповатыми глазами. В квартире, кроме фигуранта, находилась мать — женщина малоподвижная, но крикливая. Она пыталась вступиться за сына, но особо не преуспела. «Задержан на двадцать четыре часа до выяснения обстоятельств», — объявил старший наряда.
В этот вечер по домам никто не расходился. Фигуранта допрашивали с особым пристрастием. Руки не распускали, но над душой висели. Я наблюдала за ним из соседней комнаты. Получасом ранее вытряхнули из постели директора школы с требованием выдать объективную характеристику учителю пения. Глазьев человек замкнутый, работает в школе несколько лет, семьи, насколько известно, нет. Педагог нормальный, на детей не кричит. Даже наоборот, чересчур сюсюкает с ними, использует уменьшительно-ласкательные обороты. Всегда какой-то потный, лоснящийся, волосы прилизаны. Со старшеклассниками заниматься не любит, предпочитает давать уроки третьим — пятым классам. Во время занятий словно преображается — становится увлеченным, стремится всех присутствующих вовлечь в свою орбиту. От природы имеет хороший музыкальный голос. Есть у него и любимчики, которым он уделяет повышенное внимание — странно, в их числе оказалась и Танюша Кулагина… На вопрос, допускал ли Глазьев в отношении детей что-то недозволенное, директор задумался, неуверенно ответил, вроде нет, Дмитрий Валентинович сохраняет дистанцию, а что вы, собственно, имеете в виду? И за что его, черт возьми, задержали?
Напротив Туманова сидел в меру упитанный мужчина лет сорока с небольшим. Вылитый Карлсон, кабы не отсутствие пропеллера. Жиденькие волосы, гладкая кожа, грушевидное лицо с испуганными глазами. Он нервничал, постоянно менял позу, несколько раз вытаскивал из кармана носовой платок и протирал очки.
— Какая глупость… Что вы от меня хотите? Я ничего не сделал… — бормотал мужчина.
Туманов настаивал: люди видели, как он направился за Таней Кулагиной. А через несколько минут в подворотне на нее напали. И кто это, интересно, может быть?
— Да вы в своем уме? — схватился за голову школьный педагог. — Ради бога простите, что вынужден грубить, но это возмутительно… Я не шел за Таней и не мог на нее напасть, я очень люблю своих детей. Поймите, я не тот человек, который может сделать плохо ребенку… Вахтеру показалось, это вышло случайно… Да, передо мной шла девочка, но потом я свернул за угол, где стояла моя машина… У меня серый «ЗАЗ‐968», можете проверить, я приезжаю на нем на работу, сейчас он стоит во дворе под домом…
— Ну что ж, еще лучше, — вкрадчиво проговорил Туманов. — Вернее, хуже… Для вас, Дмитрий Валентинович. Вы догнали Таню Кулагину на машине. Оставили на въезде в подворотню автомобиль с включенным двигателем и горящими фарами и побежали за девочкой. Не надо отпираться, Дмитрий Валентинович, что было, то было.