Розанна - Валё Пер

– Кто у них был? Ты?

– Нет, Меландер. Сказал, достойные люди.

– И больше ничего?

– Нет.

Асфальт был влажный, блестящий и скользкий. Колльберг со злостью выругался, когда задние колеса занесло при круговом движении по Линдхагенсплан. Через три минуты они уже приехали.

Им открыла супруга полковника.

– Аксель, два господина из полиции, – крикнула она в направлении комнаты.

– Пусть войдут, – прогремел господин полковник. – Или ты думаешь, я выйду к ним в коридор?

Мартин Бек стряхнул дождевые капли со шляпы и проскользнул внутрь. Колльберг с показной тщательностью вытирал подошвы на коврике.

– Прекрасная погода для маневров, – загрохотал полковник. – Надеюсь, вы извините, если я не буду вставать.

На столике перед ним лежали костяшки домино, стояли пузатенький коньячный бокал и бутылка «Реми Мартен». В двух метрах дальше светился экран телевизора, по комнате разносились оглушительные звуки какого-то эпизода многосерийного телефильма о повседневной жизни семейства Джетсонов, который и при нормальном звуке нелегко было вынести.

– Погода для маневров, ха-ха! Коньяк, господа? Лучшее лекарство.

– Я за рулем, – похоронным голосом произнес Колльберг, не сводя глаз с бутылки.

Прошло секунд десять, прежде чем в Мартине Беке победило чувство солидарности. Он вышел из оцепенения и отрицательно покачал головой.

– Говори ты, – пробормотал он Колльбергу.

– Ну? – зарычал полковник.

Мартин Бек ухитрился выдавить из себя улыбку и сделал оправдательный жест. Попытка вступить в разговор вывела бы из строя его голосовые связки минимум на неделю, в этом он не сомневался. Беседа продолжалась.

– Фотографии? Нет, мы уже не фотографируем. Я плохо вижу, а Аксель каждый раз забывает перевести кадр. Тот воспитанный юноша, который был здесь две недели назад, тоже нас об этом спрашивал. Очень милый молодой человек.

Мартин Бек и Колльберг быстро обменялись взглядами, причем не только потому, что удивились как супруга полковника описала Меландера.

– Просто удивительно, – гремел полковник. – Майор Йенш… ах, да, вы ведь не знаете, кто такой майор Йенш. Во время рейса мы сидели с ним и с его супругой за одним столом. Он офицер-интендант, прекрасный человек. Мы одного возраста, но неудачный конец восточной кампании испортил ему карьеру. Сами знаете, во время войны у них от продовольственных запасов буквально полки ломились, но после войны им, беднягам, пришлось трудно. Ну, конечно, Йеншу было не так уж и плохо, ведь он служил в интендантстве, а такие люди во время восстановления экономики на вес золота. Он стал управляющим продовольственной фирмы в Оснабрюке, если мне не изменяет память. Так что нам было о чем поговорить – столько общего, время пролетало просто незаметно. Майор Йенш во время войны много повидал. Да, много. Девять месяцев или одиннадцать он был офицером связи в Голубой дивизии. Голубая дивизия – знаете? Испанские элитные войска, которые Франко послал против большевиков. Должен сказать, что мы здесь у нас привыкли смотреть на итальянцев, испанцев, греков… гм, смотреть немного свысока, но должен сказать, ребята из Голубой дивизии свое дело знали…

Мартин Бек повернулся и с отчаянием уставился на экран телевизора, где в этот момент показывали репортаж как минимум месячной давности об уборке сахарной свеклы в Сконе. Внимание супруги полковника тоже было приковано к экрану, казалось, эта достойная женщина забыла обо всем, что происходит вокруг.

– Да, конечно, – прокричал Колльберг. Потом он глубоко вздохнул и продолжил с удивительной силой и целенаправленностью:

Господин полковник, вы только что упомянули о фотографировании. Просто удивительно…

Примерно минуту длилась уборка сахарной свеклы в Сконе. Она прекрасно успокаивала нервы.

– Простите? Ах, да, я хотел сказать: просто удивительно, но майор Йенш был настоящим гением в области фотографии. Хотя видит и слышит ненамного лучше нас. Он фотографировал с утра до вечера, а пару дней назад прислал нам бандероль с фотографиями, сделанными во время путешествия. Очень любезно с его стороны, наверняка ему пришлось заплатить несколько марок. Красивые фотографии. Такие же прекрасные, как и воспоминания, да.

Мартин Бек встал и приглушил звук телевизора. Он сделал это рефлекторно, для самозащиты, и сразу даже не сообразил, что делает. Фру полковник с недоумением посмотрела на него.

– Простите? Ах, да, естественно. Котик, принеси, пожалуйста, фотографии, которые мы получили из Германии. Я хочу показать их господам.

Мартин Бек хмуро наблюдал, как женщина по имени Котик с трудом поднимается из кресла у телевизора.

Фотографии были цветные, размерами 12х12. Они лежали в пакете, всего штук пятнадцать. Полковник сидел на диване и придерживал их большим и уаазательным пальцами левой руки. Мартин Бек и Колльберг заглядывали ему через плечо, каждый со своей стороны.

– Вот это мы, вот это фрау Йенш, это моя жена… а это я. Это снимок капитанского мостика. Видите, я разговариваю с капитаном. А это… к сожалению, глаза никуда не годятся… будь добра, подай мне лупу.

Полковник долго и тщательно протирал лупу, прежде чем продолжить.

– Ага, верно, это майор Йенш, это я с женой… этот снимок, наверное, делала фрау Йенш, поэтому он немного не в фокусе. Это снова мы, но с другой точки, если не ошибаюсь. Ага… момент… вот дама, с которой я разговариваю, ее звали фрау Либенайнер, тоже немка. Она сидела с нами за столом, очень симпатичная и достойная дама, но, к сожалению, уже в возрасте. У нее погиб муж под Эль-Аламейном.

Мартин Бек прищурился и увидел пожилую толстую женщину в цветастом платье и розовой шляпе. Она стояла выпрямившись и высоко вскинув голову у одной из спасательных шлюпок, с чашечкой кофе в одной руке и с куском торта в другой.

Просмотр продолжался. Сюжеты были несколько однообразные. У Мартина Бека начала болеть поясница. Как выглядит фрау Йенш из Оснабрюка он уже знал до мельчайших подробностей.

На столешнице из красного дерева перед полковником лежала последняя фотография. Это был один из тех снимков, наличие которых предсказывал Мартин Бек: «Диана» с кормы у Риддархольменской набережной в Стокгольме, на заднем плане контролеры и два такси, которые, очевидно, только что остановились у трапа.

Снимок, вероятно, сделали в последние минуты перед отплытием, потому что на палубе уже было много народу. На корме у первой спасательной шлюпки позировала фрау майорша Йенш из Оснабрюка. Прямо под ней стояла Розанна Макгроу. Она наклонилась вперед, облокотилась на поручни и слегка расставила ноги. На ней было широкое желтое платье на бретельках, босоножки и темные очки. Мартин Бек подался вперед и попытался различить, кто стоит рядом с ней. Одновременно он услышал, как Колльберг тихонько присвистнул.

– Да, да, да, – невозмутимо продолжал господин полковник. – Это пароход на острове Риддархольмен, это башня ратуши, ну да. А на верхней палубе Хильдегард Йенш. Тогда мы еще не были знакомы. Ах, да, просто удивительно, вот эта девушка несколько раз сидела за нашим столом. Думаю, она была из Голландии или Англии. Потом ее пересадили за другой стол, чтобы нам, старикам, было просторнее.

Могучий указательный палец с белыми волосками, кажущимися огромными под лупой, остановился на женщине в босоножках и мешковидном желтом платье.

Мартин Бек набрал воздуха в легкие и хотел что-то сказать, но Колльберг опередил его.

– Простите? – сказал полковник. – Уверен ли я в этом? Конечно, уверен. Она четыре-пять раз сидела за нашим столом. Насколько я помню, она ни разу не произнесла ни слова.

– Но…

– Да, ваш коллега уже показывал мне какие-то фотографии, но, понимаете, я не запомнил ее лица. Скорее, платье. Честно говоря, я запомнил даже не платье, да.

Он повернулся к Мартину Беку и больно ткнул его могучим указательным пальцем в грудь.

– Скорее, декольте, – сказал он громоподобным шепотом.

XVIII

Было четверть двенадцатого, когда они снова сидели в управлении, в Кристинеберге. Ветер усилился, струи дождя били прямо по оконным стеклам.